Посол уверил, что искренне рад за меня и ничуть не завидует - но прежняя сердечность в отношениях между нами пропала. Оставшись без его дружеских советов, я скоро попал в историю весьма неприятную.
Встречаясь со шведами или поляками шведской службы, заполонившими Вену, мы обыкновенно делали вид, что не замечаем своих противников; они платили нам той же монетой, и дипломатическая борьба не переходила в рукопашную. Но императорское благоволение ко мне, видимо, посчитали опасным. Приехав во дворец принца Евгения на празднование годовщины одной из бесчисленных военных побед и проходя мимо недоделанного, в строительных лесах стоящего, бокового крыла, я прямо кожей почувствовал волну злобы, истекающей от столпившейся возле него кучки.
- Збачьте, панове, какой знатный вельможа пожаловал: сам граф Хлопский!
- Ние, то ест граф Злодиевский: видите, карета краденая!
Презрев вражеские насмешки, прошел мимо; но холодок потянулся по хребту. Будь я псом, шерсть на загривке стояла бы дыбом. И не зря. После официальной части, как только церемонимейстер пригласил к танцам, мне преградил путь сильно пьяный усатый субъект:
- А ты кое холеры шукаешь, слуга москальский? Идзь до кухни: цела Вена знае, же оддаешь пржевагу холопкам над шляхетными фрау!
- Это мое дело, каким женщинам отдавать предпочтение. А ясновельможному пану не мешает проспаться! - Я попытался отодвинуть хама, но он был фунтов на сорок меня тяжелее и, похоже, не так пьян, как прикидывался. К тому же при шпаге, - а моя, как полагается, осталась у денщика вместе с плащом и шляпой: в танцевальной зале оружие, способное повредить дамским нарядам, поставлено вне закона. Утратив надежду кончить дело миром, я широко улыбнулся, глядя в глаза противнику, и врезал ему ниже колена носком башмака. Любимый прием, не раз выручавший в студенческие годы. После него одинаково сподручно бежать или бить, пользуясь мгновением замешательства. А еще, если на вас напали, полезно иметь кое-что в кошельке. Не затем, чтобы откупиться: мешочек с благородным металлом не хуже свинчатки прибавит кулаку тяжести.
Под градом тумаков негодяй попятился, упал навзничь, извернулся на четвереньки, попытался прямо в этой позиции обнажить шпагу, - но потерял охоту драться, получив ногой по зубам. Подхватив, при зверином визге окружающих дам, упавший на паркет клинок, я плашмя, как хлыстом, проводил несколькими ударами убегающего врага и обернулся встретить его товарищей, спешащих на помощь.
Безоружный офицер императорской гвардии решительно шагнул между стальными остриями:
- Господа! Своим поведением вы оскорбляете хозяина этого дома. Извольте немедленно отдать мне ваши шпаги и прекратить бесчинства.
Неприятели медленно, с ворчанием, отступили, пряча оружие в ножны - пожалуй, мне больше не грозило быть заколотым прямо на балу. Прищемив клинок дверью, я резким движением сломал его у самой гарды и с поклоном протянул гвардейцу остаток эфесом вперед:
- Хозяин этой шпаги недостоин звания дворянина.
Убравшиеся было восвояси друзья побитого чуть снова не кинулись в атаку. Рослый, с благородной внешностью, шляхтич злобно процедил:
- Будь пан генерал настоящим графом, он ответил бы за свои слова.
- Пришлите ко мне завтра ваших секундантов - увидим, кто из нас настоящий.
Допраздновав с невозмутимым видом испорченный вечер и потом преспокойно выспавшись, я встретил поутру Матвеева любезной улыбкой; но извещенный о вчерашнем посол накинулся на меня с раздражением:
- Забыл, что государь Петр Алексеевич поединки под смертной казнью запретил? Даже убитому на дуэли нет прощения, по указу его труп за ноги вешают!
- Припомни хоть один случай, когда повесили?! Андрей Артамонович, дорогой, не надо так горячиться! Царь запретил бои между своими, а не с врагом! С ним биться не только можно, но и должно - в одиночку или строем, безразлично.
- Пусть так, но не на нейтральной территории! Немецкий закон тоже наказывает...
- Неужели тоже - мертвецов за ноги? Кстати, мы ему в этом случае подсудны?
Матвеев на секунду задумался и успокоился немного.
- С ходу не скажу. Надо здешних законников беспокоить. Все равно некрасиво. Гости подрались в доме - обида хозяину, чужестранцы бьются в стране - обида государю.
- Это наши враги оскорбили императора. Посмели утверждать, что жалованный им титул - не настоящий. Вот если взять и доложить Карлу? Думаю, он поймет мои чувства!
