Читать интересную книгу Белгравия - Джулиан Феллоуз

– Ты все время молчал за ланчем. Что случилось? – спросила она.

Перегрин закрыл фолиант и некоторое время сидел молча. Он обвел взглядом портреты над книжными шкафами из красного дерева: суровые мужчины в париках, женщины в шнурованных атласных платьях – его предки, его семья, чья кровь текла в его жилах, а у него самого наследника, увы, не будет. Потом снова посмотрел на жену:

– Вот скажи, почему мой брат, человек, который за всю свою жизнь ни разу не сказал и не сделал ничего путного, дожил до того времени, когда его дети женятся, а внуки обступают кресло дедушки?

– Перегрин!..

Каролина села рядом с мужем и положила тонкую руку ему на колено.

– Прости, – сказал граф, покраснев, и покачал головой. – Веду себя как глупый старик. Но иногда меня выводит из себя подобная несправедливость.

– А меня, думаешь, не выводит?

– Каролина, – вздохнул он, – ты когда-нибудь представляешь себе, каким бы Эдмунд стал сейчас? Наверняка он был бы потолще, чем мы его запомнили. Он бы, конечно, женился, и у него бы родились дети: умные сыновья и красивые дочери.

– А может, наоборот: умные дочери и красивые сыновья?

– Не все ли равно. Главное, что Эдмунда больше нет. Наш сын покинул нас, и, ей-богу, я не понимаю, почему это должно было случиться именно с нами.

Будучи типичным англичанином, Перегрин Брокенхёрст выражал свои эмоции в той неловкой манере, которая порой бывает пронзительнее красноречия. Он стиснул ладонь жены. Его светлые голубые глаза наполнились влагой.

– Прости меня, дорогая, я очень глупо себя веду. – Он посмотрел на Каролину почти с нежностью. – Наверное, просто не могу не задавать себе вопрос: ну почему все так сложилось? – Он встряхнул головой и горько рассмеялся. – Не слушай меня. Надо перестать пить портвейн. От него я вечно чувствую себя несчастным.

Каролина погладила руку, сжимающую ее ладонь. Как легко было бы рассказать мужу правду, сообщить, что у него есть внук, унаследовавший если не его положение, то хотя бы его кровь. Но она не знала всех подробностей. Правду ли говорила Анна Тренчард? Сперва надо было все как следует выяснить. И еще, Каролина ведь пообещала этой женщине хранить молчание. А леди Брокенхёрст, надо отдать ей должное, была человеком слова.

Никакие валериановые капли не помогали Анне унять жуткую головную боль. Ей казалось, что голову режут надвое стальным ножом. Причину она знала, и хотя не была склонна, к истерикам, однако чувствовала, что после разговора с леди Брокенхёрст обратный путь до Итон-сквер был одним из самых трудных в ее жизни.

Когда Анна вернулась в дом номер сто десять, она так дрожала, что, постучавшись в собственную дверь, не смогла ничего вразумительно объяснить. Билли, открывший ей, был крайне озадачен. Что, интересно, делала госпожа одна на улице, если теперь вся трясется, как желе? Где кучер Кверк? Все это было очень странно и в ожидании ужина дало немало поводов для обсуждения в людской. Но никто, разумеется, не пребывал в таком смятении, как сама Анна, когда она медленно поднималась по лестнице в свои комнаты.

– Миссис Тренчард как будто оцепенела, – сказала ее камеристка Эллис, усаживаясь вечером за стол. – Только собаку свою обнимала да раскачивалась в кресле.

Эллис была не слишком довольна своей судьбой. После бурных дней Ватерлоо, когда улицы Брюсселя кишели симпатичными солдатами, которые только и ждали, как бы переброситься словечком с хорошенькой служанкой, жизнь в Лондоне показалась ей чересчур размеренной. В письмах к своей подруге Джейн Крофт, которая некогда служила камеристкой у мисс Софии, а теперь удачно устроилась экономкой где-то в провинции, Эллис постоянно грозилась уехать и найти себе какую-нибудь новую работу. Но, по правде говоря, она и сама понимала, что уволиться было бы глупо. Ей страсть как хотелось получить место в более благородном доме, и ее беспокоило, что она работает в семье, не имеющей титула, но Тренчарды платили своим слугам более щедро, чем, по слухам, многие аристократы, а еда, которую им подавали в комнате для прислуги, была выше всяких похвал. Миссис Бэббидж выделили на расходы вполне приличную сумму, и она почти каждый день готовила мясо.

– Вроде бы непохоже, что заболела, – кивнул Билли. Вдохнув запах тушеной говядины с картошкой, исходивший из большой медной кастрюли в центре стола, он оживленно потер руки. – Ну скажите сами, слыханное ли дело, чтобы госпожа вот так разгуливала одна по улицам? Она уходила по каким-то своим делам и явно хотела, чтобы хозяин об этом не прознал, точно вам говорю.

– Думаешь, у нее дружок завелся? – хихикнула одна из служанок.

