Читать интересную книгу Девочка, с которой детям не разрешали водиться - Ирмгард Койн

Я хорошо знаю, как ведут себя пьяные, а главное, мне хотелось, чтобы тетя Бетти и жирафа уехали. Поэтому я притворилась пьяной, расслабила мышцы, как меня учили на противных уроках пластики, и упала на пол. Потом встала, покачалась из стороны в сторону, остановилась как вкопанная и, указывая пальцем на жирафу, застонала и затрясла головой точь-в-точь, как Панкрациус Леберехт.

Все вскочили и уставились на меня. Я заговорила глухим голосом: «Кузина Лина — плохая девочка, очень плохая. Тетя Бетти тоже плохая. Она говорит, что моя мама швыряет деньгами и что с такой женой папа пропадет, и еще тетя Бетти говорит, что мама была очень бедной и при всем желании не могла заполучить другого мужа, иначе она никогда не вышла бы замуж за такого вспыльчивого и бессердечного тирана, как мой отец. Все это она говорила тете Милли. А я это слышала и Элиза тоже. На днях, когда у нас к обеду был один только суп с капустой и больше ничего, тетя Бетти сказала, что в доме родного брата ее хотят провести, прикидываясь бедняками. А сегодня она заявила, что моя мама устраивает ужины с фаршированными голубями для того, чтобы пустить бедной вдове пыль в глаза, и что с наследством ее тоже обманули. Еще она сказала, что Элиза ворует, — это я передам полицейскому Эриху — пустите меня, не держите меня, — я все скажу полицейскому, я…» Если ты пьяный, то под конец нужно все время повторять одно и то же.

Все старались меня успокоить. Я опять повалилась на пол и стала невнятно бормотать «ля-ля-ля-ля». «Она сошла с ума! — крикнула тетя Бетти моему отцу. — О, какой это ужас!» — «Она пьяна!» — простонала тетя Милли. Она наверняка боялась, что я и о ней начну что-нибудь говорить. «Совершенно пьяна! Боже милосердный, бедный ребенок!..» — закричали все. «Ничего подобного! — сказал дядя Хальмдах. — У девочки не простое опьянение. У нее типичный приступ белой горячки. Это необычайно интересно!» — «Но ведь она не выпила ни одного глотка из своего стакана, — сказала вдруг тетя Милли сдавленным голосом. — Эта девочка — преступница по натуре, она просто симулирует». — «Но мне кажется, что она говорит правду», — заметил господин Клейнерц, Я люблю его: он умный и всегда приходит мне на помощь.

Я думала, что отец изобьет меня, что все будут бить меня, но отец набросился на тетю Бетти, тетя Бетти — на тетю Милли, а тетя Милли — на Элизу, которая в этот момент принесла кекс. Я как пьяная лежала на полу и не могла, к сожалению, попробовать кекса.

Взрослые совсем забыли обо мне, они затоптали бы меня до смерти, если бы мама и господин Клейнерц не вытащили меня из комнаты. Я продолжала молчать и не двигаться. Мне хотелось только одного: чтобы все хорошо кончилось, хотя я уже не помнила, что именно должно было хорошо кончиться и чего я, собственно говоря, добивалась.

Мама расплакалась и решила позвонить нашему врачу Боненшмидту, потому что она думала, что я опьянела или сошла с ума. Тогда я сразу же выздоровела и поцеловала маму. Она уложила меня в постель, мы помолились, а потом пришла Элиза. Мы с ней пели песню: «Я подстрелю оленя в глухом лесу, в косулю запущу стрелу, орла собью я на лету. Я подстрелю оленя в глухом лесу». Больше всего мне нравятся слова про орла. В этом месте мы обе плачем и поем очень громко, совсем как мужчины. Наше пение напоминает мне тогда воинственные крики дикарей и звуки боевых труб.

Но тут вошла мама и спросила: «Почему ты запела такую жестокую песню? Ты ведь любишь животных, — почему ты задумала всех их убить?» Но я никого не собиралась убивать. Мне просто хотелось громко петь, а песню про гордого орла, которого сбивают на лету, я очень люблю. Потом мама сказала Элизе: «Моя золовка получила телеграмму — она вместе с дочерью должна срочно выехать лейпцигским поездом. И просит, чтобы вы помогли ей уложить вещи. Я тоже помогу. Вы не очень устали?» — «Что вы, я от души рада помочь им!» — весело ответила Элиза. «Ну, а теперь спи, маленький чертенок, — сказала мне мама, — но, пожалуйста, не думай, что твой ужасный поступок будет забыт». Потом она собрала вещи жирафы и поцеловала меня на ночь для того, чтобы я успокоилась. «Теперь спи!»

