Читать интересную книгу Тени Пост-Петербурга - Андрей Дьяков

— За журналами?

— Ну да. За журналами. Девки-то наперечет все, а душа просит… Окунь прыснул со смеху, разлив чай. Ната брезгливо поморщилась, однако рвущийся с губ едкий комментарий придержала.

— Пошерстили в подсобке книжного магазина, рюкзаки набили доверху и ходу обратно. Уже и вход в метро неподалеку, только смотрим — стоит посреди дороги типчик какой-то в балахоне до пят. Прямо посреди дороги встал столбом и не шелохнется. Под капюшоном не видать ни рожна. Мы его окликнули. С какой мол станции, брат? А он молчит как рыба об лед! Ну что поделать… Обошли мы его сторонкой, да и юркнули в метро. Я последним шел. Ну и черт меня дернул оглянуться! Мужик этот странный как стоял на месте, так и сгинул моментом!

— Хорош заливать!

— Отвечаю! — Ксива подался вперед, отчаянно жестикулируя. — Присел немного, потом как прыгнет на крышу! Через бортик перемахнул и был таков!

— Брехня… — Да чтоб меня профонило! Не верите, Отшельника спросите! Слышь, сталкер, видал небось такого уродца?

— Не видал, — помолчав, ответил проводник.

Окунь ухмыльнулся. Ната, прищурившись, закивала — давай мол, парень, заливай дальше. Ксива не на шутку раздухарился. Отношение соратников расстроило бойца.

— Да что вы все понимаете! Я тогда чуть в штаны не наделал со страху. Вроде и метро рядом… Да и мужик этот до нас не докапывался… — Ксива потерянно смотрел сквозь собеседников. В его взгляде читалось смятение. — Стоял себе, и вдруг как сиганет… Жуть.

Бойцы притихли, глядя на крохотный огонек горелки.

— Отшельник, а тебе бывает страшно? — Неожиданно спросила Ната.

Казалось, сталкер спит. Но нет. Шевельнулся. Поднял голову. Посмотрел на девушку устало и как-то… напряженно что ли…

— Бывает. В этой жизни идиотом надо быть, чтобы не бояться.

— А когда было страшнее всего?

Глеб замер, изготовившись ловить каждое слово. Наставник молчал, уставившись в одну точку. Пальцы рук изредка подрагивали, выдавая эмоциональное напряжение. Мальчик понял, что сталкер сейчас просто напросто пошлет девушку с ее расспросами куда подальше. Но Отшельник удивил Глеба. Губы его шевельнулись, роняя тяжелые неспешные слова:

— У меня в том году как раз срочка закончилась. Вернулся в родной Питер. Знакомые да друзья по гостям затаскали. Почетно же — кореш-контрактник, только что из «горячей точки». Погуляли знатно… Деньги, что наслужил за пять лет, утекли быстро. Дернулся было работу искать — а кому я без опыта нужен. Пристроился в больницу охранником. Получал крохи. На съемную квартиру еле хватало. А тут главврач халтуру предложил — бомбарь больничный в порядок привести. Комиссия какая-то была, втык сделала, что объект заброшенный. Вот и затеяли ремонт. Поначалу непривычно было, потом втянулся. Штукатурить научился, малярить, столярить. Бомбарь успешно приняли, укомплектовали. Главврач так проникся, что разрешил мне там пожить, пока деньжат не поднакоплю. А потом и сама больничка на ремонт закрылась. А я вроде как сторожем при ней остался.

Сталкер прервался на мгновенье, глотнул из фляги, вздохнул тяжело.

— Подруга у меня была. Красивая. Как ты, Ната. В тот день решили мы в центр съездить, прогуляться по Невскому. Стою я у Московской, жду. Солнце светит, птички поют. Красота… А потом ни с того ни с сего сирена завыла. Видали, наверное, громкоговорители на домах? Вот их и врубили на всю катушку. Народ стоит, переглядывается. Молодежь шутит, хихикает. А сирена ревет без умолку. Шутки шутками, а когда одна бабуля шустрая с охами да ахами в подземный переход метнулась, заволновались все. Сначала по одному, потом группками люди в метро двинулись. Машина ДПС у перехода тормознула. Гайцы из тачки выскочили — и тоже вниз. Тут словно проснулся народ. С визгами, воплями ринулся внутрь.

Я за мобильник схватился — Оксану вызванивать. Пока ответа ждал, такого насмотрелся… Люди к подземным переходам бегут, кто откуда. Водилы по тормозам бьют, народу на проезжей части как тараканов. Автобус один в сторону шарахнулся и со всей дури в магазин цветочный влетел. Продавщиц обеих насмерть… Кругом галдеж, ор… Несутся все, на ступенях ноги ломают. У переходов давка. Дети визжат, плачут. А люди кругом обезумели будто. Лезут, толкаются, дерутся. Бутылки в ход пошли. Каждый вдруг жить захотел… Мужик какой-то девушку из толпы вытащил. Без сознания была. Думаю — молодец, спасает. А он, выродок, на траву ее бросил и одежду сдирает… Ну я и озверел. Помню только, что мордовал того подонка, пока кисть не заныла.

