Читать интересную книгу Когда исчезает страх - Петр Капица

«Затягивает время, — решил Ширвис. — Нет, меня это не устраивает». Он любил бои резкие и рискованные, с постоянной угрозой нокаута. У него не хватало терпения плести замысловатую сеть ложных нападений и хитрых уходов. Тщательная разведка и осторожность не входили в его тактику. Он полагался на свою выносливость, быстроту и силу натиска.

Чтобы сбить противника с занятой позиции, Ширвис разрядил свое нетерпение в серии полновесных ударов.

Кирилл довольно легко парировал их раскрытыми перчатками и по-прежнему оставался посредине ринга. Он не желал принимать навязываемого темпа и, настороженно следя за движениями Яна, заставлял его двигаться по кругу.

Ширвис сделал один за другим два ложных выпада, опять ринулся в атаку, но ему и на этот раз не удалось разбить защиту противника. Кочеванов, плотно закрывшись, выждал, когда ослабнет яростный натиск, и неожиданно нанес такой крюк справа, что Ширвис отлетел к канатам. Удар был сильным и точным. Опасаясь новых крюков справа, Ян тоже стал прикрываться, но он не убавлял напора, а, кружась по рингу, продолжал безостановочно нападать. И все же ему не удалось заставить Кирилла изменить тактику. Тот невозмутимо действовал по какому-то своему плану, который трудно было разгадать.

Обороняясь, Кирилл старался не терять очков: внимательно наблюдая за Яном, он по едва приметному сокращению мышц угадывал, с какой стороны последует удар, вовремя блокировал его или быстрым движением ног, корпуса, головы ускользал от прямых попаданий, успевая при этом наносить точные ответные удары.

«Что предпринять? — досадуя, думал Ян. — Я измотаюсь, а Кирюшка останется свежим. Пусть судьи видят, что он не желает нападать».

Перестав двигаться, Ян нарочно опустил руки, чтобы смутить Кирилла, а тот, словно ожидал этого, мгновенно переменил тактику, пошел в стремительное наступление. Невероятным напором он загнал Яна в угол, начал наносить удары слева и справа, почти не прикрывая грудь.

«Ну, наконец-то!» — обрадовался Ширвис.

В горячке боя он нанес Кочеванову несколько ответных ударов, заставивших того отпрянуть с поднятыми перчатками и крепко прижатыми к груди локтями.

Кирилл на короткое мгновение замер, вслушиваясь в бурную работу сердца. Не чувствуя стеснения в груди, он опять раскрылся, чтобы действовать свободней. Теперь уже он наступал, не давая противнику передышки…

Когда прозвенел гонг, извещавший о конце раунда, оба боксера как бы с неохотой разошлись по своим углам. И трудно было понять, кто из них выиграл первый раунд.

Расслабив мускулы и дав себе полнейший отдых, Кирилл с удовлетворением отметил, что совсем не устал и может драться больше трех раундов. «Не предложить ли ему свой темп? Рывки измотают. Он, конечно, еще больше обозлится. А злость — плохой союзник. Только бы мне самому не потерять самообладания».

Во втором раунде, сойдясь посредине ринга, боксеры разрядили свою силу в таком потоке ударов, что судья вынужден был отпрянуть к канатам.

Темп боя резко повысился. Теперь его уже навязывал не Ширвис, а Кочеванов, сменяя одну атаку другой. Он смело шел на сближение, но не ослаблял бдительности, а был наблюдательным и главное — спокойным в мгновения промахов и неудач. Вот это и обескураживало Ширвиса. В таком бурном бою боксерам нелегко прикрывать уязвимые места. Тут уж не зевай — обрушивайся и добивай противника. Но с Кириллом почему-то не получалось того, что с другими. Удары чаще всего шли вскользь, не достигали цели. Словно предвидя их, Кирилл опережал: то подставлял раскрытую ладонь, то предплечье или мгновенным поворотом головы, корпуса уклонялся — и тут же нападал сам. Кирилл явно переигрывал Ширвиса, оставаясь неуязвимым.

«Ну и хитрец, — со злостью думал Ян. — Я тебя сейчас подловлю».

Желая наверстать упущенное, Ширвис полностью раскрылся, чтобы получить возможность больше наносить ударов и вызвать противника на такие же действия. А Кочеванов словно этого и ждал: он мгновенно нанес такой силы удар, что у Яна потемнело в глазах и ноги, словно одеревенев, стали грузными…

В последние секунды раунда Ширвис вынужден был уйти в глухую защиту, так как с трудом переводил дыхание. В боку у него тупо покалывало. Тело покрылось пятнами. Он лоснился от пота.

