— Максим, я согласна, я на все согласна, — прохрипела она, задыхаясь.
Максим все это время пристально наблюдал за ними, прикусив нижнюю губу.
— Поздно, куколка, ты уже сделала выбор, — прошептал Проха ей в лицо. От него несло водкой так, что она чуть не задохнулась. Его мокрые губы заскользили по щеке и облекли ее рот. Она резко замотала головой, и, освободившись от его липкого рта, выкрикнула:
— Я согласна. Останови его, я согласна быть твоей.
— Нет, сначала ты станешь моей, — и Проха опять попытался поймать ее рот, шаря по лицу губами.
— Ну-ка, Проха, я не пойму, что она бормочет.
Проха остановился и крепко прижал ее к стене.
Таня с надеждой быстро заговорила:
— Максим, я согласна, только останови его, пусть он отпустит меня.
— Что, что ты сказала? — как будто не расслышал Максим.
Таня посмотрела на него, они встретились взглядами. Она поняла его.
— Останови его, я буду твоей, я хочу быть твоей.
— Повтори.
— Я хочу быть твоей, — четко повторила она.
— Ладно, Проха, оставь ее.
— Конечно, конечно, желание девушки для меня закон.
Проха отошел от нее.
Таня поспешно запахнула в блузку и заправила ее в юбку. Об пол стукнулась черная заколка, выпавшая из волос.
— Это будет тебе хороший урок на будущее. Запомни, будешь показывать гонор — изуродую, а если будешь послушной девочкой, значит, будешь жить, — пригрозил Максим.
Но его угрозы уже мало трогали ее. Она прислушивалась к себе. У нее болели руки, во рту чувствовался солоноватый привкус крови от прикушенной губы, а на затылке, наверное, выросла огромная шишка. Но это даже хорошо. Пусть все болит — это, значит, она жива, она будет жить. Ей больше ничего не нужно. Все, что раньше было нестерпимым, например, постель с нелюбимым, теперь казалось простым и естественным, а обыденные вещи, которых раньше не замечала, стали значительными и весомыми. Разве раньше она замечала, что дышит? Зато теперь она с удовольствием вдыхала тяжелый влажный воздух предгрозового вечера. Все, кошмар кончился.
— Поняла? — спросил Максим.
Таня кивнула.
— Не слышу ответа. Ты меня поняла? — переспросил Максим.
— Поняла.
— Можешь расслабиться, сядь на диван, — велел он.
Таня безропотно села.
— Ну, ладно, голубочки, вы тут поворкуйте, а я пойду. Тебя ждет замечательная ночка, — подмигнул Проха Татьяне, и, хлопнув Максима по плечу, сказал: — Завидую, грудь у нее что надо.
Вскоре в прихожей щелкнул замок — Проха закрыл за собой дверь. Максим сел на диван рядом с ней. Только сейчас она заметила, что на столе, где они проверяли тетради, стоят две бутылки водки, одна запечатанная, а в другой — примерно половина. Рядом стояли два стакана, лежал хлеб, сыр и кусок колбасы. В тарелке лежали малосольные огурцы. Все было явно из ее холодильника. Кроме водки, разумеется.
— В общем, договоримся так: я сам буду приходить к тебе, — начал Максим. — И не вздумай больше прятаться — найду и покалечу.
— Но тут же живет еще один человек, — слабо возразила Таня.
— С Ольгой договоримся, не волнуйся.
— А если будет ребенок? — спросила она.
— Таня, голубушка, в чем проблема? Сбегаешь на аборт — и все дела. Не мне тебя учить.
Настоящий кошмар только начинался. Таня опустила голову. Ей было страшно на него смотреть. Господи, почему она не упала в обморок, не сошла с ума? Почему она должна пережить все это, каждый час, каждую минуту, секунду за секундой в ясном уме?
Максим встал и подошел к столу.
— Тебе нужно выпить, — он налил водку в стакан, — извини, рюмок Проха у тебя не нашел. Чем будешь закусывать?
— Мне ничего не надо.
— О, ты пьешь водку, не закусывая?
— Я запиваю, в институте привыкла.
— Минералка у тебя есть?
Таня помотала головой:
— Нет.
Максим ушел на кухню, он громко хлопал дверцами шкафчика, под ногами у него что-то хрустело, потом из крана полилась вода. Вернулся он с чайной кружкой и горстью конфет. Бросив конфеты на стол, он подал ей бокал с водкой.
— Тебе надо расслабиться, — в его голосе прозвучала неподдельная забота, даже мягкость. Теперь он мог позволить себе проявить жалость. — Выпей и все пойдет как по маслу.
Да, нужно напиться так, чтобы ничего не соображать, когда пьян — все кажется простым и легким.
Она взяла у него из рук стакан и стала быстро глотать жидкость. Защипало разбитую губу, затем обожгло горло, пищевод, желудок. Она чуть не задохнулась, и отняла стакан от губ. Максим тут же подал ей воду. Она пила холодную воду, пока не поняла, что может свободно дышать. Она взглянула на стакан с водкой. Она не отпила и половины. Она снова потянулась к стакану. Необходимо оглушить себя, чтобы забыться и ничего не помнить.
— Не спеши, — остановил ее Максим. — У нас с тобой достаточно времени впереди, — он поставил ее стакан на стол. — Садись ближе и съешь что-нибудь. А то ты сразу вырубишься.
«Вот и хорошо», — подумала Таня, но промолчала. Она покорно пересела на другой конец дивана, ближе к столу и взяла огурец.
Максим устроился на стуле возле стола, налил себе водки. Они выпили вместе. Он, стараясь ее отвлечь, рассказал о каком-то забавном случае на студенческой попойке. Потом они снова выпили. Он еще что-то говорил. Таня следила за его смуглыми от загара руками. Было что-то чувственное в том, как он сжимал бутылку, разливая водку по стаканам, как длинными пальцами разворачивал конфету, как тер подбородок, и даже не в этом, а в том, как пристально, заворожено наблюдала она за этими гладкими руками, примеряя их на себя, представляя, как упругие подушечки пальцев будут скользить по ее коже. Он открыл вторую бутылку и плеснул из нее на дно стаканов. Она опьянела настолько, что могла смело глядеть ему в лицо, не задыхаясь от обжигающей волны стыда при встрече с ним взглядом. Она стала легкой, невесомой, как сухой лист, падающий на землю. И она тоже куда-то падала, падала — он перенес ее на кровать. А потом она словно со стороны услышала пьяное хихиканье — это она смеялась от щекотки, когда он гладил ее по голому животу. А потом была боль, боль острая и пронзительная, что она чуть не закричала. И она поняла, что, сколько бы ни выпила, никогда не сможет забыть, как с каждым новым толчком чужой плоти, становится не только женщиной, а другим человеком, покорным и тупым, что обратного пути нет.
— Ну вот, собственно, и все, — Максим словно подвел итог.