ждать.
На следующий день ровно в восемь вечера позвонил в дверь Жанны. Я так волновался, что приду слишком рано, или, наоборот, слишком поздно, что стоял под дверью, глядя на часы, чтобы нажать на кнопку звонка в назначенное время.
Дверь открыл пожилой мужчина в спортивных трико с полосками по бокам и застиранной футболке.
– Здравствуйте, – сказал я, испытывая жуткую неловкость. Первым желанием было скатиться кубарем по лестнице и убежать подальше от дома одноклассницы.
Мужчина мрачно кивнул:
– Здрасьте.
– А-а, – начал было я. Наверное, ещё не поздно дать стрекоча.
– Папа, ко мне? – донёсся голос из глубины квартиры.
– Не знаю, – процедил Папа. – Молодой человек какой-то.
– Это Саша. Впусти его.
За спиной мужчины затопали шаги, и из-за мрачной футболки появилась Жанна.
– Заходи, – сказала она. – Папа, уйди с прохода.
Жанна отстранила отца, и тот, ворча, скрылся в направлении телевизора.
– Это тебе, – я передал однокласснице коробку конфет.
– Спасибо, – у Жанны красивая улыбка. – Пойдём пить чай.
Я снял верхнюю одежду, положил на пол в прихожей пакет с двумя увесистыми свёртками внутри, и мы прошли на кухню.
– С родителями живёшь? – спросил, чтобы не молчать.
– Как видишь.
– Замуж почему не вышла? До сих пор.
– С чего ты взял?
– Кольца нет.
Жанна метнула на меня взгляд и рассмеялась.
– Точно нет. Не берёт никто.
Одноклассница налила воды в чайник и включила его.
– Я с одним парнем встречалась два года. Серьёзные отношения поначалу были, планировали и детей, и квартиру в кредит, но в итоге разбежались. Так что вот так вот.
Голос Жанны дрогнул, она замолчала. В тишине заворчал чайник.
– А в принципе, – двадцать четыре года – куда торопиться?
Вот счастье у человека – выйти замуж, родить детей. Звёзд нет в его системе ценностей. Жанна ищет мужа, и на меня, скорее всего, примеряет его костюм.
– Давно разбежались?
– Нет, а что?
– Да так. Дети есть?
Верхняя губа Жанны нервно дрогнула и тут же вытянулась в улыбку.
– Как догадался, Шерлок Холмс?
Я пожал плечами.
– Мальчик?
– Мальчик.
– Сколько ему?
– Четыре.
– В двадцать родила. Странно, не слышал.
– Надо чаще встречаться.
После выпускного вечера все одноклассники, как птицы, разлетелись в тёплые края. А я остался. И Жанна осталась.
– Никуда из города не уезжала?
– Уезжала, Холмс.
Жанна разлила по кружкам чай и открыла коробку конфет.
– В Красноярск. Пять лет там. Месяц как вернулась.
– И как там, лучше?
– Лучше, конечно.
– Чем?
– Большой город, цивилизация.
– А почему не осталась?
– Так получилось. Ты чай пей.
Мы пили чай, в углу гудел холодильник, за окном в свете фонарей проходили люди в зимней одежде, а над столом светила люстра, отбрасывая полосы света по сторонам кухни.
Я сосредоточил внимание на кружке в моих ладонях и её содержимом, будто надеясь увидеть в нём ответы на все мои вопросы. На кружке плясали знаки зодиака. Пушистый львёнок держал в руке хвост с кисточкой на конце, водолей балансировал с пожарным шлангом, близнецы пялились друг на друга, овен комично хлопал большими глазами.
Жанна прикасалась губами к своей кружке и задумчиво водила указательным пальцем по столу. В соседней комнате телевизор стрелял и кричал разными голосами. Я сидел лицом к окну. За стеклом желтели десятки ярких точек. За этими огнями стояла жизнь. Та жизнь, о которой ты догадываешься, проходя мимо чужих окон. Но заглядывать в них смысла нет, потому что жизнь в них ничем не отличается от жизни твоей.
– А ты как вообще?
Глаза одноклассницы заволокла пелена грусти.
– Не знаю. Потихоньку.
– Женился?
– Нет.
– Есть девушка?
– Нет.
– Как мама?
– Умерла.
– Извини.
