оставался нерасшифрованным один из интереснейших эпиграфических памятников Новгорода — Людогощинский крест 1359 г. Характер изображений и текст надписи позволяют связывать его с движением стригольников, для которых 1359 г. был годом облегчения, так как тогда ушел на покой их гонитель — архиепископ Моисей. Надпись призывает божье благоволение на всех христиан «на
всяком месте молящася тобе
верою чистым сердцем…» (рис. 6).
Рис. 6. Надпись скульптора Якова, сына Федосова, на Людогощенском кресте 1359 г.
Тезис о «чистых сердцем», имеющих право обращаться к богу не в церкви, не через посредников, а «на распутиях градных», «на всяком месте», был тезисом чисто стригольническим. Изображения святых, обращавшихся непосредственно к небу, к богу (Илья в пустыне, Герасим в пустыне, Самсон, Симеон Столпник), или боровшихся с драконом Зла, на кресте 1359 г. дополняют еретический смысл надписи. Имя мастера, резавшего этот великолепный крест, зашифровано тайнописью, которую в настоящее время, когда крест очищен от наслоений красок, можно раскрыть:
Буквы записи, как и в современных им рукописях XIV в., зашифрованы по принципу деления надвое их цифрового значения: так, для того чтобы зашифровать букву Д, писец раскладывал ее числовое значение — 4 — на два слагаемых — 2+2 и получал буквенное выражение BB. Для того чтобы прочитать эти парные сочетания, достаточно сложить их числовое значение и написать букву, выражающую значение суммы: Ф + V = 500 + 400 = Ѧ.
Пользуясь этой системой, мы можем определить имя своеобразного художника, резчика по дереву, связанного, очевидно, со стригольнической общиной Людогощей улицы: …
+ Людогощин Яков Федосов — новое имя в списке русских скульпторов, ставшее нам известным благодаря эпиграфике.
20. Церковные граффити заклинательного характера. Несмотря на то что по древнему закону вырезание надписей на церковных стенах приравнивалось к чародейству, выкапыванию мертвецов и языческим молениям, все стены древнерусских церквей Киева, Новгорода, Смоленска, Пскова и других городов покрыты широким поясом записей XI–XIV вв., а поверх них и более поздних.
Писали все — от простого горожанина до князя и от бойкого церковного певчего до митрополита. Церковное начальство уже в XI–XII вв. вынуждено было зачеркивать слишком игривые или прямо нецензурные записи богомольцев и клира (например, в жертвеннике Софийского собора в Киеве).
Единственной категорией надписей, содержание которых было прямо связано с церковью как священным местом, являются граффити, начинающиеся с установившейся формулы: «Господи, помози рабу своему!» Тысячи таких надписей представляют большой интерес несмотря на их однотипность. Они дают нам славянские имена, особенности диалектов, бытовое применение глаголицы.
Среди небольшого количества новгородских граффити, опубликованных В.Н. Щепкиным, можно насчитать ряд новых, неизвестных дотоле имен:
.
А.Н. Вершинский в своей рукописи упоминает новгородские надписи, сделанные по особому поводу: «…в беде писал»: «Господи помози рабу своему оклеветанному».
К разделу заклинательных надписей относятся и такие роскошные, тщательно нарисованные произведения, как полутораметровая надпись
, снабженная портретом архиепископа Мартирия Рушанина и подписью автора:
. Вероятно, кому-то из очень видных лиц XI в. принадлежит столь же большая надпись на внешней стене Выдубицкого собора 1089 г.:
Длина надписи около 176 см, и помещена она на высоте 230 см от уровня земли XI в. близ северного портала. Имя Стефана заставляет вспомнить об известном церковном деятеле епископе Стефане, бывшем игуменом Печерского монастыря и строителем церкви на Киове в Киеве. Став епископом Владимиро-Волынским, он при князе Всеволоде в 1091 г. принимал активное участие в киевских делах. Настаивать, однако, на этом сближении нельзя.
21. Бытовые надписи граффити. Один из самых интересных разделов массового материала церковных граффити — это надписи бытового характера, многообразные и острые, как говор толпы.
Здесь и восклицания по поводу плохого настроения:
, и смешное прозвище (
), выцарапанное тонкой иглой в самом алтаре собора под полочкой для дарохранительницы.
Здесь может встретиться даже эпиграмма:
А иногда запись путешественника, который, несмотря на свое военное положение, щеголял знанием глаголицы:
Иногда на церковных стенах решались космогонические споры, отрывки которых можно разглядеть, к сожалению, с трудом:
В этой новгородской надписи XII в. речь идет, очевидно, о том, кто управляет небом, кто может его «разведрить» (т. е. прояснить), кто может потрясти облака — бес или бог? Ответ, разумеется, дан:
[57].
Эти рассуждения вполне в духе тех дискуссий церковников с язычниками о боге Саваофе и «бесе» Роде и о том, кто из них является творцом мира и жизни, которые велись в XII в. (см.: «Слово Исайи» и «Слово о вдуновении духа»). Иногда в записях киевских монахов-печерников, живущих в вырытых ими в береговом лёссе пещерах-кельях, сквозят пессимистические ноты. На стенах такой пещеры, открытой в 1853 г. и принадлежавшей «Ивану Печернику», отрывочно сохранилась надпись XII в.:
(т. е. 7? —
Б.Р.)
[58]
Несмотря на фрагментарность подписи, читателю ясно, что Иван Печерник, который претерпел «бога деля» в «песках» много злых напастей, цифра 7 после упоминания светца, быть может, говорит о том, что какой-то обвал песков оставил его без освещения на семь дней? В Зверинецких пещерах близ Выдубицкого монастыря есть ряд интересных записей, процарапанных на лёссе, и между ними — список игуменов Зверинецкого монастыря, написанный в XII в.:
При полном отсутствии сведений о Зверинецком монастыре этот помянник (если он достоверен) интересен тем, что сообщает нам имена шести игуменов, а это косвенно может указывать на древность монастыря, возникшего, вероятно, в середине XII в.
Целым музеем древнерусской эпиграфики XI–XII вв. является кафедральный собор столицы Киевской Руси — Софийский. Мраморный саркофаг Ярослава Мудрого представляет собой своеобразную «книгу посетителей» собора; на его плитах расписывались многие сотни людей — от киевлян XI в. до поляков XVII в.
Надписи есть в нефах, галереях, на хорах и даже в алтаре.
Особенной живостью отличаются граффити в жертвеннике. Здесь во время богослужения толпились служки, певчие и это наложило свой отпечаток на характер надписей. Именно здесь пришлось поработать церковной цензуре XI–XII вв., зачеркивая частыми штрихами все то, «что неподобно в церкви подееть».
В надписях здесь