Читать интересную книгу Психология энергоэволюционизма - Михаил Веллер

Проходит год. И человеку уже отнюдь не кажется, что платят ему задаром. И работа давно уже не кажется отдыхом. Неким удивительным образом стал от нее слегка уставать. И в выходной наслаждаешься тем, что на работу идти не надо (чай пить, книжку читать, в пропуска взгляд кидать время от времени). И чувствует себя уже человек не бездельником, который ловко устроился – на грани обмана работодателя, – а тружеником. И сидение на стуле для него уж не отдых, как год назад в первые дни, а труд. Так-то.

Вот так устроена человеческая психика. Вот так «саморегулируется» загрузка ощущений и сознания. Дело в том, что «объем пространства» ощущений и сознания – величина довольно постоянная. И требует загрузки. А загружается «подручным материалом». Что имеет, то и использует. И даже самая легкая и малоответственная работа со временем воспринимается человеком как все-таки значительная.

Перестраивается восприятие. И перестраивается сознание. И уже больше пищи для ощущений, для эмоций.

Дело не меняется. Количество труда не меняется объективно. А субъективно – меняется. Потому что сменилась установка. Сменилось отношение к труду. И, заметьте, происходит это без всякого сознательного вмешательства самого работника. Напротив, в сознании своем он предпочел бы, чтоб его труд оставался отдыхом.

Почему сменилось отношение к труду? Сменилась самооценка себя как трудящейся единицы. Потому что человек, хоть тресни его сознание, стремится к самореализации, самоутверждению, значительности. Для его психической структуры противоестественно быть менее значительным, чем он может.

И если он не идет по экстенсивному пути, все увеличивая важность своего труда объективно – он идет по интенсивному, увеличивая важность своего труда субъективно, в своем восприятии, через свое отношение.

Советские редакторы старались исправлять любой текст, даже у блестящих писателей-стилистов. Потели, работали, доказывали свою правоту, ругались, переживали, валидол принимали вместе с авторами. «Я имею право! – вопил автор. – Так тоже можно! Ну почему ты за ту же зарплату не хочешь ничего этого не делать, сдал в типографию – и отдыхай спокойно!» А старые умные авторы поучали: «Потому что редактор – тоже человек, ему надо отдать что-то на его исправление». При этом редакторы отлично знали, что все шедевры мировой литературы созданы без всякой стилистической правки-редактуры. Что с того? Малооплачиваемым этим литературным неудачникам была непереносима мысль о своей ненужности, бесполезности. Им тоже было необходимо самоутверждаться! Они могли быть умны и образованны во всем, кроме одного – как только речь заходила об их деятельности, они свято верили в ее нужность и важность: они искренне полагали, что делают лучше. Больше они ничего не могли, больше от них ничего не зависело, советская редактура – это образец бессмысленности человеческой деятельности. Так они находили в ней смысл: они «улучшали» литературу! Они обретали самоутверждение: ощущали себя умнее, грамотнее писателей. Реализовывали свои возможности: штудировали словари и грамматики, прочеркивали рукописи вдоль и поперек, напрягали свои мозги и потели.

§ 31. То есть. Человек может даже не заботиться о том, чтобы осознать важность своего труда. За него это сделают время и природа. Система его ощущений со временем «подкорректируется» так, что возникнет ощущение значительности его работы – и это ощущение будет «подано наверх» в сознание – и сознание оформит это ощущение в аргументы, почему его работа достаточно важна и значительна. Аргументы могут быть на любом уровне – от «Сегодня не моя очередь таскать воду!» до «Куда прешь, нельзя, у тебя на пропуске печать не с той стороны!».

И мудрый старый лингвист будет снисходительно пояснять зеленому первокурснику: «Вначале все филологи допытываются ответа на вопрос, в чем смысл посвящать жизнь истории редукции большого и малого юсов в старославянском языке. Но потом часть из них становится лингвистами, и начинает заниматься этой наукой, и со временем они уже не задаются вопросом, зачем это надо, а просто этим занимаются; и иногда достигают больших успехов».

§ 32. Вот поэтому у стариков неплохо со смыслом жизни. Они давно свыклись со своей профессией, и полагают ее более или менее значительной, и любят порассказать о секретах и тонкостях своего ремесла, ловят на этом кайф, и во владении своим делом обретают значительность сами.

Старики, как правило, давно бросили искать смысл жизни в чем-то таком общем и большом. А вот то малое, что у них есть (или было в жизни конкретно), и делается смыслом их жизни – часто ретроспективно.

