надеясь, что она не заметит мою эрекцию в тусклом свете автомобиля. Повернув голову, я увидел, что она смотрит на меня, поджав губы. К счастью, она смотрела мне в лицо.
― Что? ― спросил я, когда она не стала отводить взгляд.
― Ты сказал, что у тебя есть идея получше, ― сказала она, начав возиться с ремнем безопасности.
― Не делай этого, ― огрызнулся я.
Она замерла, ее глаза в замешательстве забегали.
― Чего не делать?
― Он нужен для того, чтобы обезопасить тебя.
― Мой ремень безопасности? — спросила она. Она послушно расправила его на плече, но когда мой взгляд вернулся к дороге, то краем глаза я заметил, что она закатила глаза.
Удивительно, что люди прожили достаточно долго, чтобы научиться ходить. Даже после нескольких десятилетий жизни на этой планете хрупкость ее тела казалась ей неожиданностью. И каждое мгновение, проведенное с Теей, говорило о том, что инстинкты выживания у нее как у комара.
― Итак? — надавила она. ― Что ты задумал?
― Я все еще обдумываю это. ― У меня действительно была идея, но даже я понимал, что она безумна. Может быть, я просто реагирую на ее близость? Должно быть, так. Было бы опрометчиво принимать решение, не узнав ее как следует.
Тея вздохнула, ее дыхание осело дымкой на окне. Несколько минут она молча смотрела на городские огни, затем повернулась в кресле.
― Ты собираешься заставить меня забыть?
― Я не знаю, ― признался я.
― Почему? — потребовала она.
― Я не совсем уверен. ― Я включил поворотник, когда карта на экране подсказала мне, что надо свернуть.
― Почему твоя мама попросила тебя сделать это? — спросила она.
Я взглянул на нее, понимая, что она пытается помочь мне решить, что с ней делать. Она была странным, слабым существом.
― Вампиры очень избирательно относятся к тому, с кем они делятся личными делами. Обычно мы знакомы с человеком много лет, прежде чем решаемся рассказать ему правду.
― Личные дела? ― хихикнула она. ― Ты всерьез предполагаешь, что у вампиров существует политика «не спрашивай, не говори»?
― Нет, я предполагаю, что человек обычно узнает о нас, когда становится нашей закуской, ― прорычал я.
― О.
Тихое урчание привлекло мое внимание, и только через мгновение я понял, что звук исходит от хрупкой женщины, сидящей на соседнем сидении. Через секунду ее пьянящий цветочный аромат изменился, став чуть более сладким. Я некоторое время изучал его, прежде чем понял, в чем дело.
― Ты… голодна?
― Нет, ― сказала она слишком быстро.
― У тебя урчит в животе, ― заметил я, ― и сахар в крови понижен.
― Как черт возьми…? ― Она уставилась на меня так, словно это была самая странная вещь, которую она услышала за этот вечер.
― Я чувствую запах, ― объяснил я.
― Моего голода? ― Она придвинулась ближе ко мне. Это показалось мне странной реакцией, пока я не понял, что она выглядит совершенно очарованной.
― Это один из вариантов узнать об этом. ― Моя голова слегка запульсировала, когда я попытался отгородиться от ее меняющегося запаха. ― Ты голодна, поэтому твое тело выделяет глюкозу. От этого твоя кровь стала пахнуть слаще.
― Ты чувствуешь запах моей крови?
Наконец-то ее что-то напугало.
― Это удивительно, ― сказала она после минутного раздумья.
Или нет.
― Суть в том, ― сказал я сквозь стиснутые зубы, ― что тебе нужно поесть.
Она пожала плечами, как будто для нее это не имело значения.
― Я могу выпить кофе.
― Тебе не помешала бы еда.
― Ты уверен, что тебе самому не нужно поесть? — спросила она резко, ― Потому что ты немного злоголодный2.
― Злоголодный?
― Голодный и злой, ― пояснила она. ― Тебе действительно нужно многое наверстать.
― Да, мне не терпится узнать все способы, которыми человечество испортило английский язык. — Я остановился перед закусочной и припарковался. Она была обшарпанной, с потускневшим от времени фасадом, но хорошо освещенной. Внутри между синими виниловыми кабинками перемещалась официантка, радушно улыбаясь. Это было похоже на то место, которое может понравиться человеку. ― Это подойдет?
― У них есть кофе. ― Она потянулась к двери.
Я был быстрее. Через секунду я открыл ее снаружи и протянул ей руку. У нее открылся рот, но она быстро взяла себя в руки.
― Как ты это делаешь?
― Я хищник. ― Я помог ей выйти из машины. ― Я создан для охоты.
Она сглотнула, привлекая внимание к ее фарфоровой шее. Кожа была настолько бледной, что почти просвечивала, и было слишком легко разглядеть голубые вены, проступающие под ней. Я уже несколько десятилетий не кусал женщин за шею. В кругах вампиров так пометить женщину означало только две вещи. И ни то, ни другое я не собирался делать.
― Ты хочешь меня укусить? ― прошептала она, и я понял, что смотрю на нее уже достаточно долго, чтобы она заметила.
Я поморщился, желая, чтобы ее вопрос не звучал так прямо, и покачал головой.
― Нет. Я не собираюсь тебя кусать.
― Так ты не голоден? — спросила она.
Черт побери, она что, хотела, чтобы я ее укусил? Плохо было то, что мои клыки еще не полностью втянулись. Мне было больно.
― Нет, я не голоден, ― резко ответил я.
― Слушай, если тебе нужно… э-э… — Она уставилась в землю, ее щеки покраснели.
― Что? ― спросил я.
― Поесть, ― пролепетала она. ― Я имею в виду, что я у тебя в долгу, и думаю…
― Никогда больше не предлагай вампиру свою кровь, ― прорычал я. Одна мысль о том, что вампир — любой вампир — выпьет кровь Теи, заставила мои клыки удлиниться.
Ее глаза расширились, когда она увидела их.
― Но ты же голоден…
Мне потребовалась каждая унция самоконтроля, чтобы не прижать ее к машине и не принять ее предложение. Она не стала бы сопротивляться, как только я оказался внутри нее. Единственная проблема заключалась в том, что я не мог решить, чего мне хочется больше: впиться в нее зубами или вогнать в нее свой член.
― Никогда, ― прорычал я и направился к двери. ― Пошли поедим.
Когда я открыл дверь, звякнул колокольчик. Я придержал ее. Войдя внутрь, мы остановились у потрепанной стойки. В окне появилось лицо с глубокими морщинами. Он помахал в воздухе