- Бог его знает. Все равно, тебя подловили, как неопытного мальчишку: им только и надо, чтобы нас скандализировать. А ты поддался! Ну, положим, Чушуловича стоило проучить, деваться некуда...
- А это кто?
- Тот пьяница, которому ты шпагу сломал. И челюсть заодно. Но на поединок с Коморовским напросился зря. Изволь отказаться.
- Господин посол, это будет бесчестно!
- Вздор! Ты все-таки генерал-майор, а пан Антоний Коморовский у Лещинского только до полковника дослужился. И то титулярно, без полка. Не по чину ему тебя вызывать! Хотя род графский, старинный... Герб у них один с Понятовскими - циолек, сиречь телок...
- Авось не забодает! Еще вопрос, кто кого подловил: в чинах он мне уступит, а в знатности... Тебе же ведомо - у меня шляхетство выслужное. Как родовитые люди на выскочек смотрят, надо рассказывать?
- Ну и причем тут дуэль?
- Выйти с кем-то на поединок - значит признать себе равным.
- Ради подобных пустяков стоит ли ставить жизнь на карту?! Вас явно нарочно стравили! Ты даже не представляешь, насколько он опасен!
- Что, хороший боец?
- Не то слово. Насчет всей Польши не скажу - но лучшая шпага партии Лещинского, точно. Его путь усеян телами соперников. Как ты фехтуешь, не знаю...
- Посредственно или чуть ниже. Не беда. Придумаем что-нибудь.
- О чем думать?! Разве, как дуэли избежать?
- Вовсе нет. Если он сильней меня на шпагах - значит, я его застрелю. Выбор оружия за оскорбленной стороной.
- Разве тебя поколотили? Ты же прилюдно избил его приятеля! И после такого... Хочешь сказать, что сам его вызвал?
- Мне пришлось. Этому... Чешуевичу, или как его... он, что, родня?
- Насколько я знаю, нет. Зато Станиславу Понятовскому - дальний родственник и ближний клеврет.
- Вот и хорошо. Общепринятые дуэльные правила разрешают драться за однородца - если тот сам не способен. Ни за кого больше. Мои с этим пьяным дураком счеты посторонних не касаются. Можно без ущерба для чести посылать в дальний путь любого, кто пожелает за него вступиться. Потому единственный повод для поединка - оскорбление, нанесенное Коморовским мне и императору.
- Хорошую компанию ты себе выбрал.
- Так получилось.
- Учти, мое положение не позволяет открыто содействовать тебе. Официально - мне ничего об этом не известно.
- Если позволишь, Андрей Артамонович, я возьму Фронвиля.
- Как хочешь. Он будет рад.
Действительно, француз с увлечением взялся за дело. Устройство дуэли между чиновными и титулованными противниками как нельзя лучше отвечало его аристократическим пристрастиям. Он сам подобрал второго секунданта, из имперских офицеров, и с педантической важностью обсуждал со мной детали предстоящего. Увидев же, кто представляет наших врагов - просто расцвел.
Карл Двенадцатый вообще-то не жаловал поляков, но для Станислава Понятовского сделал исключение: произвел в шведские генералы и поручал самые трудные дела. Именно он в Константинополе изобретательностью и упорством преодолел Толстого и склонил султана к войне с Россией. Наша дипломатическая конфузия в Вене тоже была его заслугой. Служба Понятовского начиналась в турецкую войну под знаменами принца Евгения, и в имперской столице пана Станислава принимали как старого боевого товарища, a priori достойного большего доверия, чем русские. Враги отнеслись ко мне в высшей степени уважительно, если он сам явился секундировать.
Соблюдая дуэльный ритуал, я не вышел к представителям противника, а остался в соседней комнате. Вскоре барон заглянул посовещаться:
- Господин генерал продолжает настаивать на пистолетах? Конечно, для нас, парижан, такая дуэль в порядке вещей, но здесь, увы, иные нравы... - Он закатил глаза и развел руками по поводу восточноевропейского варварства.
- Мне слышно, что говорят меж собой поляки. 'Хлопска зброя'... Плевать на подобные мнения! Передай, что их клиент может засунуть свой гонор себе в задницу, если не желает стреляться. Отказ от поединка будет на нем.
Я совершенно простил Фронвилю самозванство за его мастерский перевод с французского солдатского на французский куртуазный. Весь оскорбительный смысл сохранился, без единого грубого слова. Мои условия приняли. Время назначили на рассвете, место - у чумных бараков на берегу Дуная, где в позапрошлом году обрели покой одиннадцать тысяч душ, почти каждый десятый горожанин. Ничтожное событие - прибавить к ним еще единицу.