Человеку, когда перспективы уже нет, возможностей изменить свою прожитую жизнь уже нет, совершенно несносна мысль о том, что в жизни прожитой не было смысла. «Что пройдет, то будет мило» – человек обычно изменяет чуток свое прошлое в сторону своего хотения. Он по-прежнему хочет изменять мир и свою жизнь – но впереди и реально такой возможности у него нет. И старик стремится к своему прошлому – это его субъективное изменение мира, его субъективная самореализация. Он по-прежнему хочет того, чего нет у него сейчас – но теперь хотение направлено назад, в прошлое, в память.

Он ревизионист. Он ревизует свое прошлое.

Он эскейпист. Он убегает в свое прошлое.

Он идеалист. Память о прошлом ему часто дороже реальности, и имеет значение большее, чем небогатая и нерадостная реальность.

И он очень хочет, чтоб жизнь его прошедшая была хороша. Он уже ничего не может изменить – но может изменить свое отношение к прошедшим событиям и отношениям, и тем самым обрести сейчас в своем прошлом то, чего не было у него раньше.

И ретроспективно он начинает ощущать и оценивать иначе. Какая радость была в прекрасной связи с девушкой (хотя скоро от нее стало воротить). Каким счастьем было быть молодым, сильным, здоровым (тогда не задумывался). Как много он трудился (не больше других).

Вот теперь – плевать ему на мироздание. Жизнь его обретает смысл сама по себе – в массе случаев и поступков, в напряжениях сил и нервов.

И это ощущение смысла жизни старику отрадно.

Это – одна из немногих привилегий и радостей старости.

§ 33. Что же молодость? А у нее дело обстоит наоборот.

Старость интенсивна – молодость экстенсивна (в аспекте поисков смысла жизни). Старость имеет жизнь как свершившуюся данность, и может обрести смысл только в прошедшем. Молодость имеет будущую жизнь впереди – возможности этой жизни еще не тронуты, не растрачены, еще ничто не отвергнуто, еще все может быть, – эта жизнь огромна, это идеал жизни, который покуда еще включает в себя абсолютно все. Жадная, энергичная, жизнелюбивая молодость хочет все, хочет как можно больше, хочет максимум. Она боится что-то упустить – ведь тогда замечательная предстоящая жизнь будет неполной. А от чего-то отказываться придется неизбежно, всего одновременно не получишь, и любой выбор – это отказ от чего-то другого. Молодость стремится определить для себя главное.

А самое главное – то, что с наибольшей очевидностью имеет смысл жизни. Что же это, что, что??? – мучится в поисках молодость.

Поиск ее экстенсивен. Воображая грядущее, она перебирает варианты действий и ищет, к чему их «прицепить». Мало, мало, мало! Где великая цель, где высший смысл, как и ради чего надо прожить, потратить, свою единственную жизнь?..

Вступающая в жизнь молодость имеет покуда идеал жизни, включающий возможности всего (насколько можно себе реально вообразить) – и ей нужен идеал смысла, Высший Смысл.

Если старость – время обретать смысл в том, что уже есть, то молодость – это время искать смысл в том, что еще только предстоит сделать. И идет перебор вариантов. Реализуется стремление предельно приблизиться к идеалу.

Стремление молодости к абсолютному, высшему смыслу жизни – это стремление к максимуму того, что может быть. А максимума быть не может. Потому что максимум – это идеал.

Поиск смысла жизни проистекает из стремления к максимальным действиям, из неизбывной человеческой неудовлетворенности тем, что есть на самом деле.

А кроме того, это аспект стремления к идеалу познания – познания вообще и своей жизни в частности. А стремление к идеалу познания – тоже коренится в сущности человека, ибо познание – необходимый предварительный этап действия.

Пресловутый юношеский максимализм имеет то основание, что в своем воображении грядущего молодость, еще не вступившая в действия, еще не растратившая силы, не ободравшая бока и не сломавшая зубы на препятствиях, ощущает свои силы безграничными и полагает неограниченными свои возможности.

Не имея опыта, молодость сверяет и сравнивает реальность не с другими проявлениями реальности, еще не изведанными ею, а с идеалом. И получается до поры до времени: шедевр искусства не так потрясающ, как ожидалось; красавица не так прекрасна, как грезилось; великий ученый не так мудр, как можно было вообразить себе всеведущего титана мысли; и даже суровые испытания не так трудны и мучительны, как описывалось в книгах или показывалось в кино, жить все-таки можно. Нужно время, опыт, сравнение, чтобы все изведанное соотнести с другим и правильно оценить.