— А мы этого не заметили, — донесся голос из темноты. — Мы думали — глупые звери огрызаются…
— Действительно, бездарная война. Триста лет галактическая империя, обладающая миллиардной армией, сражается с горсткой шальных девчонок, а те даже не заметили, что с ними воюют.
— Пам-тирам-пам! — пропел во сне истребитель Якобсон.
— Погоди, — сказала Чайка, — а как же подруги рассказывали, что на их глазах ступы проглатывали некоторых сестер. Просто брали и заглатывали живьем.
— А у нас есть тысячи записей, как торпеда касается корабля, а затем следует взрыв. Тоже не слишком объяснимо.
— Это как раз понятно. Заарканенную ступу утаскивают сюда, усмиряют, здесь это легче, потому что в океане ступа начинает бросаться из стороны в сторону, а над Новой Землей все ступы идут вертикально вверх, и их проще объездить. Потом, когда вместо грубого аркана уже накинута узда, сестра влезает в пасть, удаляет ступе язык, огненные железы, ну… и прочее, что ей не нужно, и выбрасывает все это в океан через старый прокол. Его можно держать почти полчаса. Тоже удобно получается: ты здесь, а все опасные отходы — там. Ведь язык и после ампутации опасен. А через старый прокол отходы выбрасываются не только в старое место, но и в прежнее время, будто они оттуда и не исчезали. И, конечно, огненные железы взрываются и сжигают язык и все остальное. Чисто и никаких проблем.
— А мы видим взрыв артиллерийских батарей и считаем, что торпеда врезалась в звездолет и оба погибли, — закончил Влад. — Теперь все понятно. Так вот, когда ступа глотает наездницу, все еще проще. Ты сама видела, как я поймал твою подруженьку и втащил в амбразуру. Проглотил, можно сказать…
— Потому и амбразура, чтобы брать, а потом — ам! — и нету? — спросила Чайка.
— Не знаю. Вряд ли, это очень старое слово. Так вот, после того как затащишь торпеду внутрь, ее надо перепеленать, для этого возле створа камеры есть специальный маленький биоманипулятор, и поместить в створ. И тогда торпеда будет ускорять катер. Говорят, одной торпеды хватает на двадцать, а то и тридцать лет.
— Тридцать лет парализованной? — ужаснулась Чайка. — В этом коконе?
— Да. Не представляю, как девушка выживает там, без пищи, без воды, а порой и без воздуха.
— Помело кормит. Неужели ты не заметил, что ведьма и метла — единое целое, она без меня не может, я — без нее.
Влад представил, как Чайка в эту минуту нежно проводит пальцами по отполированной рукояти, и ощутил неожиданный укол ревности… к помелу.
— Что же делать? Получается, что люди и ведьмы сотни лет напрасно мучают и убивают друг друга. Мы могли бы летать вместе, а вместо этого ездим друг на друге, словно на диких зверях или мертвых торпедах.
— Найдем выход, — пообещал Влад. — В любом случае, правду должны знать и люди, и ведьмы. Сама же говорила, что придется тебе давать отчет старшим сестрам. Вот и расскажешь им все.
— Я боюсь, — прошептала Чайка, — что матерей ничуть не ужаснет мой рассказ. Они не были рядом с тобой это время, они не знают, какой ты, они не любят тебя и запросто могут сказать: «Что ж, на то мы и ведьмы».
— А я боюсь даже представить, как поступит генерал Мирзой. Он и своих предпочитает держать на поводке, что уж тут говорить о вас. Но все равно, правду должны знать все. Просто Мирзой-бек узнает ее последним. А дополнительный биоманипулятор я демонтирую в первую же свободную минуту. На корабле не должно быть лишнего оборудования.
— Пам-тирам-пам! — согласилась ночная тьма.
— Смотри, бирюзовица летит, — сказала Чайка.
Влад вскинул голову, но ничего не успел заметить.
— Ты говорила, они в нашем мире водятся.
— Они здешние, только здесь их не поймать никакими силами, а там — хоть голой рукой бери. Они отсюда проваливаются в океан, но жить там не могут, слабеют быстро. Тут-то сестры их и ловят.
— Я вот думаю: кракен и все остальное, что лезет в наш мир из-за оранжевой завесы, ведь это, наверное, тоже какие-то природные явления или животные, которые попадают к нам совершенно случайно. Им плохо у нас, и они погибают в конце концов. Но никакой злой воли, которая бы насылала их, нет. Сама подумай, как это может быть: Вселенная, наполненная одним только злом? Это еще глупее, чем чистая, незамутненная ненависть.
— Хорошо, если так, — согласилась Чайка. — А то ведь за оранжевой завесой должна быть еще и красная.
Яркая точка с длинным истаивающим хвостом двигалась по небосклону, обгоняя медленно ползущие диски планет.
— Это что? — спросил Влад.
— Летит кто-то.
— Ступа?
— Нет, обычное помело.
— Хорошо. А то ступе я бы, пожалуй, кинулся на перехват. А так — пускай летит. Нас оттуда не заметят?
— А хоть бы и заметили, не все ли равно? Мало ли кто и зачем остановился?
— А это не может оказаться твоя подруженька… с доносом?
— Запросто, — сказала Чайка, откинувшись на траву и глядя в небо. — Пусть ее… — И не дождавшись от ночи подтверждения, сама добавила: — Пам-тирам-пам.
ГЛАВА 8
Улетали, как принято у людей, утром. Старик Якобсон суетился, провожая гостей, призывал их почаще заглядывать на огонек. На вопрос, не нужно ли ему чем-то помочь, тут же ответил, что у него все есть, а вот на имперских истребителях, насколько ему известно, ничего лишнего не бывает, представляете? Особенно если в экипаже такая привлекательная женщина, грабить которую было бы преступлением. Однако когда Влад выкинул из люка демонтированный малый манипулятор, отшельник сразу же прибрал его, пояснив, что намерен изготовить новые подметки взамен прохудившихся: разрезать вдоль, а потом липкой стороной наклеить на оголовок. Очень практично получается, представляете?
Влад представлял, Чайка — нет, но оба сказали, что вполне представляют. И лишь когда Чайка собралась поднимать слабое и беспомощное существо на высоту входного люка, Якобсон, смущаясь и запинаясь от смущения, попросил:
— Не могли бы вы, если вдруг соберетесь сюда снова, привезти для старого хрыча Якобсона совсем крошечный кристальчик с аудиозаписями? Не надо никаких симфоний, вполне достаточно песенки или двух, попроще, повеселее… Что-нибудь такое: пам-тирам-пам! Представляете? А то «Радуга миров» слегка поднадоела.
— Мы постараемся, — пообещал Влад. Лейтенант Якобсон долго махал плетеной шляпой вслед поднимающемуся кораблю, а Влад вдруг запоздало сообразил, что и подпрыгивающая походка, и старческая дрожь головы и рук — все подчинено одному простенькому ритму, непритязательному мотивчику, что шестьдесят три года попискивает из клипсы, уместившейся на волосатом ухе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});