спас Империю от вторжения, невзирая на все препятствия, чинимые мне херсонесским архиепископом.
Елизарий аж подскочил, забыв про всю свою немощь.
– Что? Какие это препятствия я чинил тебе, Иоанн, сын мой? В уме ли ты? Или выпил лишнего?
– Например, распускались слухи о том, что я решил сдать Таврику варварам. Источники этих слухов я без труда смогу раскопать. Например, в проповедях много раз говорилось о том, что недопустимо предпринимать попытки переговоров с руссами помимо Константинополя. Эти проповеди все слышали. Наконец…
– Иоанн, довольно! Это всё ложь. Если же подобные неосмотрительные высказывания вправду имели место, то они исходили не от меня и не по моей воле звучали. Виновные понесут строгую ответственность.
– Ладно, святой отец! Скорее всего, я не захочу ворошить всё это. Надеюсь только, мне не придётся плыть с отчётом в Константинополь?
– Что ты, зачем? Об этом и речи нет!
– А ты-то откуда знаешь, святой отец?
Поняв, что проговорился, архиепископ опустил взгляд.
– Я хотел сказать, что я этого не требую.
– Ах, святой отец! Ну какое счастье! Целая гора с плеч! А я-то семь ночей не спал, думал всё – вдруг ты от меня чего-нибудь да потребуешь?
– Уж больно ты дерзок, – сухо проговорил священник, – боюсь, из-за твоих выходок Херсонес постигнут несчастья!
– Что ты имеешь в виду?
– Гнев Божий! – прогремел старец. Иоанн цокнул языком.
– Ах, как вы все любите записывать Бога в свои союзники! Только именем Бога воруете, лицемерите, унижаете, унижаетесь, льёте кровь широкой рекой! Неужели трудно хотя бы не трогать Бога?
Говоря так, Иоанн рисковал, конечно, перегнуть палку, но он понимал, что делает.
– Зато мы не записываем в свои союзники варваров, – огрызнулся архиепископ.
– А кто этим занимается? Ткни мне пальцем в этого негодяя, святой отец!
Сменив угрюмое выражение своего морщинистого лица на степенное, Елизарий молвил:
– Во всяком случае, я обязан внятно изложить в письме василевсу и логофету всё то, что имело место здесь быть. А также обозначить твою роль в этом! Ответить на вопросы, вполне законные: почему Святослав ушёл? О чём ты говорил с ним? Что ты пообещал ему?
– Таврику, – рубанул с плеча Иоанн, с большим нетерпением дожидавшийся окончания речи старца. Тот онемел, выпучив глаза. Судя по всему, он хотел даже умереть на месте, но вовремя передумал, вспомнив о том, сколько у него должников, которые указали в своих расписках очень немаленькие проценты. Благодаря этим приятным воспоминаниям лик святого отца вновь порозовел, дар речи вернулся на своё место. А Калокир, тем временем, продолжал:
– Он уже готовился к переправе через пролив. Она заняла бы, самое большее, дня четыре. Ещё через двое суток вся его конница оказалась бы здесь, под стенами Херсонеса. Готов ли город к осаде? Зная, насколько он к ней готов, я вот что сказал Святославу: «Князь! Не нужно брать штурмом то, что скоро станет твоим без всякой войны! Я за пару лет настрою всю Таврику против Константинополя. А твоя задача – завоевать северную Болгарию и держать железной рукой Готские Климаты с Белобережьем, чтоб ни один ромейский корабль не мог войти ни в Дунай, ни в Днепр, ни в Танаис, ни в Итиль. И тогда ромеи, которые на востоке и юге сами себя отрезали от всего остального мира войной с исламом, съедят своего царя, чтоб не умереть с голоду! Благонравную Феофано они не тронут, дабы она принесла тебе на золотом блюде ключи от Константинополя.» Вот что я сказал Святославу. Именно это.
Архиепископ молчал. Он считал проценты и мысленно составлял письмо логофету. Наполнив чашу вином, Иоанн придвинул её к священнику.
– На вот, выпей, святой отец! Выпей и признай, что иным путём спасти Херсонес невозможно было.
Архиепископ взял чашу и выпил её до дна. Ему сразу стало лучше, хотя и было неплохо. Пытаясь сообразить, вместит ли его подвал все мешки с деньгами, когда долги будут выплачены, он сдавленно простонал:
– О, Боже! Как это всё ужасно! Какой позор!
– Моя ли в этом вина? – спросил Иоанн.
– Нет, что ты! Конечно, нет.
– Можешь написать обо всём, что я рассказал, Никифору Фоке. Я полагаю, ему приятно будет прочитать это.
– О, Иоанн! Ты меня убил.
Бормоча, но уже невнятно, что-то ещё, священник поднялся. Его качнуло. Слуги не дали ему упасть. Они были начеку. Как только они вывели несчастного старика за дверь, Мефодий её закрыл, и, коротко обменявшись взглядами с Калокиром, молча уселся за свою стойку. Он был не глуп, как и все приятели сына градоначальника.
– Вот тупая, старая сволочь! – дал Иоанн себе волю, наполнив чаши вином, – Мефодий, Рагдай! Как вам показалось, славно ли я повозил его мордой по полу?
– Да, неплохо, – сказал Рагдай, – а что ты ему влил в чашу?
– Заметил? Ишь ты, какой глазастый! Давай-ка выпьем и выйдем.
Над морем собрались тучи. Оно всё было покрыто белыми гребнями. Калокир и Рагдай пришли на небольшой мыс вдали от дороги. Там можно было поговорить без помех. Иоанн сказал:
– Нужно будет ночью заглянуть в гости к архиепископу.
– Для чего?
– Похоже, этот болван получил письмо из Константинополя. Он ни словом о нём не упомянул. Стало быть, письмо интересное. Я хочу его прочитать.
– Как же мы найдём его в большом доме, да ещё ночью?
– Старый осёл хранит все бумаги в спальне. Как ты заметил, я ему влил кое-что в вино. Через полтора часа он крепко уснёт не менее чем на сутки. Мне нужно это письмо, Рагдай! Очень нужно.
– Где он живёт?
– Да неподалёку от церкви святого Димитрия. Знаешь ты эту церковь?
– Знаю.
– Я буду ждать тебя около неё в полночь.
– А мне-то это зачем?
– Ты, кажется, заработал сегодня утром за час четыре серебряные монеты? Ночью примерно за то же время получишь пять золотых. Разве это плохо? Мне кажется, хорошо. А ты как считаешь?
– Так же, как ты.
– Значит, по рукам?
– Да.
Калокир был близко знаком со всеми собаками в Херсонесе. Поэтому те из них, что встречались ему во время его ночного пути по городским улицам, разбегались, в страхе поджав хвосты и лаем оповещая своих собратьев о приближающейся беде. Рагдаю же, чтоб остаться в целых штанах, пришлось взять с собой увесистую дубину. Иоанн первым подошёл к церкви. Он ждал несколько минут. Рагдай появился со стороны развалин храма Ифигении. За ним плелось несколько десятков собак. Заметив издалека при свете луны тонкий силуэт Калокира, они исчезли. Луна, зачем-то решив последовать их примеру, тоже куда-то скрылась. Но Калокир знал город, как свою собственную ладонь. Наверное, полчаса он водил Рагдая по сотням путаных закоулков, ничем один от другого не отличавшихся. Под конец Рагдай устал так, что даже заметил в своей руке давно уж ненужную ему палку и отшвырнул её.
– Ничего себе, рядом с церковью! Мы не кружим на одном месте?
– Нет. Просто в