Потом Оксану заметил. Бежит, бедняжка, хромает на сломанном каблуке. Растрепанная такая. Глазенки испуганные, как два блюдца. Меня увидела, замахала радостно… Тут ее толпа и накрыла… Проволокла по асфальту. Протащила… Затоптала.

Не помню, как к ней пробился. Тела кругом. Раненные стонут. Тротуар скользкий от крови. И всё за какие-то минуты… А девочка моя лежит с открытыми глазами, в небо смотрит. Мертвая…

Хотел вытащить ее из этого хаоса, а только ноги не держат. Как стоял там, так и рухнул на асфальт. Не помню, сколько просидел. Сидел и все смотрел на нее. Беспомощную такую. Хрупкую. Ее лицо удивленное по сей день у меня перед глазами стоит. Вроде долго сидел. Казалось, вечность прошла. На самом деле минут пять, не больше.

Снизу крики стали доноситься — «Ворота подняли!», «Не попасть на станцию!».

Где-то вдалеке сверкнуло. Да так ярко, что те, кто в ту сторону смотрел, за лица схватились. Глаза трут, корчатся. Мне больше повезло. Я на Оксану смотрел. И так жутко мне вдруг стало, что про все на свете я позабыл. И про людей, и про любимую…

Пока к больнице бежал, еще пару раз сверкнуло. Но, слава Богу, где-то очень далеко. Иначе остался бы я там вместе с остальными. Бегу, а навстречу мне люди. К метро спешат. Женщина какая-то детей двоих чуть ли не волоком тащит. Они, бедные, за ней не поспевают, спотыкаются. Плачут…

А я мимо несусь… И ведь не подумал даже, что спасти их могу. От страха вконец обезумел. Бежал что было силы. Шкуру свою спасал. Пока замок подвальный открывал, сзади грохотать начало. Тихо сначала. В отдалении. Потом все громче. А у меня руки трясутся — ключом в скважину попасть не могу. Пока с замком боролся, обделался со страху. Скатился в бомбоубежище, герму задраил и только тогда отпустило. Разрыдался как ребенок. Наверху грохочет, дрожит всё. Штукатурка со стен летит. А я свернулся клубком на полу и реву, не могу остановиться…

Отшельник сделал еще глоток, замолчал. Все молчали. Ната сидела бледная, не в силах продолжать разговор. Глеб потрясенно таращился на наставника. Такую длинную речь из его уст мальчик слышал впервые. И было в словах Отшельника что-то очень личное, сокровенное, тягостное.

— Мне два года всего было, когда… — Нарушил тишину Кондор. — Не помню ничего. Всё пытался потом у бати вызнать да выспросить про тот ужасный день… Дурак был…

— Испытания ниспосланы нам свыше, — робко заговорил Ишкарий. — И лишь стойкие духом обретут спасение. Мы должны вместе уверовать в…

— ЗАТУХНИ! — Раздалось сразу несколько голосов.

В полном молчании бойцы понуро глядели на огонь. Разговор как-то сам собой сошел на «нет». Повисло напряженное молчание.

Из пыльных динамиков, установленных Шаманом поверх груды ящиков, донеслось шипение. Сталкеры как один повернули головы. Механик монументально восседал посреди нагромождения вскрытых аппаратов, опутанный сетью проводов.

— Ну что там, Кулибин? Есть ли жизнь на Марсе?

Шаман не отреагировал. Зато хрип из динамиков стал громче. На мгновение шум резко оборвался, и в звенящей тишине отчетливо прозвучало: «…КРАЩАЙ ЭФИР ЗАСОРЯТЬ!».

Затем приемник снова засипел и забулькал.

— Стой! Стой! Крути назад! Сделай громче! — Разом заголосили бойцы, ринувшись к приборам.

Шаман застыл у пульта, вцепившись взмокшими руками в верньеры настройки. Со лба крупными каплями стекал пот. Взгляд пристально следил за колеблющимися стрелками шкал.

— Давай, Шаманчик, давай! — Ната нетерпеливо пританцовывала за спиной механика.

— Назад крути, говорю! — Вопил над ухом Ксива.

— Тихо все! Заткнитесь, ироды!

Шаман рявкнул на мгновенно притихших бойцов и снова склонился над аппаратурой. Сквозь шум помех стал пробиваться чей-то голос. Глеб заворожено вслушивался в хриплое бормотание, но, как ни силился, разобрать не мог ни слова. Шаман продолжал колдовать над древними приборами. Уверенный голос на грани слышимости продолжать монотонно бубнить, но вот что…

Затем на крышу диспетчерской обрушился жесткий удар, сбивая сталкеров с ног. Еще один. Противный скрежет металла резанул по ушам. Вся конструкция разом содрогнулась. Сверху донесся протяжный утробный рык.

— Вырубай фонари! Туши горелку!

Путники затихли, прислушиваясь. Неведомый исполин заворочался, переступая гигантскими лапами по скатам диспетчерской. Одну из столешниц, приколоченных к окну, с грохотом вышибло, и в проеме показался полутораметровый изогнутый коготь.