– Ничего, – так принято говорить. – И отец, и брат.
– Извини, я не знала.
– Ничего, – повторил я.
– И как ты? Один?
– Один.
– Не скучно?
– Нормально. Привык.
– Да, – отрешённо кивнула головой Жанна. – Привыкнуть ко всему можно.
– Наверное. Я давно привык.
– Давно?
– Очень. С тех пор, как вырос.
За окном яркие, тёплые точки. Жанна молчала, и я подумал, надо что-то ещё сказать.
– Знаешь, в детстве весело было, – бросил взгляд на Жанну. – В школе тоже. Даже после школы какое-то время. А потом вдруг стало скучно. Думать боюсь, что дальше будет.
– А ты не думай. Женись. Пора тебе. И детей пора. В чём проблема?
– А ни в чём. Нет проблем. Женюсь, появятся, наверное, – изобразил улыбку.
– Все вы, мужики, одинаковые, – вздохнула Жанна. – Может, тебе нужны проблемы. Тогда бы не думал о всякой ерунде.
Кружка трясётся в пальцах Жанны.
– Сволочи вы все.
На лице одноклассницы морщинами проступила усталость, круглые синяки под глазами.
Такое впечатление, что жениться я отказался на ней.
– Мне не жена нужна. Мне нужны родные люди.
– Конечно – жена-то человек посторонний. Какие вы скоты, извини за выражение.
Чего доброго меня сейчас выгонят.
– Ты меня не поняла.
– Да поняла, – перебила меня Жанна. – Конечно.
– Что – конечно? Мне нужны те люди, с которыми я вырос, кто из моего детства. Они – самые родные. Все, кто сейчас появляется, в других условиях росли, у нас ничего общего.
А Жанна становилась всё грустней и грустней, и я жалел, что не сбежал вниз по лестнице, когда была возможность.
– Хотя, – сказал я, – сволочи мы, если не можем жить, как раньше. Точно, женюсь, детей заведу, грусть прогоню. А то как подросток. Да?
Губы Жанны вытянулись в тонкую нить, брови согнулись в раздражении.
Я разглядывал крошки на столе, собирая их в миниатюрные горки. И зачем я пришёл?
– Не подросток ты, а ребёнок. Вы привыкли за мамину юбку держаться. Девочки вырастают и становятся мамами, взрослеют. А мужики как дети вечно. И всё потому, что своих детей бросаете. Хочешь, дам совет? Заведи ребёнка, тогда повзрослеешь. А иначе так и будешь как… в проруби.
Крошки на столе объединились в одну горку.
– Что молчишь? Ты не обижайся, я не со зла.
На этом диалог закончился. Через полчаса тягостного чаепития я забрал свои свёртки, попрощался и забыл дорогу в дом одноклассницы.
Глава 7
…Эта смерть тоже избежит церемоний,
будут лишь цветы,
влажная земля,
и ещё ящик,
в котором мы тебя оставим
на глубине.
Рейна Мария Родригес
В двухтысячном году умерла тётя Вика, двоюродная сестра мамы.
Пять лет назад они с мамой поругались и так и не успели помириться.
До самого последнего дня был уверен, что тёти нет в городе. Она часто поднимала тему переезда в Омск и когда однажды исчезла из поля моего зрения, я решил, что она уехала.
В один из обычных дней зазвонил телефон.
– Алло? Кто это?
– А кто Вам нужен?
– Саша, ты?
– Да, я Саша.
– Позови, пожалуйста, маму.
– Её нет дома.
– Это плохо. А знаешь, что? Виктория Даниловна умерла.
– Кто? – глупо переспросил я.
– Тётя твоя – вот кто.
Пустота расползлась по груди.
Кошки воруют дыхание у спящих, а пустота отбирает воздух у живых.
– Она звонила мне месяца четыре назад, – сказала мама. – Говорила: «Я скоро умру, давай в грехах покаемся, простим друг друга». А я ответила: «Мне не в чем каяться, я себя ни в чём виноватой не считаю».
Тётя Вика скончалась в три часа ночи. В полвосьмого утра у мамы остановились наручные часы, а в полдесятого остановился подаренный ей мною будильник. Вечером того же дня на кухне, полыхнув на прощание, сгорела лампа. Я подогнул контакты в патроне, новая лампа дотянула до следующего дня