Через пару часов она перестала вздрагивать от каждого колебания воздуха и сосредоточилась на уроке. Ее память не пострадала, и она действительно знала ответы по истории. «Спорим, Моника не смогла бы правильно ответить», — подумала она, и воровато оглядела комнату в поисках Моники или кого-то из ее команды. Класс был небольшим. Она не увидела никого похожего на тех, кто был в подвале.
Она зашла в продуктовый магазин после уроков, и ее тоже не убили. Никто не бросился на нее, пока она выбирала салат и томаты, или стояла в очереди в кассу. Хотя она все же отметила, что парень в мясном отделе выглядел подозрительно.
Она пошла в Стеклянный дом, ожидающий вампиров в выцветающем полудне, чувствуя себя довольно глупо даже от одной мысли об этой чертовщине. Она не встретила никого кроме других студентов, бродящих вокруг с набитыми рюкзаками. Большинство из них ходили группами.
Когда она миновала студенческий городок, магазины закрылись, освещение погасло, и немногочисленные прохожие заспешили.
Ворота, выглядящие как смесь Унесенных ветром и Мюнстров были открыты. Она закрыла их за собой, открыла дверь новеньким блестящим ключом, который она обнаружила в своем комоде утром, и захлопнула за собой дверь.
В конце коридора стояла тень. Высокая, широкая тень в мятой желтой футболке и низкопосаженных выцветших джинсах с бахромой внизу. Босоногая тень.
Шейн.
Он просто посмотрел на нее несколько секунд, затем произнес:
— Ева отнесла твое барахло в твою комнату.
— Спасибо.
— Что это?
«Продукты на обед.»
Он слегка наклонил голову, пристально разглядывая ее.
— Ты поступаешь довольно глупо для умной девушки. Ты знаешь это?
— Я знаю. — Она подошла к нему. Он не двинулся.
— Ева говорит, ты не встретила Монику.
— Да. Я ее не встретила.
— Знаешь что? Я на это не куплюсь.
— Знаешь что? — парировала она. — Мне все равно. Извини.
Она протиснулась мимо него в кухню и поставила свои сумки. Ее руки тряслись. Она сжала их в кулаки и начала выкладывать продукты. Говядина. Салат. Томаты. Лук. Консервированная фасоль. Острый соус, из тех, что ей нравился. Сыр. Сметана. Лепешки такос.
— Позволь угадать, — произнес у нее за спиной Шейн. — Ты собираешься готовить китайское блюдо.
Она не ответила. Она была все еще слишком обижена и — совершенно неожиданно — слишком напугана. Напугана тем, чего она не знала. Всем. Ничем. Сама собой.
— Я могу чем-нибудь помочь? — Его голос звучал по-другому. Тише, мягче, почти любезно.
— Порежь лук, — сказала она, понимая, что он не это имел в виду. Но он подошел, взял луковицу, и сграбастал в подставки жутковато выглядящий огромный нож. — Сначала нужно его почистить.
Он стрельнул в нее укоризненным взглядом, совсем как на Еву, и приступил к работе.
— М-м-м… я наверно, должна маме позвонить, — сказала Клэр. — Могу я воспользоваться телефоном?
— Если оплатишь межгород.
— Разумеется.
Он пожал плечами, потянулся и достал радиотелефон, а затем кинул ей. Она чуть не уронила его, но к счастью, только «чуть». Она достала из шкафчика большую железную сковороду и поставила на плиту, зажгла огонь, и налила немного масла. Пока оно нагревалось, она открыла тонкую книжечку рецептов, которую приобрела однажды в магазине, и одновременно набрала номер.
Мама ответила после второго гудка.
— Да? — Ее мать никогда не говорила «алло».
— Мама, это Клэр.
— Клэр! Детка, куда ты пропала? Я несколько дней пытаюсь до тебя дозвониться!
— Уроки, — ответила она. — Извини. Я не так часто бываю свободна.
— Ты нормально спишь? Если мало отдыхать, то заболеешь — ты же знаешь. Как ты?
— Мам, я в порядке. — Клэр нахмурилась над лежащим перед ней рецептом. Что означает пассировать? Что-то вроде обжарки? Слово нарубить она поняла. Оно означало просто порезать продукты кубиками, и Шейн это уже сделал. — Правда. Со мной все в порядке.
— Клэр, Я знаю, что это трудно. Мы не хотели, чтобы ты уезжала даже на несколько сот миль в ТПУ, милая. Если ты захочешь вернуться домой, мы с папой будем только рады!
— Честно, мам, у меня все отлично. Все хорошо. Занятия очень интересные, — ну хоть это была правда, — и у меня здесь появились друзья. Они за мной присмотрят.
— Ты уверена.
— Да, мама.
— Просто я волнуюсь. Я знаю, что ты очень взрослая для своих лет, но… — Шейн открыл рот, чтобы что-то сказать. Клэр отчаянно замахала ему «НЕТ-НЕТ-НЕТ», показывая на телефон. «Мама!» — сказала она одними губами. Шейн воздел руки, признавая поражение, и продолжил рубить овощи. Мама все еще говорила. Клэр пропустила несколько слов, но она не думала, что это имеет большое значение. — …мальчиков, верно?
Ух ты. Материнский радар сработал даже на таком расстоянии.
— Что, мам?
— В вашем общежитии не разрешают приводить мальчиков в комнаты, не так ли? У вас там есть какой-нибудь дежурный?
— Да, мам. Дежурные в Ховард Холле двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю гоняют гадких злых мальчишек из наших комнат. — И тут она тоже не солгала. Это абсолютная правда. А то, что она на самом деле не живет в Ховард Холле… ну, это не совсем то, что нужно сейчас пояснять, не так ли?
— Это не шутка. Ты очень ранима, Клэр, и я не хочу…
— Мам, я должна идти. Мне нужно обедать и сделать тонну уроков. Как папа?
— Папа в полном порядке, милая. Он передает привет. О, иди сюда, Лес, и скажи привет своей очень умной дочери. Ты от этого не переломишься.
Шейн передал ей полную чашку нарезанного лука. Клэр прижала телефон около уха и бросила лук на сковороду. Он тут же начал шипеть, введя ее в панику; она подняла сковороду над горелкой и чуть не выронила телефон.
— Привет, детка. Как уроки? — В этом был весь папа. Не «как прошел день?» или «ты с кем-нибудь подружилась?» Нет, его философией всегда было быть первым, все остальное просто помеха на пути.
Но она все равно его любила.
— Уроки замечательные, пап.
— Ты что-то жаришь? Они позволяют вам держать плиту в общежитии? В мое время так не делали, скажу я тебе…
— М-м-м, нет, я только что открыла колу. — А вот это был уже прямой обман. Она поспешно поставила сковороду, подошла к холодильнику и вытащила охлажденную колу, так чтобы можно было открыть ее. Вот. Запоздалая истина. — Как ты себя чувствуешь?
— Отлично. Хотелось бы, чтобы все прекратили беспокоиться обо мне, словно я первый человек в мире, которому сделали подобную операцию.
— Я знаю, пап.
— Доктора говорят, я в порядке.
— Это здорово.
— Я должен идти, Клэр, игра начинается. Ты как там, — о’кей?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});