Я сделаю Габриэля счастливым. Он уверовал в неизбежность смерти, а я не собираюсь с этим мириться. Я окружу его такой заботой, что он будет жить долго.
Лай Пятницы заставил меня вздрогнуть и отвлек от размышлений. Я стала звать:
— Пятница! Пятница!
Он не появлялся, так что я пошла на поиски. И увидела его в руках какого-то незнакомца. Пятница вырывался, а человек обхватил его так крепко, что нес никак не мог укусить державшие его руки.
— Пятница! — снова позвала я.
Тут незнакомец повернулся и посмотрел на меня. Он был среднего роста, и я поразилась, какие у него блестящие черные глаза и смуглое лицо.
Увидев меня, он выпустил собаку, снял шляпу и поклонился. Пятница с истошным лаем кинулся ко мне и, когда я сделала шаг вперед, занял позицию между мной и незнакомцем, как бы желая защитить меня.
— Значит, это ваша собака, мадам? — спросил незнакомец.
— Да, а что случилось? Обычно он вполне дружелюбен.
— Он немного рассердился на меня, — улыбнулся незнакомец, и на темном лице блеснули белоснежные зубы. — Он не понимает, что, возможно, я спас ему жизнь.
— Каким образом?
Он повернулся и показал на что-то рукой, и я увидела рядом с ним колодец.
— Ваш пес стоял на самом краю и заглядывал внутрь. Продолжи он эти исследования, ему крышка.
— Значит, я должна поблагодарить вас.
Незнакомец склонил голову:
— Это прежний монастырский колодец. Он глубокий, и думаю, там внизу не очень-то приятно.
Я вгляделась в темноту. Но колодец был узкий, и различить, что там на дне, не удалось.
— Пятница очень любопытный, — сказала я.
— На вашем месте, приходя сюда, я надевал бы на него поводок. Вы ведь снова сюда придете, не так ли? Вижу по вашим глазам: вас это место заинтриговало.
— Кто бы мог остаться тут равнодушным?
— Ну, одних развалины интересуют больше, других меньше… Разрешите представиться. А кто вы, я, по-моему, знаю. Вы — миссис Габриэль Рокуэлл, правда?
— Да, но как вы догадались?
Он развел руками и снова улыбнулся. Ласковой, дружелюбной улыбкой.
— Просто логический ход мыслей. Мне известно, что вы должны были приехать. А поскольку в этих местах я знаю всех, то, увидев незнакомку, сопоставил одно с другим и догадался.
— Вы догадались правильно.
— Тогда добро пожаловать в нашу маленькую общину. Меня зовут Деверел Смит. Я врач. Бываю в «Усладах» почти ежедневно, так что рано или поздно мы бы все равно встретились.
— Я слышала о вас.
— Надеюсь, ничего плохого?
— Что вы!
— Я старый друг семьи, не только доктор. А сэр Мэтью и мисс Рокуэлл, конечно, уже немолоды. Им довольно часто нужна моя помощь. Скажите, а когда вы приехали?
Я рассказала, и он серьезно меня выслушал. Мне показалось, что он похож на иностранца, но имя у него было типично английское, и я решила, что он кажется таким темным по контрасту с моими необычно белокурыми новыми родственниками.
— Я как раз сегодня собирался в «Услады». Может, пойдем вместе? — предложил он.
Мы направились к дому, и по дороге я пришла к выводу, что нашла нового друга.
Он говорил о моей повой семье как человек, знающий ее давно. А когда речь зашла о Габриэле, в его голосе прозвучала тревога. Я понимала, чем это вызвано, и хотела поподробней расспросить о здоровье мужа, но воздержалась. Позже, сказала я себе, поговорить с ним будет нетрудно.
Доктор сказал, что в субботу его пригласили к нам на обед.
— Меня и мою дочь, — добавил он.
Я удивилась — у него такая взрослая дочь, что ее приглашают на званые обеды! Он заметил мое удивление, и оно явно доставило ему удовольствие, что, однако, не уронило его в моих глазах. Значит, ему не тридцать пять, как я решила, а, видимо, больше.
— Моей дочери семнадцать лет, — сказал он. — Она обожает всякие торжества. Жена нездорова и не может в них участвовать, так что мы с дочерью ходим в гости вдвоем.
— Очень хочется скорее с ней познакомиться.
— Дамарис жаждет познакомиться с вами, — улыбнулся он.
— Дамарис! Какое необычное имя!
— Вам оно нравится? Это библейское имя. Правда, в Библии оно только упоминается.
Я вспомнила, что говорил о библейских именах Люк, и удивилась: неужели в этих краях такой обычай — давать детям библейские имена? Я хотела спросить об этом доктора, но вспомнила, как мадам директриса говорила, что моя импульсивность граничит с плохими манерами, и прикусила язык.
Мы пришли в «Услады» вместе. Доктор послал кого-то из слуг предупредить Руфь о своем приходе, а я поднялась к себе.
В день торжественного обеда я надела белое платье. Это было мое единственное вечернее платье, и я подумала, что, если приемы в «Усладах» будут устраиваться часто, мне придется позаботиться о новых туалетах. Платье было из белого шифона, отделанное кружевами, очень простое, как и подобает молодой женщине. У меня не было сомнений в его элегантности, потому что я знала: те немногие наряды, которые у меня есть, отличаются прекрасным покроем и будут выглядеть элегантно в любом обществе. Косы я уложила короной, такая прическа Габриэлю очень правилась, и стала ждать, когда он придет и переоденется. Времени оставалось немного.
Габриэль не шел, и я, не понимая, куда он запропастился, вышла на балкон посмотреть, не видно ли его. Мужа я не обнаружила, но услышала голоса. Разговаривали на крыльце. Я уже готова была окликнуть говоривших и спросить, нет ли там Габриэля, но вдруг услышала низкий мужской голос:
— Итак, Руфь, я вижу, ты не в восторге от юной новобрачной.
Я отпрянула от балюстрады, чувствуя, как краска заливает лицо. Я знала, что тот, кто подслушивает, никогда не услышит о себе ничего приятного. Фанни достаточно часто твердила мне об этом. Но как трудно, узнав, что о тебе отзываются нелестно, удержаться и не слушать дальше!
— Еще рано говорить, — ответила Руфь. Раздался смешок.
— Не сомневаюсь, наш Габриэль был для нее легкой добычей.
Ответа Руфи я не услышала, а мужской голос продолжал:
— Как ты могла позволить ему отлучиться так надолго? Ясно, что рано или поздно он должен был угодить в лапы какой-нибудь охотницы до чужих состояний!
Я пришла в ярость. Мне захотелось свеситься с балкона и потребовать от говорившего, кто бы он ни был, выйти из укрытия, чтобы я могла его увидеть и объяснить, что понятия не имела о богатстве Габриэля, когда выходила за него замуж. Но я стояла неподвижно. Щеки у меня пылали. Наконец говоривший отступил немного назад, и, перевесившись через парапет, я его увидела. У него были светло-каштановые волосы и очень широкие плечи. Какое-то сходство с Рокуэллами чувствовалось, но очень отдаленное. Он сделал шаг вперед, вошел в дом и скрылся из виду.