Читать интересную книгу Небесный летающий Китай (сборник) - Алексей Смирнов

Вокруг горели огни, падал снег; медвежьих повозок было очень много.

Гарусс полагал, что он уже о чем-то договорился с соседкой. Некая интимная услуга, но только не прямо сейчас. Ее окажут позднее, а в эту секунду им даже весело, хотя веселье довольно остро отдает притворством.

И верно ли это?

Потому что время года поменялось вторично и сделалось неопределенным. Похоже было, что осень вернулась, и людей вокруг не осталось, только они, троица – Гарусс, девочка и ее брат, остановившийся поодаль и стоявший, широко расставив ноги в шароварах. Они находились в каком-то заплеванном бурьяном дворе, где окна деревянных домов были заколочены длинными брусьями.

– Ну, я вернусь еще, – развязно пообещал Гарусс, так как действительно намеревался вернуться к проститутке, когда окажется при деньгах, то есть довольно скоро. Девка – блядь, это ясно, и наглая. Говорит гадости, но ему же не говорить с ней, а вовсе другим заниматься, и очень недолго.

Гарусс увидел, что возле серого дома на сером камне лежит отрезанная под самый бобровый воротник голова господина-буяна. Ни капли крови, она отсечена очень ровно, продолговатая-толстая, как в рыбной масляной нарезке, глаза выпучены, лежит уже около двух часов.

– Конечно, вернешься, – заметила девка. – А пока вот тебе две монеты.

Паренек, ее брат, продолжал стоять с недобрым видом и мрачно глядел из-под высокой шапки.

Вязаная шапка самого Гарусса была с отворотом; за этот-то отворот, что прямо на лбу, девица засунула Гаруссу два гривенника. И он стал их чувствовать – что они там есть; одновременно он не знал, хорошо это или плохо. Чувствуя монеты, он побежал по набережной, он убегал пешком. Сани разъехались. Его снова приволокло на праздник, который продолжался: играл оркестр, шли немолодые лица в хорошем настроении. Песня турбинно трубилась: «А вы – по-прежнему стальные, большие, сильные, больные!»

Не зная, зачем он это делает, Гарусс забрался в уродливый баркас, приваленный к фонарному столбу. Он решил пересидеть внутри, но быстро понял, что самостоятельно ему оттуда не выбраться. Внутри все было заставлено какими-то ящиками, и песня звучала повсюду. Голоса были больше женские, пожившие, уставшие, но спуску не дающие, и завещавшие, и утомленно всепрощающие.

Прошло сколько-то времени, и мужики вынули из баркаса несколько ящиков.

– Не так-то просто отсюда выбраться, – с жалкой улыбкой обратился к ним Гарусс.

– Да, – сказали ему, – это точно.

И помогать не стали, так что он выкарабкался сам. Он бросился бежать по набережной, к метро, пока не увидел, что никакого метро, к которому он спешил, нет, и это не Невский проспект, да и вообще непонятно, с чего он вдруг решил, что Невский проспект это набережная. Гарусс находился в каком-то другом районе Петербурга. Неподалеку от центра, но далеко и от дома, и от транспорта, и уже очень поздно. Мороза нет давно, отовсюду хлещут яростные зеленые волны, как в Летнем саду, почти наводнение, устроенное озеленевшими конными статуями.

Теперь людей и вправду не осталось, и даже теней.

Гарусс вылетел на булыжную площадь в надежде увидеть там некий трамвай; проститутка с братом быстро шли следом за Гаруссом. Но он увидел, что это уже и не совсем они. Тогда он успел: схватил шапку, сорвал ее, вынул и швырнул им две монеты. Гривенники заплясали на камнях.

Оба, вроде как брат и сестра, злобно закричали:

– Ах ты сволочь! Сволочь!

Но дальше идти они не решались. И они окончательно превратились в пацанов – сербов или болгар. Они ходили по кругу, как заведенные.

Тогда Гарусс мстительно, будто бомбу, швырнул им еще одну копейку, зная, что это поможет, а им сделает хуже. И с головокружительной скоростью проснулся через несколько четко раздельных последовательных пробуждений: в палате пионерлагеря, в бабушкиной комнате, в больничной палате, у себя дома почти, у себя дома окончательно, под тяжелой картиной с видом на море.

© 30 января 2007

Залпы суверенной поры

– Дедушка, покажи мне подземную парковку!

Старик подкрутил густые усы. Высокий, жилистый, он был настолько похож на древнего токаря, мудрого наставника молодежи, что сходство граничило с карикатурой. Штаны с него сваливались и держались на широких подтяжках, которые сзади перечеркивали крестом ветхую клетчатую рубаху с закатанными рукавами.

– Ну, пойдем, – произнес он голосом дребезжащим и тонким.

