кого-нибудь из подчиненных.
— Люба, а как дела обстоят с редисочкой? — строгим голосом он спрашивал у молоденькой сотрудницы, глаза которой искрились весельем и задором.
— Редисочку, Александр Николаевич, сейчас Коля принесет, его специально послали на рынок.
— Правильно, Люба, без редисочки праздник не в праздник. Ну иди, готовься.
Во главе стола торжественно восседал директор. Справа от него расположилась Аглая Ивановна, а слева примостился Александр.
— Можно начинать, Максим Максимович? По-моему, все в сборе, — спросил он шепотом.
— Сейчас сверим часы, — густой баритон директора перекрыл все голоса, — дело-то нешуточное, а в науке что самое главное? Правильно, точность, товарищи. Настоящий научный сотрудник должен быть пунктуален во всем.
— Так точно, Максим Максимович, — легким бризом пронесся хор над столом.
— Итак, друзья, коллеги, сегодня мы отмечаем знаменательный день. Юбилей — дело серьезное. Я, как новый директор, ни в коем случае не хочу ломать славные традиции нашего замечательного института. Ведь что главное в науке? Правильно, сплоченный коллектив. Только он способен на грандиозные свершения и небывалые по своей значимости открытия.
Стол взорвался аплодисментами. Одобрительно покивав головой, директор продолжил:
— Обычно, друзья, бывает сложно влиться в новый коллектив. Но вы для меня сразу стали как родные. Мы оказались, так сказать, на одной волне. И я вижу, нам теперь по силам решать любые научные задачи. Мир содрогнется!
— Браво! За Максим Максимовича, нашего кормчего и рулевого! — со всех сторон раздались восторженные возгласы.
Директор скромно наклонил голову и поднял руку.
— Спасибо, дорогие мои. Но мне кажется, что мы забыли о виновнике торжества. Вот он, — Максим Максимович протянул ладонь в сторону Володи, — вот он, истинный рыцарь науки! Подумайте только: сорок лет, сорок лет человек весь без остатка отдает себя научному труду, нашему общему делу.
— Да ему всего сорок, — шепнула озадаченная лаборантка.
— Не перебивай, директор знает, что говорит, — тут же цыкнули на нее.
Лаборантка часто закивала головой.
— Встань, Володя, — между тем продолжил директор, — пусть страна посмотрит на своих героев.
Гордо запрокинув голову, Володя подскочил со своего места. Раздались аплодисменты.
Ну а что скажет завлаб о своем герое? — Максим Максимович посмотрел на Александра.
— После вас, Максим Максимович, ничего ни прибавишь ни убавишь. Скоро, надеюсь, будем чествовать его в качестве кандидата наук.
— Уж двадцать лет, как ждем, — опять кто-то не вовремя съязвил.
На него так посмотрели со всех сторон, что он тут же проглотил язык.
— Молодец завлаб, молодец Саша, хорошо, правильно сказал, — одобрил директор.
Праздник двигался по нарастающей. Тосты, звон бокалов, шутки, смех. Вдруг поднялась Аглая Ивановна и попросила тишины.
— А сейчас, коллеги, я хочу предоставить слово нашей Женечке. Женечка у нас не только научный сотрудник, но и замечательная поэтесса. Берите пример, товарищи, — личность должна быть многогранной. Ну что, Евгения, вы подготовили для нас что-нибудь новенькое?
Полная немолодая женщина с затуманенным взором медленно встала.
— Спасибо, Аглая Ивановна. Да, у меня есть новое стихотворение про подъемный кран.
— Про подъемный кран, — лицо старшего научного сотрудника Артемьева, слывшего изрядным циником, исказила тонкая улыбка, — это, пожалуй, актуально!
Аглая Ивановна бросила на Артемьева строгий взгляд.
— Подъемный кран — это наверняка аллегория, метафора, — торжественно сказала она.