Но я была слишком взволнована и не могла уснуть. Я не переставала думать о жирафе, которая скоро разляжется в спальном вагоне. Спальный вагон — это такая кровать, которая все время едет. Интереснее этого нет ничего на свете. Мне так хотелось бы хоть разок прокатиться, в своей кровати — быстро и без остановок, по всем улицам, в гору и под гору, по холмам и долинам. Я представила себе, как я вместе со своей кроватью вылетаю из окна и поднимаюсь все выше и выше, до самых туч. Внизу — дома, огни и поезда с кроватями, которые куда-то едут, в одном из них едет жирафа, а я в своей кровати лечу все дальше и дальше…

ТЕТЯ МИЛЛИ ХОЧЕТ ВЫЙТИ ЗАМУЖ

Все кругом говорят, что тетя Милли перезрела. Она стала невыносимой, и мы от нее никогда не избавимся, если она не найдет себе мужа. Элиза говорит, что у каждой женщины обязательно должен быть муж. У меня тоже когда-нибудь будет муж. Так уж заведено. Мой папа принадлежит моей маме. Дети тоже принадлежат своей маме. Правда, меня тетя Милли не взяла бы даже в подарок, да я и сама не позволила бы, чтобы меня ей подарили, но зато от моего маленького брата, когда он не кричит и не пачкает пеленок, она бы не отказалась. Квартира тоже принадлежит моей маме. Тете Милли здесь не принадлежит ничего, но она ругается, если я что-нибудь сломаю, все время делает мне замечания и ябедничает на меня. С ней просто мучение.

Только что наша Элиза сообщила мне очень важную новость — по объявлению в газете тете Милли присылают на выбор мужей. Об этом никто ничего не должен знать. Тетя Милли держит все в секрете, но Элиза узнала и очень рада. Мы обе мечтаем о том, чтобы у нас забрали тетю Милли. Она дала в газету такое объявление: «По зову сердца! Моложавая сорокалетняя брюнетка, с веселым характером и внешностью Юноны, нежная и серьезная по натуре, любящая природу и имеющая небольшой капитал, хочет внести тепло и ласку в одинокую жизнь честного и материально обеспеченного идеалиста». Элиза говорит, что она не представляет себе, как такая брюзга и скандалистка решается сказать про себя, что у нее веселый характер, но что, возможно, в присутствии мужчин она переменится и станет приветливой и ласковой. Женщины ведь на все способны.

Элиза тоже хочет, чтобы тетя Милли уехала от нас, потому что тетя контролирует ее самым подлым образом и гоняет с утра до вечера. Элиза тайком читает все письма от мужчин, которые присылают из редакции, и рассказывает мне, а я рассказываю господину Клейнерцу из квартиры напротив, а господин Клейнерц рассказывает моей маме, а та — моему отцу. Никто не верит, что какой-нибудь мужчина польстится на тетю Милли, но весь дом в ужасном волнении и беспокойстве. Тетя Милли накупает себе кофточки и банты, воротнички и специальные стельки от плоскостопия.

Каждому было ясно, что с тетей Милли происходит что-то неладное. В конце концов она сама все рассказала моей маме, потому что господин Лотар Брозелиус собирался зайти к нам после обеда в заранее назначенное время для того, чтобы познакомиться с тетей Милли с глазу на глаз. Он написал тете Милли письмо. Судя по письму, он был идеальным одиноким вдовцом, совсем еще бодрым, и богато одаренной натурой.

Элизе поручили сварить настоящий кофе безо всяких примесей, а из буфета достали бутылку старого коньяка, и тут я не на шутку испугалась.

Надо сказать, что мама хранила эту бутылку коньяка для особого случая. Но этот особый случай один раз уже настал по вине дяди Хальмдаха. Он как-то пришел к нам, когда никого, кроме меня, не было дома. Когда он приходит, он всегда спрашивает: «Нет ли у вас чего-нибудь выпить?»

Мама и тетя Милли ему никогда ничего не дают. Но дядя Хальмдах пообещал пойти со мной вечером в настоящий большой цирк — он может ходить куда угодно, потому что рисует картинки для газет, и еще он обещал подарить мне футбольный мяч и надеть маску черта и напугать ею противную фрейлейн Левених, которая живет на нашей улице, а кроме того, мне хотелось, чтобы дядя Хальмдах поиграл со мной и не уходил. Поэтому я тайком достала из буфета бутылку старого коньяка, она была уже раскупорена и один стаканчик был выпит на пробу; коньяк в ней намного старше меня. Я вовсе не думала, что дядя Хальмдах выпьет все до дна, но он взял и выпил, и я очень испугалась.

После этого мы с ним вместе очень громко и красиво пели «Когда в лесу цветет шиповник, шиповник цветет…». А потом, чтобы никто ничего не заметил, я налила в бутылку холодного чая, у него ведь такой же цвет, как у коньяка, и спрятала ее обратно в буфет.

И вот теперь эту бутылку поставили на стол для господина Лотара Брозелиуса. Едва ли это кончится добром. А рядом с бутылкой поставили нарциссы, и тетя Милли сто раз вытерла пыль со всей мебели. Элиза тут же сказала: «Как будто мужчина обратит на это внимание! Только женщины способны заниматься такой ерундой».