15.
Влияние чар, сохранивших свежесть «образца», стремительно завершалось. Привычные действия не вызывали у Делвина затруднений и не мешали думать о другой проблеме. Память об отце была отравлена глупостью, которую тот совершил.
— Старый идеалист, — пробормотал он себе под нос, налаживая отток жидкости из постепенно коченеющего тела рыбака. — Собственными руками отдать абсолютную власть.
Прищурившись, Брум несколько минут отмерял нужное количество добавок, с помощью куба менталов включил части заклинаний в зелье. Лаборанты продолжали делать надрезы на теле образца, вытягивая всё, что возможно было добыть. Когда ещё попадётся зазевавшийся рыбак? Всё должно пойти в дело.
Доведя работу до ожидаемого финала, Делвин успокоился. Отпустил слуг и тщательно вымыл руки. Бесстрастные эмпаты уже полностью вычистили кабинет от следов операции. Разложив на пустом рабочем столе несколько кубов, Брум не задумываясь влил в рот свежее зелье, поморщился, когда на мгновенье свело горло терпким пойлом.
На этот раз он попытался применить комбинированный способ сплетения чар. Кубы содержали части заклинаний, которые он заготовил заранее. Раскрыв ментальную схему над столом, Делвин проверил фиксацию точек. Кубы действовали в строгой очерёдности. Беря их в руки, толкователь извлекал части сложной мозаики и прикреплял к точкам структуры на ментальной схеме. И был особый куб, который маг хранил с невероятными предосторожностями. Схема, хранящаяся на этом кубе, лежала в основе структуры. Выходило не плохо.
— Не врут книги, — с улыбкой откинувшись в кресле, Брум решил передохнуть. — У каждого свой путь и своя методика.
Он посмотрел на куб, лежавший отдельно от остальных. Тот пока был пуст и ожидал момента, когда готовая работа покажется магу достаточно качественной, чтобы быть сохранённой целиком.
Спустя несколько минут Делвин добился появления над ментальной схемой вращающейся амарантовой фигуры. Он прекрасно знал, что произойдёт дальше. Долгие месяцы его силы иссякали именно на этом достижении. С помощью зелья удавалось создать слабую иллюзию. С Фолэнтом они достигли несколько более устойчивых результатов.
Грани амарантового куба раскрылись, проецируя свет на пустое пространство перед столом. Предстояло закрепить контуры иллюзии. Внутри полупрозрачной девичьей фигуры переливалась магия. Брум придирчиво оценил крепость ментальных привязок. Пожалуй, последняя работа ему удалась. Такая иллюзия быстро не рассыплется, не уничтожится от воздействия другой магии или произойдёт это не слишком легко и быстро. Подумав, Делвин внёс в схему иллюзии дополнительную защиту от корректировок. Не то, чтобы он сильно верил в способности кого-то из менталов повлиять на его работу, но привык продумывать каждый вариант развития событий. Краем сознания он вспомнил о Фросте Талесе. Неприятно кольнуло — управление ситуацией не полностью находилось в руках верховного толкователя, что доставляло беспокойство и немного злило. Множество раз перебрав в уме вероятности, Делвин пришёл к выводу, что ни один ментал из его окружения не способен создать подслушивающий куб с элементами магии креаторов. Значит, Талес жив и ведёт свою игру. Слова Грэмиса о мстительности и коварстве менталов были истиной. Личные или родственные связи не всегда являлись препятствием для осуществления замыслов магов Ковенанта Разума.
Розовато-лиловая иллюзия плавно покачивалась над полом. Сейчас Брум мог рассмотреть каждую чёрточку миловидного лица, каким оно было при жизни. Медленно подняв руку, девушка некоторое время разглядывала ладонь и пальцы, двигала ими, точно не понимая, что с ней произошло.
— Отпусти, — личико скривилось в жалобную гримасу.
Делвин почувствовал себя неуютно под страдающим, но и одновременно обвиняющим взглядом амарантовых глаз (вскоре они станут слепы), повёл плечами, отбрасывая лишние эмоции. Он строго свёл брови, не позволяя разрастись в сердце чувству. Тонко уловив его настроение, иллюзия налилась алым оттенком, начала расширяться, выплеснув разочарование и ярость в вопле. У Брума заложило уши.