«Такого еще со мной не бывало, — недоумевал Ян, уйдя после гонга в свой угол. — Неужели я так выдохся? Нет, это оттого, что он работал по корпусу и сбил дыхание. Ну, погоди, я тебе покажу!»

Секундант, освежавший его мокрой губкой, говорил:

— Ты зарываешься. Нельзя так раскрываться. Он ловит каждый промах: даст, даст — и прикроется!

«Не в этом дело, — досадуя, думал Ширвис. — Кирюшка раздражает идиотским упрямством, нежеланием вести бой так, как предлагают ему. Они с Сомовым видели, как я дрался, и придумали хитрую тактику. Мне обязательно надо было припасти какую-нибудь новинку, а я понадеялся на свою силу и неутомимость. В последнем раунде отдам все, что могу. Нужно кончить бой нокаутом, иначе проиграю».

В начале третьего раунда боксеры как бы заново начали бой: они вели разведку, нанося лишь легкие удары.

Сейчас Ширвис накопит взрывную силу и обрушится на Кочеванова. Он, конечно, сомнет его и не даст передышки до нокаута. В боксе побеждают не осторожность и техника, а сила и крепкий удар. Так думали неискушенные зрители, видевшие, как Ян расправлялся с прежним противником.

— Начинай по-мужски драться, довольно танцевать! — кричали они из зала.

А Кирилл словно не слышал их. Он был невозмутим и, казалось, обладал каким-то колдовским секретом: попав в вихрь ударов Ширвиса, выходил невредимым и способным к контратакам. То он обрушивал короткую серию неприятных по резкости тычков, то кружил по рингу, то вдруг ошеломлял резкими встречными ударами и завязывал ближний бой.

Обескураженный этой неуязвимостью, Ширвис терял уверенность в своей тактике. Теряя самообладание, он решил пустить в ход крюки слева, перед которыми редко кто выстаивал.

Но два промаха подряд окончательно сбили ему дыхание. Ширвису не хватало воздуха. Боксер расплачивался за свое безрассудство, за нежелание считаться с умением другого. Ему казалось, что если он перейдет к обороне и даст себе короткую передышку, то все изменится, но тут же отверг эту мысль: «Остались считанные секунды. К черту защиту! Кирилл устал не меньше моего. Победа только в наступлении».

Собрав остатки сил, Ян пошел в атаку, применяя комбинированные серии ударов. Но как-то так случилось, что, заканчивая комбинацию, он не нашел устойчивого положения. Сильный ответный удар сбил его на колени…

Ширвис мгновенно вскочил и почувствовал, как помост закачался под его ногами. Все стало зыбким.

Глаза боксера застлал туман. Он уже не наносил полновесных ударов, а лишь толкался кулаками.

Кирилл мог бы закончить бой нокаутом, но он пощадил Яна — дал ему выстоять до конца раунда.

Ширвис словно издалека услышал медный звон гонга и устало опустил кулаки.

Судьи совещались недолго. Победа за явным преимуществом присуждалась Кочеванову.

Потрясенные зрители замерли. Им казалось, что Кочеванов выиграл каким-то незаконным путем, что его поведение на ринге было похоже на расчетливость шахматиста. Лишь тонкие ценители бокса поняли — родился новый талантливый боксер со своеобразным стилем боя, рассчитанным не на грубую физическую силу, а на мастерство, гибкую тактику и неимоверную быстроту реакции. И они горячо захлопали Кочеванову.

Но в огромном зале эти аплодисменты затерялись, как случайные. Публика не желала приветствовать победителя. В те времена больше ценился грубый силовой бокс.

* * *

Почти одновременно на стадионе «Динамо» проходили легкоатлетические соревнования.

Погода была неустойчивой. Ветер, дувший с Финского-залива, то нагонял дождевые тучи, то расчищал небо до синевы.

Кальварскую беспокоила только гаревая дорожка. От частых дождей она размякла. Попробуй показать на такой хорошее время! Постоянные конкурентки — динамовка Дятлова и студентка Института физкультуры Тулова Зосе были неопасны: в этом сезоне они показали худшее время, чем она на последней прикидке.

За соревнованиями по другим видам легкой атлетики Кальварская не следила. Зачем утомлять себя лишними волнениями?

Перед днем забегов она плохо спала. Ее вдруг начало лихорадить от тревожной мысли: что же дадут ей последние соревнования? Кому выпадет счастье подняться на пьедестал почета, а кому опять до весны останутся одни лишь нудные тренировки?

Еще когда Зося училась в школе, она любила перед соревнованиями пройтись вдоль трибун, чтобы ею заинтересовались зрители и с любопытством спрашивали? «А кто вон та, с хорошей фигуркой?» И очень воодушевлялась, если слышала лестные для себя объяснения: «Восходящая звезда, будущая чемпионка».