материальный, а полунебывальский объект. Симпатичная, нужно отметить, небывальщиной разящая. Ну, часовенка и часовенка, посмотрели на ходу и проехали.
А через пяток километров — опять часовенка. Причём та же самая, чувствуется!
— Фигня какая, Лен. Поедем нафиг, я кто там, — потыкал я в обитель культа, — не знаю. Но что-то точно сильное.
— Хорошо, — не стала спорить вредина. — Хотя интересно, — показала она язык.
— Не слишком, небось, одержимец какой в веру хочет обратить со страшной силой, — отмахнулся я.
И вот, едем, а эта часовня буквально в полусотне метров в материи, прямо по ходу Трака материализуется. И блин, объехать можно, но уже самому интересно — кто это такой настойчивый-то?
8. Во славу мордобоя
Часовня была довольно типичной, буддистской, гранёной и со шпилем. Правда в отличие от большинства мне известных — не колонной-обелиском, а с входом. То есть большая, относительно. И острая крыша золочёная.
— Лен, на всякий случай — под прицел эту архитектуру, — уточнил я. — Вряд ли поможет, но может луч проймёт. Или отпугнёт хотя бы. Богов ведь точно нет?
— Насколько мне известно — нет, — помотала ушами Зелёнка. — Может, объедем?
— Во-первых, сколько ещё будем объезжать? Тамошний поселенец может и не только своей часовней скакать.
— Ступой.
— М?..
— Эти часовни — ступы называются, — уточнила Зелёнка.
— А мне казалось — пагода, — озадачился я.
— В отдельных странах это одно и тоже. А в основном, ступа — маленькая часовенка, как ты заметил, часто без входа, с замурованной святыней. А пагода — многоуровневая, в большинстве своём. Собор, считай.
— Понял. Ступа, блин, — хмыкнул я. — Ладно, пойду посмотрю, что там за тип в ступе.
И вылез я из трака. Из ступы никто не вылезал, вызывая искреннее возмущение: этот деятель вокруг нас вился, как мух вокруг благоуханных цветов. Потом на дороге свою ступу проявил. А теперь к нему, как проситель вваливайся, блин.
Подошёл я к архитектурно-небывальскому заведению культа, осмотрел-обчувствовал. Довольно странные ощущения. Внутри есть душа, одна штука. Человек или метачеловек — чёрт знает (который, хех, в ступе), но почти точно не посмертный симбионт.
Далее, была какая-то небывальская сучность. Сильная, заррраза, уровня Ладона, а то и посильнее. Но была она именно в небывальщине, высовывая «щупало-ступу» в реальность. По крайней мере так всё ощущалось. Сущность… странная. В ней было веселье и ВЕСЕЛЬЕ, интерес, спокойствие, взгляд крупнокалибренного орудия в лоб… много чего было. Скажем так — боевитый нечистик, это чувствовалось отчётливо. И очень весёлый, при этом, очевидно «держащий себя в руках», видно, с этим ихним буддизмом заморочки, или ещё что-то типа того.
Ну да ладно, выходить ни человек из ступы, ни нечистик из небывальщины не собираются. Так что вежливо пнул я алые двери с ажурном узором с ноги. Металлические, однако, оценил я звон. Наружу открываются, однако, оценил я факт за номером два. Ну, будем считать, что я как вежливый Кащей постучался, заключил мудрый я, игнорируя ржущие смайлики от зелёной вредины.
И распахнул тяжеленные ворота, засунув внутрь трос, а через секунду — морду. И принялся бодро, активно фигеть, не удержав естественной фразы. Аж в тросы сознанием провалился.
Дело вот в чём: ну внутри ступенчатый пол, алтарь на стенке, курильницы-вонялки, свечи-светилки, это понятно. Шерстяные ковры с геометрическим узором на полу, на стенах сутры какие-то там. Специальный буддистский мат, такой хитрый, что хрен догадаешься, что мат, да.
Но это всё было фигня. А не фигнёй, поразившей меня в самое воображение, был тёмно-синий, пухлый, стоящий в позе мучительно желающего отлить человека статуй. На баше статуя была какая-то специальная буддийская корона, в оттянутых ухах — специальные буддийские серьги. И бусы на шее, поясок, придерживающий набедренную повязку, алмазная рукоять светошашки в воздетой руке (вообще — вроде как булава, но столь мелкая, что как оружие её хрен рассмотришь. А вот на рукоять светошашки из алмаза — похожа, факт) — всё это было очень специальным и буддистским.
Рожа статуя была с бешено выпученными буркалами, фактически круглыми. Пасть с белоснежными острыми зубами оскалена, в угрожающей и реально весёлой ухмылке. При этом, из пасти и ноздрей статуя вырывались язычки практически полностью небывальского пламени.
Так что фраза, которая у меня непроизвольно вырвалась, была: «Едрить, и вправду — чёрт в ступе!»
А вот следующий момент, который меня напряг и ввёл в «тактическое» мышление — был человек. Не металюдь, именно человек, в жёлтую простынь одёжного толка замотанный, лысый. Азиат, но без узких глаз — только скулы широкие, и вместо носа недоразумение, почти как у меня в небывальщине. Молодой на вид, меньше тридцати лет. Пырился на меня и лыбился доброжелательно, сидя в позе лотоса на ОЧЕНЬ знакомом розовом облачке небывальщины, бултыхающем типа над полом.
Я таких типов десяток, не меньше, в Орде к ихнему Будде или ещё какому типу переправил, мдя. И вот есть у меня нехорошее подозрение, что в меня щаз будут пробовать мстить. Надо бы как-то отбиться да валить нафиг, судорожно прикидывал я, вчувствуясь в небывальщину. И расклад был не самым приятным: нечистик из небывальщины силён, как сволочь. Широким потоком шлёт небывальщину в статуй чёрта, а статуй — в ступу и монася. Причём не только и не столько обычную небывальщину, но и душевную, блин! А это фигово.
Хотя, в глубине моей груди, обёрнутый самой обычной толстой кожей, покоился нож-негатор. Ну как-то не придумал я больше, где эту лютую хрень хранить. Так что шансы в случае силового противостояния есть.
Так что я, несмотря на благожелательную лыбу, стал прикидывать, как оберну ножик тросами и начну им тыкать. Вот кого — вопрос. Статуй — явный медиум силы нечистика, то есть если тыкнуть в неё — связь разорвётся. И ступа станет простой ступой, без небывальщины, а монась — монасем. Но вот что он из себя представляет без подпитки от идола — чёрт знает. Ни хрена не понятно, слишком много небывальщины от нечистка «с той стороны». Впрочем, наверное, всё равно статуй сначала. А если монах такой же, как были — справлюсь. Ну и тыкнуть ножом успею в любом случае, прикинул я, собрался, успокоился и изобразил на морде лица приветливую и улыбчивую рожу.
— Почтенного Джам-Чуб-Сем-Па Ваджрапани называли так выходцы с северо-запада, — благожелательно выдал монах, для которого прошло меньше секунды. — Хотя титул Чёрт-в-ступе не вполне соответствуют Его величию вне колеса Сансары, Он принимает его от вас, Амар, — поклонился он.
— Ага, — кивнул мудрый я, поняв что мордобоя прям сейчас не предвидится. — А теперь чтоб я понял.