— Ради всего святого, мама, — вздохнул Роб, — ты же знаешь, что я не гей.
— Знаю, — улыбнулась Грейс. — Как думаешь, что нам теперь делать?
Саттер поднял глаза к серому, затянутому облаками небу и вздохнул, обдумывая последствия. В большом городе, возможно, никто бы и внимания не обратил на слухи. Но в городишке, вроде Госпела, они могли навредить бизнесу. В этом случае Робу пришлось бы закрыть «Саттерс Спорт» и уехать, чего ему совсем не хотелось.
— Не знаю, — ответил он, снова взглянув на мать.
Роб ощущал себя настолько беспомощным, что был близок к тому, чтобы схватить первую попавшуюся женщину и взять ее прямо на главной улице: только такой поступок мог изменить ситуацию.
— Как думаешь, может, это Харви Миддлтон пустил слух, чтобы подорвать твой бизнес?
— Нет.
Роб не думал, что владелец «Ружей и инструментов Сотута» стал бы распускать сплетни. Харви был славным малым, и ему едва хватало сил управляться с собственным магазином.
— Тогда кто, по-твоему, начал все это?
— Понятия не имею. — Роб покачал головой: — В любом случае, с чего кому-то в это верить?
Вопрос был риторический, однако Грейс решила на него ответить:
— Может, потому что ты больше ни с кем не встречаешься?
Робу не хотелось обсуждать с матерью свою личную жизнь. Не только потому, что они уже и прежде беседовали на эту тему. Но еще и потому, что разговоры о свиданиях неизбежно заставляли его думать о сексе. Отсутствие которого было настоящей проблемой и определенно не было тем, что мужчина захочет обсуждать со своей матерью.
— Ты тоже ни с кем не встречаешься, — заметил Роб и пристально посмотрел на дверь «M&С».
Внутри магазина не было видно и следа некоей самоуверенной, нахальной рыжеволосой девицы. «Не льсти себе. Я вообще не задаюсь вопросами насчет тебя, — сказала она. — Не говоря уж о размере твоих принадлежностей». Что казалось не совсем справедливым, поскольку он в последнее время очень много думал о татуировке, которая предположительно имелась у нее на попке.
— Мне кажется, пришло время нам обоим снова начать ходить на свидания.
Саттер вновь посмотрел на мать и полушутливо поинтересовался:
— У тебя есть кто-то на примете?
Насколько ему было известно, мать почти ни с кем не встречалась с тысяча девятьсот восьмидесятого, когда умер его отец.
Грейс покачала головой и села в машину.
— Нет. Не совсем. Я просто подумала, может, нам обоим стоит побольше бывать на людях? И чаще задумываться о жизни, а не о работе.
— С моей жизнью все в порядке.
Грейс наградила его тем самым «можешь-лгать-самому-себе-но-не-смей-лгать-своей-матери» взглядом и потянулась к дверце.
— Сегодня в клубе я буду читать свое новое стихотворение. Ты должен заглянуть.
О, черт, нет!
— На выходные я уеду, чтобы повидать Амелию, — лучшая отговорка, что пришла Робу в голову, учитывая необходимость срочно придумать оправдание.
Не очень убедительно, зато правдоподобно.
Захлопнув дверцу, Грейс завела мотор.
— Но ведь собрание продлится не все выходные, — заметила она, опустив стекло.
Роб читал стихи матери и, хотя он не был великим знатоком изящной словесности, знал, что ее сочинения были плохими.
Ну просто из рук вон.
— Через две недели я открываю магазин, и у меня куча дел, с которыми нужно разобраться, чтобы уложиться в срок.
Что также было правдой, но такой же неубедительной, как и предыдущее оправдание.
— Отлично. Я куплю Амелии какую-нибудь безделушку. Перед отъездом приходи в клуб.
Саттер рисковал задеть чувства матери, но скорее согласился бы получить удар шайбой по яйцам, чем отправиться на поэтический вечер.
— Я правда сегодня не могу.
— Я тебя слышала. — Грейс включила заднюю передачу и, выезжая, добавила: — Если передумаешь, начало в семь.
Роб стоял на пустой парковке и смотрел вслед машине матери. Он взрослый мужчина, ему тридцать шесть лет. Когда-то он впечатывал игроков в бортик и показывал им, где раки зимуют. Был самым устрашающим хоккеистом НХЛ и первым в Лиге по числу штрафных минут. Его называли Кувалдой в честь первого «Хаммера», Дейва Шульца.
А сегодня он собирался на собрание в клубе, где, как Роб знал, соберутся пожилые леди, чтобы послушать стихи его матери. Ему оставалось только молиться, чтобы новая поэма оказалась лучше, чем та, про голодных белок.
Вечер поэзии в Госпеле начался ровно в семь с обсуждения предложения издать сборником стихотворения членов общества и продать его этим летом на «Rocky Mountain Oyster Feed and Toilet Toss». Нынешний председатель, Ада Довер, стояла за кафедрой перед старейшинами общества.
Стулья расставили в длинной комнате. На вечере присутствовали где-то двадцать пять леди… и Роб. Он нарочно опоздал на полчаса и сел в пустом ряду у двери. Когда настанет время чтения стихов, решил Саттер, он сможет по-быстренькому улизнуть.
— Мы не можем позволить себе палатку на ярмарке, — заметил кто-то.
Роб увидел, как его мать, сидевшая на несколько рядов впереди, подняла руку.
— Мы можем продать сборники в палатке «Женушек-мастериц». Все равно большинство из нас входит в их состав.
— Готова поспорить, сборники разойдутся быстрей, чем чехлы для салфеток в прошлом году.
Роб закатал рукава серого свитера и задумался, не так ли назывались эти вязаные штуковины, которые его бабушка обычно надевала на запасной рулон туалетной бумаги. Помнится, чехол был весь в кружевах и с головой куклы на верхушке.
Справа открылась задняя дверь, и когда Саттер поднял глаза, то увидел Стэнли Колдуэлла, выглядевшего так, будто пришел на прием к зубному врачу. Вслед за пожилым джентельменом, с порывом холодного ночного воздуха, в комнату проскользнула его внучка, излучая еще меньше энтузиазма. Стэнли заметил Роба и подошел к нему:
— Не возражаешь, если мы присядем рядом?
Роб посмотрел мимо Стэнли на Кейт, на ее волосы, волнами спадавшими на плечи, на блестящие розовые губы. Внимание Кейт было приковано к председателю собрания: она изо всех сил притворялась, что Саттера здесь вообще нет.
— Пожалуйста, — ответил он и встал.
Стэнли прошел к третьему от входа стулу и остановился, оставив свободным место рядом с Саттером. Кейт наградила деда испепеляющим взглядом, когда протискивалась мимо Роба: рукав ее куртки оказался в дюйме от его свитера. Бледные щеки Кейт порозовели от холода, и аромат ее прохладной кожи наполнил грудь Саттера.
На краткий миг их взгляды встретились, и темно-карие глаза Кейт засветились неприязнью. Такое откровенное проявление чувств должно было задеть его, но этого не случилось. По неизвестной причине, которую он не мог понять, его тянуло к Кейт Гамильтон сильнее, чем к любой другой женщине за долгое время. Саттер не стал обманывать себя. Все дело в сексе. И ни в чем ином. Вполне логично, учитывая обстоятельства их знакомства. Роб не расстроился по поводу этого чисто физического влечения. Не то чтобы он вообще стал бы расстраиваться из-за такого. Каждый раз, когда он смотрел на Кейт, он видел женщину, которая предложила ему себя. Женщину, которая хотела продемонстрировать ему свой голый зад.