Толстый внучек восторженно подскочил.

– Только учти, что нас могут и не пустить, – предупредил дед. – Скажешь, что тебе очень хочется – глядишь, подобреют. А на нет и суда нет.

Они дружно встали с качелей, установленных против касс магазина «ОБИ», и тронулись в путь. Внук нарезал вокруг деда радостные круги, а тот аккуратно шаркал, стараясь не наподдать наследнику, и щурился на государственное телевидение. На границе отдела путешественников остановил патруль и спросил документы. Дед выудил из заднего кармана паспорт республики «Максидом», и солдат повел стволом автомата, разрешая пройти.

Телевизоры выстроились в два ряда вдоль километрового прохода. С экранов озабоченно говорили:

– После вчерашней атаки «Карусели» на «Ашан» сеть Венских Кофеен изъявила готовность быть посредником в мирном урегулировании. Однако эта миссия оказалась под угрозой после того, как беспилотник «Ашана» был сбит сегодня утром над «Шоколадницей»…

Внук дернул старика за штанину.

– Дедушка, а что такое «Ашан»?

– Ну как же! Я же тебе показывал на карте! Это магазин-государство, у нас с ним заключен военный альянс…

– Что такое альянс?

– Союз. Мы друзья.

– «Ашан» это как «Максидом»?

– Да, только поменьше.

Они пересекли границ Автономии Быстрого Питания. Здесь их не остановили, хотя военных в форме «Макдональдс» и «Бургер Кинг» было полно. Добрая половина расселась за столиками и гоготала, вспоминая события вчерашнего дня, когда государство подверглось обстрелу со стороны «Стокманна».

– Совсем умом тронулись! «Максидом», да под минометный огонь!

– Они же чухна. «Град» по ним всего полчаса и работал.

– Ты что написал на боеприпасе?

– «В сраку тебе, полярный олень!»

Старик тронул внука за плечо, и тот послушно повернулся на ходу к тонированному окну.

– Видишь, дым валит?

– Плохо видно, темно.

– Да вон же! Я старый, и то вижу. Это «Стокманн» горит. Колы хочешь?

– Не надо, потом. Я хочу в подземный гараж.

Автономия кончилась, и началась территория «Спортмастера». Повсюду бродили толпы бездельных горожан, которые гуляли себе, как будто не было войны. Здесь господствовало свое телевидение, но новости ничем не отличались от тех, что передавали по каналам «Максидома», и даже дикторы, казалось, были те же самые.

– Кинотеатр требует автономии, – сообщили с экрана.

– Ну, ему-то хайло заткнут, – буркнул прохожий прапорщик с гранатометом на плече.

Старый и малый шагали вдоль лыж, снегокатов, велосипедов, коньков и надувных лодок. Повсюду виднелись вкрапления зарубежных посольств – «Эльдорадо», «Медиа-Маркета» и «Мира Сумок», это были официальные дипломатические представительства с правом торговли.

– Дедушка, а мы победим «Карусель»?

– Конечно, куда она денется. Другое дело, что у нее союз с «Мегой», а у нас на сегодня из крупных только с «Балтикой»… Если по нам ударит «Мега», то мало не покажется.

– А кто она такая?

Старик покачал головой.

– Вот же ты неуч! Это мировой жандарм, главный агрессор. Хищник. Вон, видишь пленных ведут? – Дед подслеповато присмотрелся. – А, нет, это дезертиры… предатели…

– Что они сделали?

– Отоваривались в «Строймаркете», вот что, – сплюнул старик. – Под покровом, понимаешь ли, ночи, норовят нам нагадить.

Внук остановился, разинул рот и вытаращился на унылую шеренгу, которую как раз начали строить у деревообрабатывающих станков. Расстрельная команда занимала позиции. Шустрый комендант с боевым орденом на спецовке метался вдоль строя, спеша поскорее покончить с делом и отправиться на обед.

– Цельсь! Пли!

Грянул нестройный залп, и предатели повалились кто как. Горожане чуть ускорили шаг, подчеркнуто не глядя на трупы.

– Иди, не задерживайся, – дед подтолкнул карапуза, и тот споткнулся.

– Дедушка! Почему у нас везде такой пол… в кочках?

– Это чтобы ходили медленно и успевали заметить товар…

Они продолжили путь, минуя карликовые государства – «Газеты и Журналы», «Мясо», «Розовый кролик» и «Товары в дорогу». Тихо жужжали бессчетные видеокамеры. Лилась бездумная музыка, журчали фонтаны, однако печать военного времени лежала на всем, и каждый мало-мальски резкий звук понуждал пешеходов втягивать головы в плечи. Очень, очень далеко звучали глухие разрывы – в десяти километрах отсюда «Карусель» наступала на «Ашан».