— Правильно, мы и вся страна сейчас остро нуждаемся в мощном подъемном кране, — вставил свою реплику Максим Максимович, — начинайте, дорогая Женечка.
Во время чтения в зале беспрестанно ерзали, многие прикусывали нижнюю губу, чтобы не расхохотаться в голос. Когда чтение закончилось, Артемьев опять с тонкой улыбкой на устах произнес только одно слово:
— Изрядно.
Лабораторная комната взорвалась аплодисментами, теперь среди общего шума и гама часть сотрудников смогла отвести душу, нахохотавшись вдоволь.
И вдруг, вначале никто не понял почему, общее веселье оборвалось. В зале повисла тишина, все головы медленно повернулись к входной двери. Там стоял маленький человечек со скрещенными на животе руками, и из его глаз потоком текли слезы. Он опустил голову и переминался с ноги на ногу. Общее замешательство и тишину внезапно прервал возглас добрейшей сестры-хозяйки Анны Васильевны:
— Рудик, миленький, что случилось, почему ты плачешь?!
Младший инженер Рудольф, ответственный за исправность оборудования института, молча закрутил головой, и из-под его опущенных век буквально извергся водопад. Анна Васильевна подбежала к несчастному, обняла его за плечи и что-то горячо зашептала. Рудик продолжал мотать головой и всхлипывать. Через некоторое время сестра-хозяйка выпрямилась и громким, четким голосом провозгласила:
— Рудика забыли пригласить на юбилей!
— Как, почему?! — заполнился выкриками зал.
Максим Максимович встал и строго посмотрел в сторону Володи и Александра.
— Как же так, коллеги, самого ценного, самого уважаемого сотрудника вы забыли позвать на юбилей?
Не сговариваясь, в один голос оба выкрикнули:
— Недоработка вышла, Максим Максимович, кровью искупим, больше не повторится!
— Да, уж, пожалуйста, это же ЧП, такого в сплоченном коллективе института, который претендует на головной статус в стране, быть не должно! — отчеканил директор.
Затем он подошел к съежившемуся инженеру, приобнял его за плечо и посадил рядом с собой. Александр вынужден был уступить свое место.
— Штрафную! Штрафную! — разнеслось по лабораторной комнате.
— Коллектив прав, Рудольф. Раз опоздал, необходимы штрафная и хороший тост, — произнес директор.
Тут же Рудику поднесли наполненный до краев бокал. Все опасались, что инженер ничего сказать не сможет, потому что он был совершенно косноязычен, и даже в обычной беседе из него с трудом можно было вытянуть, в лучшем случае одно-два слова.
Но внезапно взгляд младшего инженера просветлел, сморщенное личико разгладилось, слезы иссякли, и он громко, отчетливо произнес:
— За науку!
В Лавке писателей
От неподвижного, долгого сидения у Максима Воробьева затекла спина. Он откинулся на маленьком, неудобном стульчике, и перед его глазами возник нелепый, длинный штырь, к которому была прикреплена картонная табличка. На ней красовались его имя и фамилия, и, что самое главное, надпись, неаккуратно выведенная красными чернилами: «Встреча с писателем». В который уже раз Максим с удовольствием перечитывал ее.
История, в результате которой Воробьев оказался в Лавке писателей, была немного странной. Он не был ни знаменитым, ни маститым литератором, не входил ни в один из ныне многочисленных Союзов писателей. Был просто самоучкой, вероятно, не без некоторого дарования, который сумел наскрести немного деньжат и издать три небольших, худеньких сборника своих стихов. Чтобы покрыть хоть часть расходов, решил попробовать их продавать через Лавку писателей. В других книжных магазинах стихи не принимали.
Он был поражен и обрадован — сборники сразу взяли на реализацию. Правда, почти даже не взглянув на их содержимое. Все в этой лавке куда-то торопились, постоянно хлопали дверьми, громко хохотали, а на покупателей часто