о своем теле.
Фильм разделен на две половины, и в первой драматическое движение строится на том параллелизме, который предвосхищает их встречу, но вместо того, чтобы давать подчеркиваемый переход, Финчер, посчитав принцип банальным, намеренно стирает логику в переходах, убирая связь между событиями, помимо хронологической — той, в которой они следуют друг за другом в таком порядке. Таким образом, он уничтожает символическое движение под фотографией, оставляя только верхний пласт действия.
В этих сценах нельзя не заметить высочайшую культуру работы с пространством; он практически не нарушает локализованную рамку кадра и работает со всем задействованным пространством кадра, будь то голая стена или что угодно еще; каждый из этих планов вызывает в зрителе то чувство, которое раньше называли «остранением»: осознанием того, что поверх кадра лежит еще один, символический смысл, указывающий на сам кадр, построенный режиссером, и именно это в нем и нравится.
Биография семьи, начавшаяся как расследование, превращается в раскрытие тайны антисемитских убийств, убийств женщин с еврейскими именами. Под прикрытием библейских наказов фашисты ведут жестокую расправу над женщинами, и таким образом современное либеральное общество расправляется с обоими врагами: фашизмом и христианством. Однако интересным образом agenda героев не подчеркивается: либерализм Бломквиста опущен до степени, в которой он становится чистым листом, а Лисбет фигурирует как загадка — она выполняет работу, которая ей поручена правительственными структурами. В 90-е расстановка добра и зла была бы очевидной, но в фильме 2011 года, кажется, упущено какое-то смысловое звено, в котором вся суть. А дело в том, что в своем расследовании Лисбет прибегает к средствам, которые в 30–40-е годы, в долиберальном обществе, которое во многом было бы названо фашистским с точки зрения современных либералов, были определены не иначе как фашизм, и вот это и есть то, что пугает режиссера. Известный факт, что голливудская индустрия поддерживается еврейскими деньгами, и Финчер не уверен, во-первых, в том, что Лисбет Саландер — как антропологический факт — не является прямым результатом послевоенного развития европейского (западного) общества к либерализму, а, во-вторых, что он сам не отождествляет себя больше с ней, чем с журналистом. Фильм построен вокруг пропущенного смысла и продолжает следствие, делая все возможное, чтобы не указать на то, что имеется в виду: Лисбет, возможно, не понимает по молодости, но, скорее всего, просто помалкивает, но знает, что ее врагами, «злом», возможно, большим, чем то, которое уничтожало еврейских женщин, является гуманистическое добро, повернувшее тот мужской, западный мир к материализму и превратившее ее, Лисбет, в то чудовищное creature, коим она сегодня является. Почему это должно ее волновать? Она хотела бы быть нормальной женщиной, и знает, кто в этом виноват. В сцене, где она зашивает ему огнестрельную рану на лбу, крупный план впервые за долгое использован как символ — крупный план плюс — в этот момент при помощи крупного плана сообщается, впервые в фильме, что-то женское, гетеросексуальное в ней. И вот здесь это внезапно превращается в историю любви. И в этом смысле, в том, что режиссер старается сохранить в себе, фильм такой же христианский и гуманистический, как труды Ницше. С гуманизмом в ложном понимании покончено, и на повестке дня теперь то, как быть со всей этой ложью, которая отравляла подлинный гуманизм последние 60–70 лет, человеку искусства, до тех пор, пока до него не добрались те, кто не подумает; женщины. Финчеру мешает раскрыть трансцендентную этику его страна.
Финчер — экзистенциальный режиссер, так как в его фильмах проявляется экзистенциальное сознание, видящее кризис как постоянное явление. Он не может снять фильм, который не затрагивал бы тему кризиса в том или ином ключе. В исполнении Руни Мары есть это качество, которое делает ее такой современной героиней, — затаенная злоба. Мара дала сочетание невинности и злости на мужчин, которые это не оценили; актуальное для 2010 года как реакция на прошедшее десятилетие, и еще на стадии съемок было ясно, что в новой роли она рубанет эту тему так, что мало не покажется. Когда вышли первые фотографии в образе ее героини, стало ясно, что она бесстрашная. Кто еще в Голливуде мог наплевать на публичный имидж в течение года, перестать отращивать волосы и отбелить брови? Непривыкшая к славе, она, которая на половине фотографий, где ей 23–25 лет, стоит, перехватив одну руку другой у локтя, как будто камера делает с ней что-то неприличное, и закрывается, сделала стыдливость новым трендом. У нее даже не были проколоты уши. А учитывая, что это трилогия, и ей придется проделать с собой это еще два раза, это означает положить на это молодость — так как третий фильм не выйдет раньше, чем ей исполнится 30.
Эта сцена не должна удивлять; она является реальным воплощением того типа отношений, что характерен для нашего времени. Это то, что делала Мила Кунис с Джастином Тимберлэйком в фильме «Секс по дружбе», за полгода до Финчера, а именно что трахала его with a strap-on dildo, только это выражалось не в прямой форме. У нее к нему равнодушие, и легкое презрение, так что мужчина становится игрушкой для секса, больше ни на что не годен. Почему песня, где поется I wanna fuck you like an animal — это уже нормально? Как мы дошли до жизни такой? Если фильм 1961 года назывался «Вкус мёда», то теперь он называется «Вкус спермы», как вы понимаете.
у Финчера ключевое слово — «негатив»: негативный пол, негативная реализация желания
Ни один коммерческий фильм в истории кино еще не говорил нам с такой ясностью, что женщина — это глаз-член, и потому насилие, а не искусство для нее является естественным проявлением. Женщине не нужно заниматься искусством, ей нужно заниматься насилием, это приведет к такому перераспределению ролей, какое еще не может быть представлено в современном мире, так как большинство людей имеет представления о поле и характере, продиктованные влиянием Америки: а Америка никогда не могла вот понять, что секс и насилие — это немужские занятия.
Чистые стены в его квартире, и весь общий вид, который здесь уместно назвать «евроремонтом», дают ответ на руссоистский вопрос: способствовало ли развитие анального характера духовному развитию человечества.
Откуда появляется фашизм — это сильнейшая женская реакция на продолжение бабской онтологии после спадания пелены. Вот так ее эффекты за 50 лет привели к катастрофическим последствиям и вызывают нарастание фашизма, который заходит слишком далеко в своем револте против этого откровенного идиотизма. Этим 10-е отличаются от 60-х: 60-е ran