Чей-то пронзительный голос, вклинившись в случайную заминку, предлагает абсолютную новинку:
Американская обезьянка Фока!Танцует без отдыха и срока!Пьяна не напивается,С мужем не ругается!Пляшет и весело живет,И пьянчугой не слывет!
Группка молодых девок покидает владельца презабавного петушка из резинового яйца и облепляет торговца с жестяной обезьяной, выписывающей на деревянных планочках замысловатые пируэты – под сопровождение вздорных стансов[37].
В двух шагах почти хрипит мужик, удерживая на голове большую лохань с рыбой:
– У дядюшки Демьяна торговля без обмана!
Слева стоят продавцы калачей, пирожков, дешевой икры, рубцов и вареной печенки.
– Свинья грязь нашла, – пробормотал Циммер, пробираясь к ним.
Купив пару пирожков с зайчатиной, Павел прислонился спиной к афишной тумбе и набил рот снедью.
«Грязновато, конечно, зато не скучно…», – подумал он.
Зазывала на углу заголосил, будто подслушав мысли: «Кому мыльце умыть рыльце?!»
Тут к Павлу подошла жирная торговка, и рявкнула:
– Эй, парень! Купи орешек! Купи-купи орешек!
Молодой человек рассеяно глянул на неё, а торговка мигом подхватила лопатку и завозилась ею в своём мешке.
– Орехи на меду, давай в шапку накладу!
Глупо улыбаясь, Циммер поспешил убраться от толстой бабы. Вокруг и так сотни челюстей лузгали орехи – присоединяться к армии щелкунов не возникало ни малейшего желания.
На расчищенном пятачке собрались играть спектакль уличные артисты.
– Дорогие господа! – вопил недолеток в сермяжке[38] поверх лысой шубы. – Поглядите представление, как наш батюшка царь, блаженной памяти Александр Благословенный, французского инператора Наполеонта сослал на остров Еленцию за худую поведенцию!
Пока Циммер огибал стихийно образовавшийся людской островок, пока пропихивался меж раскачивающимися хохотунами и пролезал под аплодирующими руками – первая сценка окончилась, каковой факт засвидетельствовали одобрительные крики и свист публики. Под ноги артистов полетел заработок – с верхних этажей падали медяки, обернутые в бумагу, чтобы не отскакивали от мостовой и не закатывались куда попало.
Да уж, такому прогрессивному молодому человеку, каким считал себя Павел Андреевич Циммер, просто невозможно не вспомнить тут мыслителя Белинского, писавшего: «Я иногда люблю посмотреть на наш добрый народ в его веселые минуты, чтобы получить данные насчет его эстетического направления»?
«Пожалуй, самое важное слово в этой сентенции – «иногда», – ухмыльнулся Павел, утирая рот платком. – А значит, задерживаться не стоит, впереди ждут дела».
Инженер выбрался с ярмарки и энергичным шагом бывалого ходока двинулся по Невскому. Но, не пройдя и четверти версты, он внезапно почувствовал неладное… Пирожки!!! Похоже, их происхождение имело весьма давнюю и крайне неаппетитную историю.
– О-о! – застонал Павел, схватившись за живот, в котором зародилась и деловито начала возню змея боли. Их тумана страданий соткалась спасительная мысль: «Трамвай!»
Несчастный юноша вприпрыжку бросается к остановке и втискивается в заднюю дверь отходящего вагона. Сдавленный со всех сторон, он погружается в пучину мук.
«Думать о чём-то отвлечённом, о чём угодно, только не об этом!.. Вот, хотя бы, парочка, стоящая рядом… Типичные мещане! На ней – приталенная короткая шуба и расклешенная юбка: странное сочетание требований городской моды с селянской одеждой. Костюм мужчины откровенно нелеп: на голове –картуз, под распахнутым пальто – пиджачишко черного сукна и рубаха-«косоворотка». Далее уплывающему сознанию Циммера чудится диковинная картина: заходят эти двое в ресторанный зал, к ним подскакивает гарсон и склоняется в угодливом поклоне. Павел будто даже слышит искательный лепет:
– На сегодня имеем гатчинския форельки разварныя, филе из цыплят с трюфелями, холодное из омар, артишоки с грибами…
Мужчина кивает важно, а под столом, между делом, щиплет спутницу за филей...
…- И главное блюдо, – торжественно заканчивает гарсон, – извольте-с, дикий заяц!
Павлу становится совсем худо, и он испускает жалобный стон. Мужчина в распахнутом пальто косится настороженно и, на всякий случай, отпихивает инженера плечом от дамы.
Трамвай делает остановку, на входе слышится галдеж. Ничего интересного – каждодневно ругаются родители с кондуктором из-за идиотской планки у дверей. Расположена она на высоте один метр и, мол, всякий, кто ниже, может ездить в трамвае бесплатно. Естественно, каждый родитель, буде таковой окажется в битком набитом вагоне, хочет провезти свое чадо задарма. Зимой задача сложнее – дети кажутся выше в шапках.
– Метр с кепкой! Метр с кепкой! Ослеп, что ли?! Или, может, дитё как вода, на морозе увеличивается в объеме?
«Молитесь Приапу[39]!» – тоскливо думает Павел и, воспользовавшись моментом, прорывается к приоткрытому окну, где жадно глотает морозный воздух.
Наконец, ужасная поездка позади – Циммер вываливается из вагона и взбуженным зайцем припускает по Галерной улице прямиком к Новому Адмиралтейскому заводу.
Мастерские Российского филиала американской компании Николы Теслы располагаются на верхнем этаже двухэтажного кирпичного здания по Галерной. Почему верхний этаж? Так при вселении хозяин честно предупредил предшественников Павла Андреевича, что район, случается, весной топит. Потому всё оборудование поднято повыше. На первом этаже остались только приемная да уборная. В последнюю Павел сразу и юркнул.
Да уж, предшественники… Когда-то персонал филиала насчитывал ни много, ни мало – восемь человек. То было время, когда слава гениального сербского учёного сотрясала мир, когда на Лонг-Айленде тянулась в небо дерзновенная башня Уорденклифф, созданная как основная часть будущей «Мировой системы[40]». Ещё одной частью той системы являлся филиал в Российской столице. Так было задумано, но в одночасье всё изменилось: проект умер, денег не стало, а люди разбежались. Когда молодой и преисполненный энтузиазма инженер-мечтатель Циммер поступил в филиал, там присутствовал один единственный сотрудник – Арнольд Авдеевич Сидорко, горький пьяница. Вскоре означенный Арнольд Авдеевич сгорел от водки, оставив Павла Андреевича в одиночку бороться за существование. Что тот и делал в течение последующих полутора лет с заслуживающей уважения упёртостью. Претерпеть пришлось немало – Павел брался за любую работу, не исключая починку примусов да пайку прохудившихся вёдер – филиал выстоял и сохранил на фасаде вывеску с именем великого Теслы. Следует отметить, что к своей вывеске Павел Андреевич относился иначе, нежели Роман Модестович – к своей. Вечно подновляемая кармановская вывеска выполняла примерно ту же роль, что красный фонарь на доме терпимости – завлекала. Потрёпанная циммеровская скорее походила на флаг ведущего неравный бой военного корабля – она символизировала.