я не стану отвечать на его вопросы. С чего бы?
Я отворачиваюсь от него, отказываясь говорить. Ронак встает и нависает надо мной, но я не смотрю на него. Я пытаюсь перестать плакать, но слезы продолжают литься из-за пульсирующей боли в крыле и эмоционального стресса.
– Ладно, можешь гнить здесь, привязанная к дереву, пока не решишь признаться.
Придурок.
Я насмешливо фыркаю. Признаться. Как будто мне есть в чем признаваться. Без предупреждения я делаю глубокий вдох, а затем зову на помощь во всю силу своих легких. Не-Первый жестоко смеется, обрывая мои крики. Он смотрит на меня с презрением.
– Кричи сколько хочешь, демон. На этом проклятом острове нет никого, кроме нас.
Ронак разворачивается на пятках и уходит прочь. Я поворачиваюсь ко Второму, больше не заботясь о дорожках слез на лице.
– Лучше тебе последовать за своим хозяином, как хороший котенок.
Силред напрягается.
– Ронак мне не хозяин.
– Серьезно? А мне вот показалось иначе, судя по тому, как ты прыгаешь, стоит ему щелкнуть пальцами. Похоже, Эверт был прав. После этого ты еще и поможешь ему пытать меня? Или твои лапки буду слишком заняты, разминая ему спину?
Я понимаю, что мне не стоит настраивать его против себя, но я не могу остановиться. Третий показал, что между ними есть проблемы, и я использую это.
– Позволь мне вытащить стрелу, – говорит Силред, опускаясь рядом со мной.
– Не трогай меня.
Удивленный, он поднимает руки в мирном жесте.
– Я просто хотел…
– Мне все равно. Не пытайся сделать для меня необходимый минимум, только чтобы успокоить свою совесть. Уходи.
Силред недолго смотрит на меня, сжав губы в тонкую полоску, а затем коротко кивает. Он поворачивается и уходит в хижину, виляя своим хвостом.
Их хижина по крайней мере в тридцати метрах от меня, и под этим углом я вижу боковую стену и входную дверь. Я наблюдаю, как он исчезает внутри. Как только он уходит, я начинаю осматривать землю в поисках чего-нибудь острого – палки, камня, чего угодно, но вокруг нет ничего, кроме травы и грязи.
Мое крыло болит, и теперь, когда адреналин выветрился, я понимаю, насколько серьезно на самом деле ранена. Острая боль в плече может составить конкуренцию стреле в крыле, и на мне несчетное количество царапин, синяков и порезов. К тому же у меня болят мышцы, а напряжение от моей внезапной материальности и физического тела невыносимое.
– Прекрасно, просто прекрасно, – бормочу я себе под нос. – Из всех островов, куда я могла упасть, я свалилась на тот, где меня привязали к дереву.
Я слышу голоса внутри хижины. Если Не-Первый не обманул меня, сказав, что на острове нет никого, кроме них, то мне интересно почему. Три парня на острове в полном одиночестве без благ цивилизации. На это должна быть веская причина. Я не знаю, какому типу фейри они принадлежат, до этого я не видела никого с хвостами, как у них.
Откинувшись на грубую кору, я морщусь, когда особенно острый кусок впивается мне в бедро. Я осторожно завожу здоровую руку за спину, чтобы пощупать его и осознаю, что это довольно большой кусок коры.
Я сразу же пытаюсь отодрать его. Если он достаточно твердый и острый, может быть, я смогу использовать его, чтобы разорвать веревку.
Дело идет медленно. У меня не так много возможностей для передвижения, и каждый раз, когда я тяну кусок в одну сторону, он неизбежно втыкается мне в спину, но я продолжаю расшатывать его взад и вперед, пытаясь оторвать. Мне все равно больше нечем заняться.
Я искренне жалею, что не позволила Силреду вытащить стрелу. Можете считать это проявлением моего глупого купидонского упрямства. О чем я думала? Я не предназначена для боли и плена. Я Купидон. Я не создана для подобного. У меня не лучшее чувство времени, так как раньше мне никогда не приходилось на него полагаться, но, когда мне наконец удается оторвать кусок коры, солнечный свет тускнеет, и мое плечо уже не просто болит. Оно убивает меня.
Боль в крыле тоже усилилась, но, как бы я ни выгибалась в своих путах, мне не удается дотянуться до стрелы, чтобы вытащить ее. Даже если бы один из парней подошел ко мне прямо сейчас и предоставил прекрасную возможность воткнуть ему кусок коры в глаз, мне не хватило бы на это сил.
Каким-то образом, несмотря на боль, или, возможно, как раз из-за нее, я засыпаю, прислонившись к дереву.
Глава 10
– Просыпайся.
Мои глаза сразу открываются, я резко выпрямляюсь и чувствую небольшую боль из-за неудобного положения во время сна.
Подняв голову вверх, я вижу Силреда, сидящего рядом со мной. Его светлые волосы сияют в свете утреннего солнца, карие глаза оценивают мое состояние, и губы сжимаются в мрачную линию.
Когда я пытаюсь сдвинуться, то осознаю, что кто-то ночью накинул на меня тяжелую меховую шкуру. Скорее всего Силред, но Эверт тоже мог это сделать.
Силред убирает с меня шкуру, а затем тянется к кожаному поясу и достает нож. Я машинально отстраняюсь. Он замечает мое движение и замирает, его карие глаза смягчаются.
– Я не причиню тебе боли.
Я пытаюсь сглотнуть, но язык прилипает к нёбу в моем пересохшем горле.
– Мне уже больно, – хриплю я.
Я все еще сжимаю кусок коры, который оторвала ночью, и прячу его под рукой. Силред берет часть веревки и начинает избавляться от моих пут. Как только лезвие разрезает веревку, он освобождает меня.
– Что делаешь, Сил? – спрашивает Эверт, подходя сзади. Силред качает головой сам для себя.
– Мы так не обращаемся с женщинами.
– Да ладно, – отвечает Эверт, скрещивая руки на груди. – Куда делся придурок?
– Охотится.
– Хорошо, – говорит он с кивком. – Он будет в ярости.
– Да, – Силред тяжело вздыхает.
– Что ж, – ухмыляется Эверт, – я в деле. Ты же знаешь, я воспользуюсь любой возможностью взбесить его.
Силред не отвечает и заканчивает распутывать меня. Затем он поднимает меня на руки, словно я ничего не вешу, и несет к хижине. Внезапно мое крыло провисает под силой тяжести, и я вскрикиваю.
– Пойдем, Эверт. Ты можешь ее исцелить.
– По-твоему, зачем я вообще сюда пришел?
Силред заносит меня в хижину. Внутри оказывается светлее, чем я думала. Солнечный свет проникает через окна, в камине потрескивает пламя, а большая комната заполнена мебелью ручной работы. На деревянном столе стоит большой котел с водой, рядом три стула в разных стилях и большая скамья перед камином. По деревянному полу повсюду