сдачу в Новогеоргиевске генерала Бобыря, бегство командира VI корпуса генерала Благовещенского, бегство командовавшего Кавказской армией генерала Мышлаевского, бегство коменданта Ковны генерала Григорьева.
Исследуем с точки зрения воинской этики наименее тяжелый из этих случаев – сдачу генерала Клюева.
Генерал Клюев, по справедливости, считался блестящим офицером Генерального Штаба и выдающимся знатоком германского противника. Его настоящим местом был пост начальника штаба Северо-Западного фронта. В июле 1914 г. он командовал Кавказским корпусом в Карсе и был вызван по телеграфу в Смоленск для принятия XIII корпуса, командир коего, генерал Алексеев, был назначен начальником штаба Юго-Западного фронта. Свой корпус он нашел уже в пути. Ни начальников, ни войск он не знал, управление корпусом обратилось для него в решение уравнения со многими неизвестными.
Сильно распущенный предшественниками генерала Клюева, корпус вообще не пользовался хорошей репутацией. Мобилизация окончательно расстроила его, лишив половины и без того слабых кадров и разбавив на три четверти запасными. По своим качествам это были второочередные войска – невтянутые и неподтянутые. В недельный срок ни Клюев, ни Скобелев не смогли бы их устроить. Вся тяжесть боев 2-й армии легла на превосходный XV корпус генерала Мартоса. XIII корпус, до самой гибели не имевший серьезных столкновений, пришел с начала похода в полное расстройство. Генерал Клюев – только жертва своего предшественника. Он оказался в положении дуэлянта, получающего у самого барьера из рук секундантов уже заряженный ими и совершенно ему незнакомый пистолет. Проверить правильность зарядки он не может, бой пистолета ему совершенно неизвестен… И вот, заряжен он был небрежно, и вместо резкого выстрела получился плевок пулей. Стрелок совершенно невиновен. Но если он затем смалодушничает под наведенным на него пистолетом противника – то пусть пеняет на себя.
А это как раз то, что случилось с генералом Клюевым. Он сдался, совершенно не отдавая себе отчета в том, что он этим самым совершает, в том, как повысится дух противника и понизится наш собственный при вести о сдаче такого важного лица, как командир корпуса. Он знал, что командует корпусом, но никогда не подозревал, что он имеет честь командовать. А командир корпуса – человек, при появлении которого замирают, отказываются от собственного «я» десятки тысяч людей, который может приказать пойти на смерть сорока тысячам – должен эту честь осознать особенно и платить за нее, когда это придется – платить, не дрогнув.
Когда за шестьдесят лет до сдачи генерала Клюева, в сражении на Черной Речке, командир нашего III корпуса генерал Реад увидел, что дело потеряно, что корпус, который он вводил в бой по частям, потерпел поражение – он обнажил саблю, пошел перед Вологодским полком и был поднят зуавами на штыки.
Честь повелевала генералу Клюеву явиться в Невский полк храброго Первушина и пойти с ним – и перед ним – на германские батареи у Кальтенборна. Он мог погибнуть со славой – либо мог быть взят в плен с оружием в руках – как были взяты Осман-паша и Корнилов. Беда заключалась в том, что он слишком отчетливо представлял себе конец своей карьеры без сабли в крепостном каземате и никак не представлял его тут же – на кальтенборнском поле. Подобно Небогатову, он сдался «во избежание напрасного кровопролития», не сознавая, что яд, который он таким образом ввел в организм Армии, гораздо опаснее кровотечения, что это «избежание кровопролития» чревато в будущем кровопролитиями еще большими, что Армии, Флоту и Родине легче перенести гибель в честном бою корпуса либо эскадры, чем их сдачу врагу.
Мы подошли теперь к вопросу о капитуляции. Лучше всего этот вопрос был разработан французскими уставами после печального опыта 1870 г. За сдачу воинской части в открытом поле – все равно, при каких обстоятельствах и на каких бы условиях она ни состоялась – командир подлежит смертной казни.
Что касается капитуляции крепостей, то у нас есть два примера: безобразная сдача Новогеоргиевска генералом Бобырем и почетная капитуляция генерала Стесселя в Порт-Артуре. Не будем бесчестить этих страниц описанием преступления Бобыря. Рассмотрим лучше сдачу Порт-Артура.
Общественное мнение было чрезвычайно сурово к генералу Стесселю, обвиняя его в преждевременной сдаче крепости со всеми запасами боевого снаряжения. Если бы гарнизон состоял из металлических автоматов, крепость, конечно, могла продержаться еще, до истощения всех запасов, но это были люди– и притом люди, бессменно выдержавшие восемь месяцев блокады и шесть месяцев осады, неслыханной в истории.
В том, что японцам был сдан материал, виноват не Стессель, а Устав, допускающий такую очевидную несообразность, как «почетная капитуляция». Дело в том, что при заключении таковой победитель первым и непременным условием ставит сдачу в полной исправности всей артиллерии и снаряжения и, в обмен на воинские почести – на салют саблей – получает сотни орудий и миллионы патронов.
Мы считаем, что единственным выходом из положения может быть не «капитуляция» – т. е. договор, заключаемый парламентерами, – а просто сдача без всяких условий, но предварительно со взрывом всех верков и приведением в полную негодность всего вооружения. Так поступил в Перемышле генерал Кусмане – благодаря чему наш Юго-Западный фронт не смог воспользоваться богатым перемышльским арсеналом в критическую весну 1915 г. – тогда как немцы долгие недели гвоздили французские позиции на Изере артиллерией Мобежа, а новогеоргиевскими пушками экипировали свой эльзасский фронт… Благородный противник отдает воинские почести и в этом случае. А от неблагородного почестей вообще принимать – не след. Они лишь оскорбили бы нашу честь. Защитники форта. Во и крепости Лонгви отказались принять свои шпаги из рук динанских убийц.
Наравне с капитуляцией следует вывести из воинского обихода такое издевательство над присягой, как согласие на привилегированное положение в плену за честное слово не бежать. Это придумал сибарит для сибарита, а не офицер для офицера.
* * *
В общем, воинская этика «снизу вверх» – подчиненных в отношении начальников – заключается в соблюдении «писанных» правил. Сверху вниз – от начальников к подчиненным – в соблюдении правил «неписанных». Соблюсти требования этики начальнику труднее, чем подчиненному: с него больше спрашивается, ибо ему и больше дается.
Два качества лучше всего выражают сущность воинской этики: благожелательность к подчиненным – таким же офицерам, как начальник, – и сознание величия «чести командовать».
Глава XIV
Ум и воля
Все рассмотренные нами качества военного человека – как основные, так и вспомогательные – в своей основе имеют два начала – «умовое» и «волевое». Равновесие этих двух начал, изумительно полно выраженное в Петре I, Румянцеве, дает нам идеальный тип военного человека, идеальный тип вождя.
Обычно перевешивает один