дрова.
Вместо надежды остались одни драгоценности, раздававшиеся доверенным лицам на сохранение «до лучших времен».
Врученные о. Алексию Васильеву так и зарыты неведомо где, а сохраненные в Семье – судорожно срывались потом с мертвых тел классическим злодеем Юровским, когда о нем думаю – представляю себе карикатурного Карабаса-Барабаса. Как он боролся за право на первый выстрел! История ведь российская, не шутка!
– Я огласил приговор, Царь только и произнес: «Что-что?»
Фотограф Юровский отстаивал звание главного цареубийцы. Симфония смерти. Вначале стыдились, робко признавали только расстрел «бывшего царя». Потом удалыми голосами и без тени раскаяния или сожаления по Всесоюзному радио вещали, как это здорово, что расстреляли Семью, отчитывались, кто стрелял лучше и дольше, а лицо моей бабушки каменело.
– Кстати, мы стоим сейчас как раз на том месте, где раньше была Благовещенская церковь. Ее разрушили, я точно не скажу когда, по-моему, в 1919-м. И здесь же, при церкви, скорее всего, и дом священника стоял. Обычно священник с семьей получал жилье при церкви, общее церковное хозяйство. Церковь – его забота. Дом, наверное, был двухэтажный. Дворик, собака, прислуга.
Священники в Тобольске зажиточно жили. Особенно при такой церкви, что напротив губернаторского дома. Царская Семья так и ходила – вначале прямо, через все это пространство, где теперь Плац-Парадная площадь, потом огородили путь длинным деревянным забором, чтобы людей не смущать. Шли ведь люди Царю-батюшке поклониться. Здесь, в Тобольске, среди народа разных мнений не было – грех великий совершается, на самого Царя замахнулись!
Громко протестовать боялись. Тут уж не прибаутки «дальше Сибири не сошлют», тут голова с плеч. Народ безмолвствовал.
Да, во дворе Дома Свободы прудик с утками был устроен, за деревянным забором. Тут ваша бабка Лизавета, будучи двенадцати неполных лет от роду, играла с Цесаревичем. Все сходится.
Окончательно все сойдется чуть позже, я и архивы тревожила, и в библиотеках местных копала. Узнала в точности, как поступили с Благовещенской церковью. Нашла и клировые записи. Подробности быта – как, сколько и что именно находилось в ведении священника Алексия Васильева. Но главное – секретные документы, материалы допросов. И заметьте, 1934 год!
Пришлось.
Ненавижу архивы. Стылые сверху донизу помещения или обветшалые, там окошечко и справку выдадут через неделю, сонный голос просит оформить заявку, расписаться и уйти подобру-поздорову.
Но в Тобольске все иначе. В огромное помещение допускают без труда, и документы оцифрованы. Юная Аллочка поясняет: если священник действительно существовал, то в клировых ведомостях найдутся нужные документы. Кто он был, происхождение, члены семьи. Отыскала она в «Клировых ведомостях» от 1912 года сведения о настоятеле Благовещенской церкви.
Сын диакона, в 1912 году ему 44 года, Тобольскую семинарию окончил в 1885 году. Жена – Лидия Ивановна Сеньтяшева, 1866 года рождения, из духовенства.
Поженились в 1888-м, первый сын рожден в 1893 году. Дети появлялись один за другим. Семен, Георгий, Василий и в 1906-м – дочь Елизавета.
За усердное служение награжден в 1901 году Скуфьею, в 1906-м – Камилавком. Жалованье 137 рублей в месяц.
В доме проживали также двое церковных служащих, кухарка и дворник.
Настоящий год рождения установить трудно, по некоторым документам выходило, что 1867 года, по другим – что родился годом позже, так или иначе – почти ровесник Царю. И отец пятерых детей. Преданный делу, верный и любящий муж.
Рабочий зал архива, такой уютный поначалу, в конце концов вызвал спазмы в желудке, неприятие архивов у меня как хроническое заболевание – первым местом работы была библиотека, я часами переписывала на карточки номера страниц и аннотации, там и выработалась аллергическая реакция на это занятие, а почва у всех болезней, как известно, нервная.
Сбежала через полгода, из которых месяц в больнице провела, меня преследовали самые неожиданные недомогания, до сих пор вспоминаю с ужасом.
Подвижный образ жизни – мое спасение. Я закуталась в шерстяную кофту, потом еще и вещи из гардероба забрала, дрожь только усилилась. Не бывает удобных архивов, как здесь милые девушки-сотрудницы целыми днями сидят? Впрочем, они привычные, служба ежедневная, а климат сибирский их закалил. Холод вперемежку с сыростью, иногда солнце.
Аллочка так радовалась, что я нашла данные! При необходимости, заверила она, на сайте архива смогу их снова запросить.
А фотографии нет и, по всей видимости, в архиве не сохранилась. Одна надежда – в Краеведческом отделе Публичной библиотеки рыться – в этом же здании, вход с улицы.
Я поспешно ретировалась, беспорядочно сбрасывая листочки с записями в сумку, надеясь покинуть архив в непростуженном состоянии, еще столько встреч впереди!
Не хватало свалиться с температурой и вспоминать потом, «как я лечилась, и добрые сибиряки помогали мне заваривать целебные травы».
Всего лишь кругом обошла, обогнула здание – и вот я в воротах Тюремного замка, крыльцо в десяти шагах. Какая территориальная компактность!
Библиотека величественная, мраморные лестницы, старинная мебель, ковры.
И пустота. Никого.
Но сбегаются милые женщины на помощь, лица их озаряются улыбками, имя Полины Сергеевны открывает все двери передо мной, как волшебный ключ.
– Да, она звонила нам, мы знаем, что вы ищете сведения о прадеде – священнике. У нас тоже все оцифровано.
Заведующая ввела меня в свой кабинет, опыт запросов у нее накоплен.
– Я введу в поиск компьютера фамилию-имя-отчество, но надежды мало. Сохранившиеся фотографии того периода – редкость.
– Да, и в семейном архиве я ничего не нашла.
Но через пять минут на экране получен ответ: Васильев Алексей Павлович.
Фотография Туленкова, 1884 год.
И на оборотной стороне – надпись: Якову Петровичу Сребренникову от Алексея П. Васильева, 31 октября. В этом году он окончит Тобольскую семинарию.
Серьезное, даже слегка насупленное лицо. Короткие волосы на прямой пробор, сюртук, белый стоячий воротник, галстук завязан бантом. Как сын Георгий на него похож! Да и моя бабушка тоже, нижняя часть лица одинаковая. Да, это мой прадед!
– Но сомнение у меня, Антонина Петровна, – ему здесь восемнадцать лет, значит, он еще учился в семинарии. А одет в штатское, семинаристы ведь форму носили?
– Форму позже ввели. В 1884-м семинаристы снимались именно так, посмотрите. – На экране возникли фотографии выпускников семинарии восьмидесятых – форма одежды точно соответствовала найденному нами портрету, сделанному в ателье Туленкова. – Вам повезло, Светлана. – Антонина Петровна сияет. – Я сама не надеялась, что найдем. Планы города того времени – это без труда, здания – иногда, ведь многие разрушены, а снимки делались не систематически. Гравюры иногда помогают, нам их жители города приносят. Тобольск особенное место, это сейчас мы в захолустье,