Перед путешествием по пожарной лестнице Спиридон исполняет романс. Причем в черновике он продолжает петь даже когда Андрей его уже положил за пазуху, поэтому „пришлось сказать ему: „Цыц!“, после чего рыдания и всхлипывания прекратились“.
Когда Андрей Т. попадает к ВЭДРО, в черновике приведено восприятие Андреем Т. странного общения с машиной. Машина называет себя и одновременно высвечиваются произносимые слова: „Процедура представления начинается, — продолжал Голос. — Представление: имею честь представиться — Всемогущий Электронный Думатель, Решатель и Отгадыватель. С кем имею честь?“ В черновике продолжение: „Андрей как завороженный слушал и читал. Было очень странно сравнивать то, что слышали уши, с тем, что видели глаза — знаков препинания по-прежнему не было, союзов — тоже, а вместо „Всемогущего Электронного“ и так далее высветилось просто ВЭДРО — видимо, из соображений экономии. Потом до него дошло, что надо бы представиться в свою очередь…“ После представления в окончательном варианте Андрей Т. спрашивает, как пройти к Генке, в черновике же идет другое:
Потом по экрану побежали цифры, перемежаемые английскими словами, из которых Андрей успел разобрать только „мэмори — гап“.
Голос объявил:
— Процедура ввода информации в школьника Андрея начинается.
В черновике, когда Андрей Т. разглядывает кляссеры с марками, Комментатор разговаривает с Андреем, используя различные обращения: „Классика, сэр! Старая Германия, Черный Пенни в листах, монсеньор! Британские колонии, сударь!.. <…> Раз в пятьдесят лет, милостивый государь! <…> Такое не повторяется, прошу пана!.. Ясновельможный пан и звезда моего сердца не может уйти…“
СТИЛИСТИКА
И видна, конечно, при сравнении чернового и окончательного варианта мелкая стилистическая правка.
„Взять и полежать в постели“ изменяется на „поваляться под одеялом“.
„Это уже не просто невезенье. Это уже нечто большее“, — думает Андрей Т. о своей несчастной судьбе. Авторы добавляют пафоса: „Это уже не просто невезенье. Это уже судьба. Рок“.
Андрей Т. вписывает в кроссворд Буттерброда, „чем развеселил своего старшего брата-студента“, — пишется в черновике. Авторы, стараясь добавить отношение самого Андрея Т. к этому, сначала добавляют слово „неприятно“, но затем изменяют полностью: „…чем повергнул старшего брата в неописуемое и оскорбительное веселье“.
Андрей размышляет: „…и много бутербродов было случайно уронено…“ Авторы правят, убирая страдательный залог и одновременно добавляя вычурности: „…и много бутербродов вывалилось из рук на пол, на тротуар и просто на сырую землю…“
Ненавистный парадный костюм после правки становится „смирительным парадным костюмом“.
Добавление пафоса: не „негромко застонать“, а „испустить негромкий стон“; не „стон человека, попавшего в капкан“, а „стон человека, попавшего в западню“. И одновременно сокращение текста и придание ему большей заштампованности: не „Стон звездолетчика, уносимого остатками разбитого корабля в невообразимые черные пустоты Вселенной…“, а „Стон обреченного звездолетчика, падающего в своем разбитом корабле в черные пучины пространства…“ И убирается из черновика: „Если не считать этого стона, в квартире было тихо“. И еще придание литературных штампов: „горькая мудрая“ не „улыбка“, а „усмешка“; вместо „не тратя лишнего времени“ — „не тратя ни минуты драгоценного времени“; вместо „трусоватый механизм“ (о Спиридоне) — „чувствительный аппарат“; не „скромно ликовал“, а „рыдал от счастья“.
ИЗДАНИЯ
ПОДИН впервые была опубликована в „Мире приключений“ в 1980 году, затем переиздавалась только в собраниях сочинений. В первом издании она называлась — „сказка“, в собрании сочинений издательства „Текст“ — „маленькая повесть“.
Первое издание отличается от других вариантов незначительно. К примеру, Спиридон поет не „Мы с милым расставалися, клялись в любви своей“, а „Мы расстаемся навсегда, пускай бегут года…“; ВЭДРО Андрей Т. не называет „Ведро“ (везде упоминается только ВЭДРО); сторож с собакой в этом издании еще и с берданкой на коленях. Есть там и некоторые подробности из черновика, отсутствующие в следующих изданиях, к примеру: „…даже для АЛКОГОЛИКОВ и НАРКОМАНОВ были, хотя, казалось бы, кому в здравом уме и трезвой памяти могло взбрести в голову держать открытый притон для алкоголиков и наркоманов?..“ Проскочило в этом издании любимое словечко Авторов „брюзгливо“ (в последующих его правили на „брезгливо“),
В издании собрания сочинений издательства „Сталкер“ в ПОДИН были сделаны (по разрешению БНС) некоторые небольшие вставки из черновика и первого издания: путешествие Андрея Т. на четвереньках, инцидент с Яишницей и прочее. В других собраниях сочинений повесть публиковалась без изменений.
