взглядом обвёл говорящего, где-то на уровне пояса, и продолжил: «Страх перед неизвестностью – самое древнее эмоциональное чувство. Учёные говорят, что у человека есть всего два вида врожденного страха: страх высоты, который проявляется с шести месяцев у ребёнка, и страх разлуки… Все остальные страхи приобретённые или, так сказать, воспитанные. Мы боимся непредсказуемых объектов и событий. Чтобы победить страх, необходимо направить его в область рационального мышления. Но главное – люди, пережившие вместе страх, испытавшие общий страх, стремятся в общую команду… Вот почему группа спецназа, попавшая в какую-либо заварушку и прошедшая совместно какие-либо испытания, причем реальные, является наиболее подготовленной».
Мне сразу представились реальные люди, действующие в реальной стране. Я думал о том, что они, прошедшие вместе страх, рисковавшие вместе, превращаются в спаянную, надёжную команду. Как хотелось быть именно таким и вместе с такими. Тот же Бояринов шёл в свой последний бой со своими «сынками», ни капли не сомневаясь в справедливости принятого им решения: быть вместе. В свои пятьдесят восемь лет, имея опыт человека, прошедшего Великую Отечественную войну, от руководителя операции он услышал: «Вы всё, что нужно, сделали: научили, подготовили. Молодые сами выполнят задачу. Вам не надо участвовать в штурме дворца Амина…» Но надо знать Григория Ивановича – без него могли бы быть совершенно другие, бóльшие потери. И он был там, рядом со своими учениками. Только поступок подтверждает слово…
Преподаватель продолжал:
– И только рискуя, ты проверяешь, на что способен. Рискуя вместе – вы становитесь ближе. Поэтому вся наша подготовка: прыжки с самолёта, погружение под лёд с аквалангами, скалолазание и, естественно, боевые операции – это объединяющие факторы.
– Бесстрашие опасно для команды… – прозвучала реплика.
У нас вообще диалоги и беседы на занятиях поощрялись. Особенно на занятиях, на которых требовалось сопереживание и включение эмоций. Кроме того, это было и особенностью методики нашего преподавателя.
– И ваше бесстрашие, и ваша способность испытывать страх – уже проверены кадровиками на пути, когда вы шли сюда. – Полковник присел на край преподавательского стола. – Сегодня мы должны избавить вас от факторов, которые надо преодолеть, чтобы выжить… Тренировки – в самых различных условиях. Нам нужны мужественные люди, те, которые могут преодолеть страх. Поэтому мы будем заглядывать вам в глаза в любых самых сложных ситуациях, в которые мы вас поставим. И то, что мы увидим в ваших глазах, и ваши действия позднее подскажут нам, чего вы стоите.
– Мы согласны… – Слова эти прозвучали даже глупо, и в воздухе повисло какое-то неловкое, стыдливое молчание.
– Согласного судьба ведет, несогласного – тащит, – подводя итог, произнёс полковник. – Мы отбираем людей, способных действовать и индивидуально, и в группе…
То, что происходило в этот момент в моей голове и с моими чувствами, оценить невозможно. Мысли ураганом носились в сознании, перескакивая с континента на континент, из президентских кабинетов – в наш класс, ещё раз оценивая, где я и с кем я. Хотелось впитывать каждое слово. Хотелось быть нужным и оправдать те усилия, которые предпринимали наши учителя. Как они этого добьются? Надо пронаблюдать, как изменятся люди в течение подготовки…
А преподаватель продолжал:
– У большинства офицеров, научившихся выполнять сложнейшие задачи, появляется чувство самоуважения, которое уже не пропадёт никогда в течение всей оставшейся жизни.
Все свои последующие годы я знал: эти люди действительно стали другими во многих отношениях. Мы представляли себе, что в рядах органов КГБ всегда были распространены парапсихологические знания, магические методики, предназначенные для управления и людьми и обществом. Неужели это предстоит и нам? Как произойдёт это чудо? Они, наши учителя, сумели зарядить нас великой потребностью стать ими – разведчиками специального назначения. Причём ни слова не говорилось ни о партии, ни о социализме… Звучали другие, более вечные категории. И это становилось нашей потребностью: Мужчина, Воин, Профессионал!
Как раз именно сегодня нам раздали листы с оперативной обстановкой в далёкой стране. И мы стали играть в игры не про нас, но с нашим участием.
А преподаватель, как обычно, сняв военный китель и бережно повесив его на спинку стула, сказал:
– Пока отложите в сторону оперативную обстановку и послушайте вводную. В республике Афганистан во время несения караульной службы часовому на аэродроме показались то ли тени, то ли какие-то движения около самолётов… Довольно опытный сержант стал делать всё согласно Уставу караульной службы. Окликнул, сделал предупредительный выстрел вверх… ну, как полагается, и сделал выстрел в сторону теней… – Полковник помолчал, походил между столов и далее проговорил: – Попал в боезапас, который был в штабелях рядом с одним из самолётов. Пуля попала именно во взрыватель бомбы…
– Захочешь так сделать – не попадёшь, – сказал кто-то из нас.
– Да, «ворошиловские стрелки»[32] там служат. С ума сойти, – стали поддакивать остальные.
– От взрыва и последующего пожара были полностью уничтожены три МиГа и несколько афганских вертолётов… Сержанта арестовали, и началось расследование, – полковник испытывающим взглядом обвёл аудиторию, – а теперь почитайте оперативную обстановку в районе этого ЧП, это аэродром в городе Кандагар. И я хотел бы послушать ваши предложения, что бы вы, как оперработники, предложили, исходя из сложившейся ситуации?
После длительного бурного обсуждения, горячих уверений некоторых, что сержант – враг, предатель, не мог он случайно попасть в бомбу, надо искать следы диверсии… И спокойствия других, пока не очень понимающих, что же от них хочет услышать опытный преподаватель. Полковник сказал:
– Поскольку это невыдуманная история, значит, у меня есть абсолютно точная информация о происходящем после взрыва на аэродроме… Но прежде попытайтесь найти правильный ход. Только тогда вы станете понимать необходимость, извините, вашей головы. Думайте. Забудьте о сержанте. Есть главное. Уничтожен аэродром! Что вы, как разведчики, из этого можете вынести?
Все заинтригованно молчали.
– Может, попробовать использовать взрывы, как диверсию противника, и развернуть агитационную работу среди местного населения? – предложил кто-то из нас.
– Вы что, в политработники решили переквалифицироваться? – с долей иронии спросил преподаватель, – но первая часть идеи – уже правильная…
Мы вчитывались в оперативную обстановку, пытаясь там найти подсказку. Но кроме многочисленных банд, где шли перечисления фамилий главарей и акций, которые они совершили за последнее время, и сведений о потерях наших войск ничего не видели, поэтому идей больше не возникало.
– Вспомните понятие «оперативная комбинация»… что из этого необходимо вынести? – не успокаивался полковник.
– Довести до всех, что это была диверсия… А потом заслать в интересующую нас банду своего агента, как будто бы это он взорвал аэродром? – предложил самый смелый из нас.
И когда он сказал это, все мы поняли, как рядом армейская неудача стоит с