доверие. Я даже тебе завидую немного.
«А теперь давай главную идею, только говори быстро и уверенно», — подсказал внутренний голос и звучал он довольно. Все шло по плану.
— Тупэ, — Кай присел на край раковины, чтобы оказаться на одном уровне с глазами гнома. — Ты не должен сгинуть в этой шахте. Возможно, тебе кажется, что горное дело — это смысл твоей жизни, но подумай хорошо, зачем ты здесь на самом деле?
Тупэ озадаченно наморщил лоб, и Кай поспешил ему на помощь.
— Ты был здесь потому, что тебя послал Калюста. Это было испытание на храбрость, мужество и выносливость. Ты не только не потерял веру в Единого, но и укрепил ее, став избранным. Я хочу быть на тебя похожим, Тупэ. Но Калюста сказал мне, что мое испытание будет проходить не здесь, а наверху, в суровом мире Риппетры. А теперь скажи мне — ты по-прежнему считаешь, что твой путь лежит под землей? Ведь если испытание закончено, возможно, Калюста ждет от тебя следующего шага.
— Мне не место здесь, — пробормотал Тупэ, и Кай едва сдержал возглас радости.
— Да, — кивнул он. — Нам здесь не место. Я хочу стать таким же калюстианцем, как и ты, Тупэ. И я почту за честь идти рядом с тобой, смотреть на твои поступки и повторять их.
— Я знал, что надо уходить, — уверенней произнес Тупэ. — Всегда хотел посмотреть, как там переростки под солнцем живут.
— И не только посмотреть, — вкрадчиво произнес Кай, повторяя вслед за голосом в своей голове. — Ты должен попробовать все стороны жизни, чтобы понять, какая твоя. Ждать нельзя. Надо действовать прямо сейчас.
Тупэ встрепенулся и растерянно посмотрел по сторонам. На миг Кай испугался, что все пропало, и гном передумал, но нет, горный человек решительно встал и заявил:
— Когда за нами придут, будем драться. От нас такого не ожидают, прорвемся. А дальше попытаемся удрать по складам, — потом он сник. — Эх, ничего не выйдет… Вход в шахту охраняют человек шесть, а дальше ворота на замке с кодом. Там сканер стоит, по сетчатке глаза Тиля открывается. Вряд ли у нас получится Голубоглазому башку отрубить. Но ты прав — допек он меня, давно уходить надо было. В большой город подамся, работать умею, без хлеба не останусь. С тобой все сложнее. Ты ведь гомункул Соломона, а колдун тебя, где угодно достанет.
— Мне Калюста поможет, — уверенно заявил Кай. — И у меня есть план получше твоего. Только сразу не отказывайся. Не нужно ни с кем драться. Калюста вообще против насилия. Выход здесь — за твоей спиной.
Тупэ оглянулся и недоуменно уставился на стену.
— Ниже.
До гнома, наконец, дошло, так как он активно затряс головой.
— В сральник? — возмутился он. — Ты что, спятил?
— Прежде всего, ответь, куда ведут канализационные стоки, — деловито спросил Кай, поднося свечу к отверстию, на котором раньше восседал Тупэ. При виде осклизлых наростов плесени на стенках его решимость стала испаряться, но он быстро взял себя в руки.
— Это канализация старая, как и вентиляционная система, — пробубнил Тупэ, заглядывая вслед за ним в яму. — Тиль ведь не первый владелец шахты, до него здесь Желтозубы сидели, а до них — Крысоеды. По слухам, наша канализация со сральником соседнего рудника соединяется, а тот — еще с одной системой и так по всей горе.
— Ты сейчас сам ответил на все вопросы, — заявил Кай, усаживаясь на край отверстия и брезгливо опуская в него ноги. Крышку, которая уменьшала дыру до размеров гномьей задницы, он оторвал. — Если мы и прорвемся к выходу из шахты, следуя твоему плану, то никогда не откроем ту дверь. Для этого нам придется отрезать Тилю голову, а убийцами мы стать не должны, иначе Калюста нас проклянет. Канализация — наш единственный шанс. Наверняка Калюста подстроил эту ситуацию нарочно. Для меня — это первая серьезная проверка моей веры, а для тебя — главное испытание после всего, что ты пережил в шахте. Неужели какое-то дерьмо тебя остановит? Черт возьми, я думал, ты сильнее.
Тупэ мрачно засопел и подошел ближе, опасливо втягивая воздух носом. Пока из отверстия пахло приятно, так как, видимо, сортир давно не чистили, и плесень успела подползти совсем близко. Как должно было вонять там, внизу, Кай представить не мог. Видимо, Тупэ останавливали подобные же мысли.
— Давай, Тупэ, — подбодрил он гнома, хотя знал, что говорил это для себя. — Все великие дела начинаются с первого шага. И вряд ли мы пойдем по ковровой дорожке. Я слышал, есть такая пословица: чтобы подняться, надо упасть. Так вот нам с тобой даже усилий никаких делать не нужно. Стоит просто отпустить руки и провалиться в эту дыру. Калюста все сделал за нас, и мы не должны оскорблять его своим недоверием. Бог ничего не делает напрасно. Я прыгаю, ты за мной?
— Да, — прохрипел гном, забираясь рядом. — Надо бы веревкой, что ли, обвязаться. Чтобы потоком не разнесло.
Это была первая практичная мысль, появившаяся в уборной за последние полчаса. Любой горец носил с собой моток крепкой веревки, поэтому скоро Тупэ стоял за плечами Кая, привязанный к его поясу.
— Ну что, прыгаем? — в последнюю секунду голос Кая сорвался, но Тупэ, похоже, уже ничего не замечал. Гном глядел в черноту под их ногами и часто дышал, готовясь к акробатическому трюку. Кай до сих пор не верил, что горец так легко согласился. Впрочем, сейчас он уже ни во что не верил — разве что в их скорую смерть. Там, внизу, могло быть все, что угодно — от пропасти, на дне которой они разобьются, до заполненной дерьмом ямы, где они захлебнутся. Третьим вариантом — их спасением — была канализационная шахта, по которой веками неслись грязные воды рудника, выливаясь в подземную речку, а из нее — под солнце, в водоем наверху. Мысль о солнце придавала сил, но страх — противный, липкий, унизительный — заставлял сидеть без движения. Если бы кто дал ему пинка, Кай был бы только рад.
— Хоть бы Калюста знак какой послал, — тоскливо произнес гном, и в эту секунду в глубине отверстия сверкнуло. Яркая мимолетная вспышка могла быть случайно искрой в уставших от темноты глазах, но они переглянулись и разом спросили:
— Ты видел?
Одинаковой галлюцинации у двоих быть не могло, а значит, Калюста был с ними. Глубоко вздохнув и взмолившись Единому о том, чтобы падать пришлось не слишком высоко, Кай отпустил руки.
Пока он летел по скользкой трубе стока, перед глазами промелькнула вся его трехмесячная