„ЖУК В МУРАВЕЙНИКЕ“
ЖВМ в какой-то степени знаковая повесть для любителей творчества АБС. С одной стороны, именно эта повесть сводит вместе многие линии повествования о мире Полудня: здесь появляются Горбовский и Август-Мария Бадер из ПXXIIВ, Максим Каммерер из ОО, Майя Глумова из „Малыша“, упоминается Корней Яшмаа из ПИП. Имеется и множество других отметок, по которым можно исследовать как хронологию мира Полудня, так и его общее развитие. С другой стороны, само произведение дает читателю столько вариантов ответов на различные поставленные в повести вопросы, что каждый волен сам выбирать более близкую ему интерпретацию и разгадывать хитросплетения сюжета, исходя из нее. С третьей стороны, почитателям изящной словесности в ВМ — простор для наслаждения, К примеру, одна фраза (помните, когда Щекн не послушался Абалкина и заглянул в „стакан“, в котором сидел ракопаук): „…больше всего на свете мне хочется сейчас прошипеть: „С-с-скотина!..“ и со всего размаха, с рыдающим выдохом залепить оплеуху по этой унылой, дурацкой, упрямой, безмозглой лобастой башке…“ Пять определений подряд, каждое — емкая характеристика как самого Щекна, так и отношения к нему Абалкина… С четвертой стороны, не остались в стороне и любители второго смысла, любители поискать в творчестве АБС крамолу, критику существующего строя (достаточно поставить знак равенства между К0МК0Ном-2 и КГБ). Хотя, конечно, ЖВМ дает массу возможностей для интерпретации. К примеру, Майя Каганская увидела в истории „подкидышей“ историю вечно гонимого и чужого для всех еврейского народа.
Текстология же ЖВМ дает, увы, мало материала для исследования.
ЧЕРНОВИК
Черновик ЖВМ, как и чистовик, практически идентичен опубликованному варианту. То ли Авторы так ясно видели всю повесть еще до ее написания и обговорили ее досконально, то ли были еще какие-то записи, которые в архиве не сохранились. Но сохранились в архиве четыре машинописных странички — то ли замысел какой-то другой, ненаписанной повести, то ли очень ранний вариант ЖВМ. Дело происходит еще не на Саракше, а на Пандоре, аборигены столь же непохожи — другой уровень развития, другая обстановка… Но как раз из этого отрывка мы можем узнать, как же все-таки Абалкин узнал от Тристана, что ему нельзя на Землю:
Когда заседание кончилось и все члены Совета разошлись, Горбовский остался в зале. Он чувствовал себя выжатым, бездарным и нелепым. Он чувствовал себя так, словно его занесло на сцену, где только что разыгрался помпезный и бездарный спектакль на историческую тему. Ему было стыдно и неловко.
— Ну что, Рудольф? — сказал он Страннику, заставляя себя смотреть ему в лицо. — Ну теперь вы довольны?
— Почти, — коротко ответил Рудольф Сикорски, по прозвищу Странник. Он поднялся, намереваясь уйти, но не потому, что ему было неловко, а потому что ему не терпелось взяться за это дело.
— Но вы понимаете, что все тайное становится в конце концов явным? — сказал Горбовский.
— Не обязательно, — сказал Странник небрежно. — Это — вопрос организации, и не более того.
— А как насчет случайностей? — Горбовский почувствовал, что все продолжает разыгрывать бездарный спектакль, но он не умел отстроиться от дурацкой роли, которую сам же и выбрал. — Как насчет бутербродов, которые падают маслом вниз?
Странник уже уходил. Он буркнул, не оборачиваясь:
— Значит, сделаем так, чтобы бутерброды не падали… Или вообще обойдемся без бутербродов, — добавил он уже на пороге.
С тех пор прошло сорок лет.
Все началось на Пандоре. И конечно, все началось со случайности. Вероятно, это была неизбежная случайность. Вероятно, она должна была рано или поздно произойти.
Лев Абалкин работал на Пандоре уже двенадцать лет. Сначала он был рабом, потом шпионом малого жреца, потом малым жрецом, потом Невидимым первого разряда и наконец стал Большим Жрецом. За эти 12 лет он сто раз назначал своему связному рандеву на Белом Лбу и сто раз предупреждал его, что нельзя отходить от вертолета — надо сажать машину точно в обозначенный круг и сидеть в кабине, дожидаясь Льва. И Тристан почти всегда так и делал. Но от Базы до Белого Лба было 8 часов лету. У него затекали ноги, и хотелось размяться. Кроме того, Лев иногда опаздывал на час или даже больше, и ждать его в кабине было скучно. И кроме того, окрестности Белого Лба — одно из самых красивых и безопасных на вид мест Пандоры. Было трудно удержаться и не посидеть на краю скалы, свесив ноги, любуясь игрой красок в клубящихся облаках Сухих Джунглей. Тристан не удерживался. Двадцать раз ему сошло, а потом случилось неизбежное.