— Разве родители не учили тебя манерам? — он поднялся, опёрся руками о стол, голос звучал холодно и жёстко. — Я твой хозяин. Будешь плохо себя вести — разберу по частям. Это больно. Иди, уничтожь его и возвращайся. Задание тебе известно.
+++
Прошла неделя, как Мариса начала обучение в Академии. Один день сменял другой, похожий на предыдущий. Конспекты, лекции, подготовка — она не представляла, как это всё сразу вместить в голову. Трудности предыдущих трех лет приучили её совсем к иному способу существования. Она потеряла прежние навыки, но приобрела другие, которые оказались мало пригодны в Академии. Пришлось вспоминать жизнь до ночлежки и бедного квартала, мысленно возвращаясь туда, где Мариса никогда больше не желала оказаться.
Сидя в аудитории, девушка много думала о библиотеке. Каким образом ей подобраться к запрещённым учебникам? Насколько опасно проявлять интерес? Придётся говорить с библиотекарями, задавать неудобные вопросы, наводить на нужные ответы. Для начала надо бы разведать, какие порядки хранения подобной литературы приняты в Академии. Только времени у Марисы не находилось.
Чаротворчество, алхимия, элементоведение, начертание — первокурсников сразу же погрузили в теорию и непростую практику, после которой Келена неизменно тащила подругу в чайную или на прогулку, потому что у всех уже болела голова от повторения заклинаний, вычерчивания схем магических печатей и смешивания отваров. Составители курса рассчитывали на подготовленных детишек богатой аристократии, чьи родители не жалели денег на обучение магии с самого раннего возраста частным образом. Когда-то и у Марисы был приходящий учитель. Очень смутно она помнила, какой у него был важный вид и одежда всегда тщательно вычищенная, добротная. Наверное, маг невероятно гордился, что обучает дочь одного из государственных советников.
Вот бы он изумился, узнай, что его бывшая ученица бездарь и изгой всего-то через неделю после начала занятий в Академии. Мариса старалась, а результат получала весьма посредственный. Особенно в тех заданиях, где требовалось опираться на сочувствие, необходимое для лекарского дела. Как никогда она ощутила нехватку базовых знаний и неполноту собственного дара.
Одногруппники сторонились молчаливой девушки, нередко смотрели с презрением. Одна Келена не оставляла Марису в одиночестве, да магистр Дэй частенько навещал в перерывах между занятиями. Виктора радовала любая возможность увидеться с Марисой. Он ничего не замечал вокруг. Если это случалось в людном месте, то она ловила на себе косые взгляды. Слова, брошенные юным менталом в первый день учёбы, разлетелись по всей Академии, а неудачи Марисы в практике только подтверждали — она бастард, которому по нелепой случайности сохранили жизнь. Взгляды, слова, мысли — ей не нужно было слышать или видеть. Мариса наперёд представляла, что происходит за спиной. Незаконно, почти без магии она посмела встать в один ряд с отпрысками знатных магических родов. Посмела претендовать на что-то большее, чем место прислуги в доме семьи бесхарактерного отца, которому не хватило смелости убить нерождённый плод. Недовольных было немало.
И Мариса знала, что Келена оберегает её, скрывает, как часто другие студенты нашёптывали или говорили открыто и громко, что не стоит общаться с «разбавленной кровью Дэев», что такими знакомствами она роняет честь семьи Эббис.
— И откуда он взял эту ерунду?! — возмущалась соседка, когда и до неё долетали отголоски сплетен, и понимая, кто стал зачинщиком.
Мариса лишь безразлично пожимала плечами. Конечно же, она знала, почему Данис Лазар распустил слухи о её происхождении. Виктор был прав. Ректор не удержал нечаянно брошенную лекарем фразу в стенах кабинета, а его младший сын легко подхватил вынужденную ложь Дэя. Так или иначе, но от Марисы старались держаться подальше, точно от заражённой чумой крысы. Смотрели на неё точно так же. Впрочем, её такое положение вещей задевало мало, напротив, полностью отвечало желаниям оставаться в одиночестве, поэтому по Академии она ходила с высоко поднятой головой. Лишь Келена связывала Марису с шумным, разноголосым студенческим миром. И девушка была очень благодарна подруге.