Перемены коснулись и природных явлений. Где-то слегка изменили свой путь воздушные течения, вдруг, в теплое время года, совершенно неожиданно выпадал снег, засуха поражала прежде плодородные области, а над безлюдными пустынями выпадали бесполезные дожди. Звери тоже испытывали непонятное беспокойство, иногда словно даже сходя с ума, что не укрывалось от человеческого взгляда, и не могло не вызывать смутной тревоги.
Мудрецы из иных времен и миров назвали бы происходящее «искажение реальности». В данном месте и времени ни в одном языке даже не было подобных слов. Но, тем не менее то, что они обозначали, не могло остаться незамеченным.
И все больше людей испытывали неизъяснимый страх перед будущим. Что-то страшное надвигалось на пока что еще ничего не подозревающее человечество, обитавшее на одной из бесконечного множества подобных ей планет в мириадах параллельных вселенных.
* * *
Начало апреля. Орлеан.
Из-за окон дворца доносился цокот копыт, грохот колес подъезжающих карет, окрики возничих и слуг. Гости продолжали съезжаться, и все новые и новые посетители, облаченные в богатые одежды, входили в ярко освещенный зал.
Лица духовного звания, дворяне, богатые купцы, городские нобили.
Мажордом, уже слегка охрипнув, выкрикивал имена и титулы.
– Мэтр Шарль Леруа – виконт-майор [10] Орлеана.
– Мессир Тристан де Гревенн – граф, сеньор Вилфранш.
– Мессир Готье де Рети – смотритель королевских лесов и вод герцогства Орлеанского.
– Мэтр Жером ле Орийак – протонотарий [11] Иль-де-Франса.
– Мессир Эдуард Моро – аббат монастыря Святого Франциска.
– Баронесса Марселина де Ферран.
Архиепископ Сомюрский Леон де Иверни задавал пир, желая отметить таким образом годовщину своего рукоположения. Граф Бертран де Граммон, сир Онси, бывший в числе приглашенных, в ожидании начала торжества прохаживался по обширному главному залу дворца. Хотя траур по жене еще не окончился, он все же принял приглашение архиепископа, боясь нанести обиду клирику, приходившемуся, вдобавок, графу дальним родственником.
Кроме того, двор его преподобия успел прославиться блеском и утонченностью, мало в чем уступающей королевским.
Прежний архиепископ – преподобный Робэр, маленький хрупкий старичок, занял свою должность не столько благодаря склонностям и стремлению, сколько благодаря улыбке Фортуны. Больше всего на свете он боялся вызвать чем-нибудь неудовольствие Святого Престола, и каждый приезд папского легата повергал его в священный ужас.
Не меньший трепет вызывала в нем, впрочем, и королевская власть; хоть нынешнего государя нельзя было сравнить с его грозным отцом, но он так же без излишнего пиетета относился к церкви.
Все это, а так же преклонные года и болезни, привели к тому, что деятельность почтенного старца свелась, в итоге, лишь к отправлению самых торжественных обрядов, а дела епархии не без выгоды для себя, разумеется, велись его ловкими помощниками. Занимавший ныне сей высокий пост преподобный Леон сумел быстро придать архиепископской митре должный блеск.
На устраиваемых им пирах демонстрировали свое высокое искусство знаменитые менестрели, чтецы, поэты и философы. Астрологов и алхимиков при его дворе было немногим меньше, чем служителей церкви. Впрочем, любители менее утонченных забав так же не имели оснований жаловаться. В резиденции его преподобия не менее часто можно было встретить весьма остроумных шутов, фокусников и, не в последнюю очередь – не слишком строгих с мужчинами красавиц – танцовщиц и певиц из Италии, Кипра, земель Восточного Рима. Архиепископ и сам, по примеру многих церковнослужителей, не чуждавшийся радостей земных, был снисходителен к человеческим слабостям.
Зал все больше заполнялся людьми, шум голосов звучал все громче.
В ожидании начала пира гости могли выбирать развлечения по своему вкусу. Молодые дамы и их кавалеры слушали пение провансальского трубадура: изящного томного юноши в красной шелковой тунике и щегольски заломленном берете. Другие обступили старого барона де Краона – одного из последних доживших до сего дня крестоносцев, чудом уцелевшего героя Сен– Жан– де– Акр. [12] Иные же просто беседовали, прогуливаясь по двое – по трое. Одна такая компания остановилась неподалеку от де Граммона, в одиночестве рассматривавшего мозаику, недавно законченную специально приглашенными из Неаполя мастерами, изображавшую пленение Людовика Святого. Трое, одного из которых, рыцаря де Суни, граф неплохо знал, обсуждали события происходившие далеко от французских границ. – Старый Ираклий вроде бы собирался просватать свою правнучку за Пьера Кипрского, – говорил сановито выглядевший немолодой чернобородый мужчина, судя по одежде – богатый горожанин. По крайней мере, об этом говорили в Никее, перед тем, как я отплыл.
– Его правнучке лет, должно быть, уже немало, – рассмеялся третий участник беседы, лицо которого тоже показалось Бертрану знакомым. Ведь Ираклий Палеолог сидит на троне дольше чем мы оба, мэтр Рене, прожили на свете. Ему, думаю, уже больше ста.
– Ну, что вы, шевалье, – с улыбкой заступился де Суни за византийского самодержца. Ираклию еще и девяноста нет. Его отец отвоевал у наших рыцарей Константинополь, если я не ошибаюсь за два… нет – за три года до того, как он появился на свет.
– Сколько бы лет ей ни было, я не нахожу, что Ираклий – такой уж завидный родственник для кого бы то ни было, тем более для кипрского короля, – продолжил неизвестный шевалье.
– Нет, отчего же, – вновь вступил в разговор тот, кого назвали мэтр Рене. Как – никак, в этом случае король имеет все шансы занять константинопольский трон. Кроме того, как я слышал, в молодости император был достойным воином. Когда он воссел на престол, его владения простирались немного далее крепостных стен Константинополя, а сейчас ему принадлежит почти половина Малой Азии. Он выгнал де ля Рошей из Афин и турок тоже изрядно пощипал.
– Тут я с вами не соглашусь, – пробасил де Суни, задетый, должно быть, за живое рассуждениями неблагородного о воинской чести. Не спорю, он удачливый полководец, но рыцарства в нем нет ни капли. Все победы ему приносила хитрость и изворотливость. Да и вообще воевал не как христианин, а как сарацинский язычник: он не гнушался даже подкупать вражеских военачальников. Я не говорю уже о том, что он изрядно труслив. Под Смирной, помню…
Троица удалилась, граф за ними не последовал: дела Константинопольской Империи его совершенно не занимали. Особенно на фоне событий, уже почти два месяца разыгрывающихся на севере Франции.