Но самое скверное – гауптштурмфюрер все-таки заставил его очухаться, именно потому, что тоже отпустил и все понял. Именно потому, что клятый эсэсовец, желая понять, единственный из всех, за кем право имелось решать, посмотрел на Сэма как на человека, конкретного и реального, а не только как на соответствие строчке служебного донесения. Даже вынудил ненавидеть себя и тем вернул Сэму некоторую жизненную силу. Это не был гестаповский трюк, Сэм бы почувствовал. Нет, дело обстояло гораздо хуже, гауптштурмфюрер затеял с ним, лично с ним, отношения, смысл которых Сэм никак не мог определить для себя.
До сих пор, то есть в течение трех недель, он существовал в относительной свободе, если исключить болезнь и опеку Лис. Иначе говоря, беспрепятственно передвигался по базе, мог даже запросто, если бы захотел, войти в любое помещение. Марвитц сколько раз звал его ради любопытства заглянуть в лабораторию к Шарлоте, нельзя же киснуть без женского общества. Сэм был уверен, что, если бы ему в голову пришла безумная мысль самому постучаться в жесткую, обитую железом дверь с надписью «Аненэрбе», он услышал бы сухое «войдите!», и тот же Ховен выслушал бы, зачем он пришел. Правда, к гаупштурмфюреру его вызывали уже дважды. Тут как раз и было ограничение его кажущейся свободы, проигнорировать приглашение он не посмел, черт его знает почему. Утешением служило одно то, что любой из местных жителей базы и сам капитан Хартенштейн в подобных обстоятельствах бежали к штабному блоку на полусогнутых, не мешкая ни секунды, а Сэм все же шел вразвалочку, будто оказывал одолжение. Но все же шел. И не было здесь никакого одолжения, лишь вынужденное смирение перед вышней властью.
Но и походы те были странными. Или представлялись таковыми. Просто оттого, что Сэм не видел к ним явного повода. Гауптштурмфюрер Ховен его даже не допрашивал в прямом понимании этого слова. Их встречи скорее напоминали досужие посиделки, правда, по меньшей мере одно лицо участвовало в них против своей воли. У Сэма не выпытывали военные секреты, количество родственников и обстоятельства личной жизни, только раз Великий Лео спросил его, сколько у Сэма детей, и очень удивился, узнав, что тот не женат. Значит, в досье на него, Сэма, не имелось даже такого обыденного факта из личной биографии. Да и существовало ли это досье на деле? Сэм все более склонялся, частью из экономии мышления, частью от раздражения, что в реальности его история выглядела так: случайный приятель донес на него в случайном эпизоде, а тут еще кстати вышла погоня бомбардировщиков, капитан послал соответствующий запрос, в Берлине подумали-подумали, вероятно, недолго, и, чтобы не срывать задания и не маяться с выгрузкой раненого, послали ответный приказ взять с собой, авось гауптштурмфюреру Ховену на что-нибудь да сгодится. Не гонять же, в самом деле, ради одного лейтенантишки крейсерскую подлодку вокруг света? И теперь тот же Ховен не знает, как ему поступать дальше с «дорогим подарочком».
Больше всего обескураживало, что даже словесных драк меж ним и Ховеном толком не выходило. Хотя гауптштурмфюрер куражился, правда, как-то вяло, а Сэм огрызался, но эти перепалки противостоянием назвать никак было нельзя. Сэм, однако, желал теперь дуэли, непременно победителем. Ховен же коварно ускользал, напоследок обдавая градом насмешек, ответить на которые значило потерять достоинство, а не ответить – целый день потом сожалеть. Вот и вчера повторился похожий сценарий. Лео вызвал его к себе, и Сэм, пусть нехотя, но явился пред начальственные очи.
– Нет ли каких пожеланий? – неожиданно спросил его гауптштурмфюрер. Вовсе не вежливо-официально, а с привычной ядовитой подковыркой. – За это время должны возникнуть. Как вам живется совместно с Линде? Не спились еще?
– Никак нет, – огрызнулся Сэм, – жалоб не имею, похмельного синдрома тоже.
– А я вас не о жалобах спрашиваю, лишь о пожеланиях. Жалобщиков у меня и без вас хватает, – Ховен кивком головы указал на толстую канцелярскую папку. – Чернила только изводят, будто я содержу писчебумажный склад.
В этот миг Сэм невольно ощутил вынужденное неудобство, будто нарочно напрашивался в осведомители, когда никто и не думал предлагать. Вечно гауптштурмфюрер вывернет все наизнанку, добудет постыдный смысл из самых простых слов, на это он мастер.
– Пожеланий тоже нет. В смысле, выполнимых в данных обстоятельствах, – сухо ответил Сэм и демонстративно посмотрел в потолок.
Гауптштурмфюрер посмотрел вслед за ним, ничего не увидел и вопросительно перевел взгляд на Сэма, явно издеваясь: какие же узоры там написаны?
– К питанию претензий нет? Впрочем, кормят вас наравне со всеми, а разносолов предложить не могу. Одеждой вы обеспечены? Ну, мало ли, вдруг подштанников не хватает. В этом случае не стесняйтесь, обращайтесь прямо к Марвитцу, вы с ним вроде приятели. Из книг хочу порекомендовать «Майн кампф», имею аж четырнадцать экземпляров. Не желаете? Напрасно. Братьев Манн или Шпенглера наверняка вы и без того читали, а с идейной литературой противника когда еще выпадет шанс ознакомиться? – продолжал глумиться Ховен.
– Обойдусь и без этой чести. К тому же не считаю нужным тратить время на чтение заведомой макулатуры, – еще суше процедил Сэм. Он уже тихо бесился.
– Ну да. Дел у вас по горло, – коварно заметил ему гауптштурмфюрер.
И тут, уж без дураков, наступил Сэму на больную мозолину. Две недели без малого Сэм слонялся по базе, как приблудный монах на съезде атеистов. Вокруг него все население поселка, не говоря уже о казармах подводников, жило по часам. Все работали, суетились, куда-то спешили, даже Бруно важно восседал в своей радиорубке. И даже Эрнст ровно в девять исчезал в организованном им со знанием дела медпункте, оделяя страждущих касторкой и аспирином, вскрывая нарывы, латая порезы, однажды бесстрашно вырвал зуб мудрости у старшего механика базы Ганса Тенсфельда, за что и получил в подарок жестяной абажур с резными краями. Один только Сэм шатался от барака к бараку от вынужденного безделья, всем мешал, видел это, но все равно валяться на кровати выходило еще хуже. Он облазил окрестности базы, однажды чуть не заблудился, за что от Герхарда достался ему болезненный подзатыльник, ничего интересного не нашел, снег и лед, хотел было прогуляться на берег и поглядеть на пингвинов, да гордость не позволила. Вспомнил, как Ховен предрекал, что выйдет из Сэма пингвиний царь, и не пошел. А тут еще, будто назло, гауптштурмфюрер полез грязными руками в душу.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Данте Алигьери, «Божественная комедия», в переводе М.Л. Лозинского.
2
Дж. Бруно, «Избранное», в переводе М.А. Дынника.
3
И. В. Гете, «Фауст», в переводе Н. Холодковского.
4
Гомер, «Одиссея», в переводе В. Жуковского.
5
И.В. Гете, «Фауст», в переводе Н. Холодковского.