– Мёрси, а ну марш к себе в комнату!

В дверях, уперев руки в боки, стояла миссис Фрэнт в черной блузе с высоким воротником и в черной юбке, а на груди у нее была приколота светло-зеленая камея. Она проработала у Тренчардов всего три года, но многолетний опыт службы говорил экономке, что за такое место стоит держаться, так что глупостей в комнате для прислуги она не терпела.

– Простите, миссис Фрэнт, я только…

– Вы немедленно отправитесь наверх без ужина, а если я услышу еще хоть одно слово, то вы завтра же окажетесь на улице без рекомендаций.

Девушка шмыгнула носом, но защищаться больше не пыталась. Когда она убежала, миссис Фрэнт заняла ее место.

– Вы можете беседовать о чем угодно, но обсуждать наших хозяев я не позволю.

– И тем не менее, миссис Фрэнт, – сказала Эллис, которая всячески старалась показать, что не подчиняется экономке, – согласитесь, что головная боль, от которой нужна валерьянка, – это очень непохоже на хозяйку. Такого недомогания у нее не случалось с тех пор, как они с мисс Софией ездили навещать больного кузена в Дербишир.

И две женщины обменялись многозначительными взглядами.

Поскольку Анна ничего не объяснила, Джеймсу Тренчарду оставалось лишь гадать, почему жена так рано отправилась в постель и попросила подать ей ужин наверх. Он решил, что ее состояние связано с Чарльзом Поупом и с тем, что он запретил супруге рассказывать Каролине Брокенхёрст о существовании молодого человека. И хотя Тренчард не переменил своего мнения, но все же хотел при первой возможности восстановить добрые отношения с женой. Поэтому когда Джеймс нашел среди писем, доставленных с последней почтой, адресованное Анне приглашение на прием в Королевские ботанические сады Кью, то решил немедленно отнести его наверх, надеясь, что таким образом поднимет жене настроение. Она обожала садоводство и, насколько Джеймс знал, активно помогала садам Кью.

– Могу составить тебе компанию! – бодро предложил муж, глядя, как Анна вертит приглашение в руках. Она сидела, откинувшись на подушки, и вид у нее был усталый, но заинтересованный. Джеймс это заметил.

– Неужели поедешь так далеко? – спросила в ответ Анна. – Да ты сад в Гленвилле и то стороной обходишь. – Тем не менее она улыбалась.

– Может быть, Сьюзен захочет пойти? – предположил Джеймс.

– Сьюзен не любит цветы и красоту видит только в том, что сверкает в витрине ювелирной компании мистера Аспрея. На той неделе она заставила меня свозить ее посмотреть новый магазин. Я едва сумела усадить ее обратно в экипаж.

– Могу себе представить, – кивнул Джеймс, улыбаясь. – Кстати, я кое-что вспомнил. После нашего недавнего разговора за обедом я подумал, не стоит ли мне все-таки подучить Оливера делу? Сейчас он занимается всякой ерундой, и, может быть, его нужно слегка направить. Завтра у меня встреча с Уильямом Кьюбиттом, будем обсуждать проект застройки Собачьего острова, и, если Оливер тоже захочет поучаствовать, как он говорил, я могу попробовать его туда пристроить.

– Думаешь, это он всерьез? – усомнилась Анна. – Вообще-то, такое занятие не в его вкусе.

– Ему неплохо бы стать менее разборчивым.

Джеймс не собирался язвить, но пренебрежение, с которым сын относился к мысли о коммерции и вообще о любом напряженном труде, раздражало его.

– Мне кажется, вреда не будет, – сказала Анна. – Почему бы и не спросить компаньона?

Это была не совсем та реакция, на которую рассчитывал Джеймс. Неудобно было просить Уильяма Кьюбитта поручить его сыну более ответственную работу в деле, к которому Оливер до сих пор проявлял мало склонности и интереса. Хотя сотрудничество Тренчарда с братьями Кьюбитт и оказалось весьма плодотворным, подобная просьба представлялась ему чересчур дерзкой.

Анна понимала причины его беспокойства, да и сама считала так же, но затевать сражение сейчас не было сил. Миссис Тренчард всегда гордилась своей способностью здраво оценить ситуацию; она отличалась проницательностью и не раскрывала понапрасну собственные карты. Анна была не из тех глупых женщин, что готовы разоткровенничаться после бокала шампанского. Так о чем же, спрашивается, она думала, когда рассказала леди Брокенхёрст правду? Неужели оробела перед графиней? Или просто слишком долго несла свою ношу в одиночку? Так или иначе, страшную, великую тайну, способную причинить им неизмеримый вред, она выдала совершенно чужому человеку, о котором почти ничего не знала, и тем самым вручила леди Брокенхёрст оружие, которым та могла уничтожить всю ее семью. Знать бы только, воспользуется ли Каролина этим оружием? Анна позвонила Эллис и велела вывести Агнессу на вечернюю прогулку.