– Да что за фигня?! - возмущается Трифон…
И понимает, что проснулся.
Оказалось, что проспал он не так уж и много. Стояла глубокая ночь. Голова болела нещадно, а все потому, что заснул Трифон, как вы помните, на венике. Теперь одна щека у нашего героя в точности воспроизводила рельеф веничных прутьев. Трифон посидел, посмотрел на веник и решил, что ему сейчас важна не уборка (она всегда может подождать), а хотя бы аспирин. И душ.
Но едва Трифон вышел из неосвещенной гостиной в коридорчик, включил свет и огляделся, как с внезапным ужасом понял - произошла катастрофа.
Во-первых, собственно коридор. Он, едва зажегся настенный светильник, прямо-таки засверкал свежевымытым линолеумом без признаков давешних битых тарелок и, хм, пищевых отходов. А под ногами у Трифона вольготно расстелился неопознанный, но симпатичный коврик, по курчавому ворсу которого пошлепать босиком - сплошная радость. Только непонятно было: откуда это подножное удовольствие в квартире Трифона появилось?
«Может, я сам купил, положил и забыл?» - подумал Трифон, но тут же опроверг эту никчемную версию. Коврик был явно не из дешевых. Это сколько надо работать мастером сцены, чтоб такой себе позволить, - раз. И никогда Трифону коврики не были интересны, не любил он на них тратиться - два. Больше предпочитал пледы. А третья непонятность относилась к тому, что тогда пришлось бы признать, что он и коридор отмыл, и осколки посуды убрал, а этого-то уж точно не было!
Опасливо, словно в квартире засела рота исламских фундаменталистов, Трифон пересек коридор и потянул на себя дверь ванной. Включил свет.
Ух ты!
Ванная комната сверкала, как зубы рекламного мужичка-спортсмена, на раз перекусывающего стальную перекладину. Под старыми кранами отсутствовали ржавые несимпатичные потеки, кафель интимно поблескивал, будто его только что купили и налепили на стену, а из корзины для белья исчез трехмесячный завал из носков и рубашек.
– И как это понимать? - растерянно поинтересовался Трифон у своего отражения в зеркале. Кстати, отражение было весьма приличным - потому что с зеркала исчезли заскорузлые кляксы от зубной пасты, мыльной пены и крема для бритья.
Вопрос Трифона прозвучал риторически. И немного по-детски. Квартира молчала. Причем не просто так, а с некоторым ехидством. Мол, догадайся сам, ты же у нас умник по жизни!
Трифон и рад был бы догадаться, но не в его характере была склонность к длительным размышлениям по поводу житейских заморочек. Он довольно долго учился принимать жизнь такой, какая есть, и теперь, можно сказать, пожинал плоды учения. Заснул в грязной квартире, проснулся - в чистой. Подумаешь, чудеса! Кроме того, вместо упражнений в дедукции хотелось с толком и расстановочкой принять душ, потом перекусить чего-нибудь подходящего для столь позднего времени и занять господствующее положение на диване. Но не для сладостного погружения в дрему. Трифон понимал, что спать ему после таких-то эмоциональных снов вовсе не хочется. А лучшим транквилизатором для нашего героя станет чтение книги «Основы картофелеводства». Трифон ее уже второй месяц изучал, предвкушая грядущую весну, поездку на дачу, отполированный черенок лопаты в горящих ладонях и томительно пахнущую перегноем землю…
По ночам напор воды вовсе никакой, поэтому большого удовольствия от душа не получилось. Но голова перестала болеть, общее восприятие действительности здорово посвежело, а это уже явный плюс. И решение приготовить себе омлет уже не казалось невыполнимым.
Однако на кухне Трифона ждало новое потрясение. Он от этого даже слегка ослабел и привалился к дверному косяку - перевести дыхание, освоиться в реальности, которая до сих пор была для него другой -привычной и менее… сверкающей. Чистота здесь не просто царила. Она была возведена в ранг священного явления. На такой кухне можно было бы проводить экуменические моления. Но самым главным был все-таки не апофеоз чистоты и стерильности. Главным был аромат.
Чего уж греха таить, редкий человек не любит вкусно и от души поесть (за исключением женщин, сидящих на диетах). Хотя диетосидящие женщины - это на самом деле не извращение человеческой природы, а демонстрация титанической силы воли и неисчерпаемых возможностей прекрасной половины человечества поиздеваться над своим организмом. Поэтому мы не будем принимать их в расчет. Так вот. Кто из нас, дорогие читатели, не блаженствовал, обоняя сложную симфонию жаркого из свинины! Или рыбы в кляре. Или, допустим, такой простой, но восхитительной штуки, как свежевыпеченные слоеные пирожки с грибами. Да даже соленый огурец, серьезный огурец настоящего бочкового посола, становится задушевным другом нашего человека, утешает его в трудную минуту тягостных раздумий и финансовых затруднений гораздо лучше, чем воспетый классиком великий и могучий русский язык! Кстати, хорошо приготовленный язык с острым да пикантным гарниром да под марочное вино… А сырные десерты! А фруктовые салаты, шоколадные трюфели и рюмочка «Сен-Бренданса»!
Э-э, извините. Что-то автор отвлекся.
Просто на кухне у Трифона так пахло…
Словом, даже если у вас чрезвычайно смелая кулинарная фантазия, ей это благоухание все равно аршином общим не измерить.
Скромный кухонный столик был сервирован к ужину так, словно вкушать пищу собирался по меньшей мере член королевской фамилии, а сам ужин, похоже, томился на конфорке вычищенной до белизны газовой плиты в глубокой чугунной гусятнице. Трифону гусятница досталась от Октябрины Павловны в качестве самого недвижимого наследства. Потому что до сей минуты эта посудина всегда мирно стояла за шкафом наполненная разной метизной мелочью - гвоздями, шурупами, болтами. Но сейчас в ней были явно не гвозди, потому что распространяла она отнюдь не амбре целлюлозно-гипсокартонной пиццы. Продолжая на всякий случай опасаться происков всепроникающих исламских фундаменталистов, Трифон подошел к плите и аккуратно снял крышку с гусятницы. О-о-о… Внутри оказались голубцы - горяченькие, духовитые и видом напоминавшие поэму экстаза для отдельно взятого желудка. Наш герой не был диетопоклонником и потому инстинктивно издал хищное сладострастное урчание - голубцы, да еще в листьях краснокочанной пикантной капусты, были любимым с детства блюдом Трифона, но сам он себе их сроду не готовил, справедливо полагая, что, во-первых, кулинария - не мужское занятие, а во-вторых, у него никакого таланта не хватит, чтоб воспроизвести такие же голубцы, каковые иногда приготовляла Октябрина Павловна в минуту острой душевной доброты.
– Откуда вы, родимые? - с придыханием поинтересовался у голубцов Трифон. Это был второй, но отнюдь не последний риторический вопрос за сегодняшний вечер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});