Читать интересную книгу Тень твоей улыбки - Мэри Кларк

Все эти мысли проносились в голове Грега, когда он, сидя у себя в библиотеке, потягивал водку и смотрел в окно террасы, за которым сгущался сумрак раннего вечера.

«Сколько можно выручить за эту квартиру? – спрашивал он себя. – Восемь лет назад, когда мы с Памелой поженились, я заплатил восемнадцать миллионов. Потом Памела захотела переделать квартиру, и я вложил еще восемь миллионов в реконструкцию. Не думаю, что на нынешнем рынке получу двадцать шесть миллионов. Как я посмотрю в глаза Пэм и скажу ей, что мне придется покрыть убытки?

До сих пор мне здорово везло с получением конфиденциальной информации о курсах акций. До последнего времени, когда меня обуяла жадность, я не заключал никаких подозрительных сделок. Сегодняшний обед прошел великолепно. Этот парень всегда жил хорошо, однако доверительный фонд держит его на коротком поводке. Теперь, после смерти матери, он хочет инвестировать наследство, чтобы получить с этого реальные доходы. Он слышал обо мне много хорошего, и многие из его друзей являются моими клиентами. Если он доверит мне свой портфель ценных бумаг, то я смогу остаться на плаву, пока не заключу несколько прибыльных сделок».

Все дело в фонде. Все знали, что прибыль на инвестированный капитал падает. Срок действия патентов истек, и деньги не поступают уже много лет. Мы чересчур рьяно набросились на капитал. Я позаимствовал деньги из так называемых благотворительных фондов, не всегда безупречных. Театральные гранты Питера при тщательной проверке окажутся в лучшем случае сомнительными. Ну, по крайней мере, Клей, как кардиолог, и Дуг, лидер исследований в области психического здоровья, обеспечивают нам пристойный вид за счет благотворительных акций, в которые нас вовлекают».

Необходимо взять из фонда деньги, много денег. Но брать там уже нечего».

– Грег?

Как всегда, обольстительный голос, поразивший его еще при первой встрече, произвел на Грега Гэннона свое обычное магическое действие.

– Я здесь, – откликнулся он.

– Прячешься в этом огромном кожаном кресле, – игривым голосом произнесла его жена. – Ты ведь не пытаешься спрятаться от меня?

Грег Гэннон почувствовал, как ее руки обнимают его сзади за шею. До его обоняния донесся изысканный аромат дорогих духов, которыми всегда пользовалась Памела. Даже не видя, он представлял себе ее во всем блеске красоты. Люди не так уж редко принимали ее за Кэтрин Зету-Джонс.

Огромным усилием воли он отогнал от себя демонов, нашептывающих, что ему не разрешить финансовых проблем и что, подобно многим другим, ему уготована тюрьма на долгие годы. Потянувшись вверх, он накрыл ладонями руки Памелы.

– Прятаться от тебя? Ни за что. Пэм, ты ведь любишь меня, правда?

– Глупый, глупый вопрос.

– Что бы ни случилось, ты не оставишь меня, верно?

Памела Гэннон рассмеялась тихим дразнящим смехом.

– Зачем мне оставлять самого щедрого мужчину на всем белом свете?

24

В среду в шесть часов вечера Кристина Джонсон позвонила матери.

– Мама, не знаю, что делать. Миз Картер вчера вечером не пришла домой, а сейчас не отвечает по сотовому. Я здесь одна с ребенком.

– Господи, с ума можно сойти. Сегодня у тебя выходной. Кем эта женщина себя вообразила?

– На прошлой неделе ее одну ночь не было дома, но утром она пришла. Она еще ни разу так долго не отвечала на звонки. И я беспокоюсь за Салли. Она немного кашляет.

Кристина взглянула на Салли, которая спокойно сидела на ковре с куклой на коленях.

– Ты не пускаешь к ней собаку?

– Пытаюсь, но Салли обожает собаку, и собака ее любит. Лабрадоры линяют, а врач предупредила ее мать, что у Салли аллергия на животных.

– Рене Картер не надо было заводить собаку, если она знает, что это повредит ее ребенку. Она та еще мамаша, скажу тебе.

Усталая Кристина представила себе, как ее мать распаляется и сейчас начнет говорить о том, какая это тяжелая работа – быть няней и что ей следует закончить курсы по уходу за детьми. Тогда она не будет во власти одной из этих испорченных богачек, которые заводят ребенка только для того, чтобы время от времени брать его в Центральный парк и фотографироваться вместе с ним для шестой страницы «Нью-Йорк пост».

Кристина остановила этот словесный поток еще до того, как он начался.

– Мама, я звоню, просто чтобы сказать, что не приду сегодня вечером. Не забывай, что миз Картер платит мне двойное жалованье, поскольку я нахожусь здесь всю неделю. Я уверена, она скоро вернется.

– Ты пыталась дозвониться до ее знакомых?

Кристина помолчала.

– Я позвонила двоим, с которыми, как я знаю, она все время встречается.

– И что они сказали?

– Одна из них рассмеялась: «Это Рене. Наверное, подцепила нового мужика». Другая ответила просто, что не имеет понятия, где она.

– Что ж, значит, ничего не остается, кроме как ждать. Ты знаешь, с кем она встречалась вчера вечером?

– Нет, но у нее было прекрасное настроение.

– Все равно я хочу, чтобы ты отказалась от этой работы. И еще – не спускай глаз с девочки. Если она кашляет, сделай ингаляцию. А если ей станет хуже, не рискуй. Звони врачу. У тебя есть номер врача?

– Да. Доктор Фаррел звонила пару раз и справлялась о Салли. Каждый раз она оставляет мне номер сотового.

– Хорошо. Думаю, пока ничего больше ты сделать не сможешь. Но если завтра эта женщина не вернется, тебе, вероятно, придется вызвать полицию.

– Уверена, что она вернется. Я перезвоню, мама.

Кристина со вздохом положила трубку. Она звонила из спальни Салли, единственного места, куда могла не пускать собаку. Большая комната была оформлена в белых тонах: белая плетеная мебель, ковер с бело-розовым рисунком, на окнах бело-розовые занавески. Стены были причудливо разрисованы детскими рисунками, а полки напротив детской кроватки заполнены игрушками и детскими книжками. Увидев эту комнату в первый раз, Кристина выразила свое восхищение Рене Картер. В ответ та сказала: «Она и должна быть красивой. Дизайнер запросил целое состояние».

За ужином Салли почти ничего не ела. Потом принялась играть в куклы, но скоро, к огорчению Кристины, подошла к кроватке, стянула одеяло и улеглась на пол.

«Она снова заболевает, – встревожилась Кристина. – Включу ингалятор и спать лягу на диване в ее комнате. Если утром ей не станет лучше – независимо от того, вернется мать или нет, – я позвоню доктору Фаррел. Конечно, мамаша разозлится. Придется сказать врачу, что ее здесь нет, но мне все равно».

Кристина пересекла комнату, наклонилась и подняла с ковра сонного ребенка.

– Бедная малышка, – прошептала она. – Не повезло тебе, что ты родилась у этой скверной женщины.

25

Поначалу Моника надеялась заехать домой и привести себя в порядок перед встречей с Оливией Морроу. Но потом, проезжая по тоннелю Линкольна, поняла, что времени у нее в обрез. «Лучше приехать к ней заранее, чем рисковать и заставить ее ждать. Очевидно, ей нездоровится».

Оливия утверждала, что знала бабушку и дедушку Моники. Как это могло случиться? Настоящие родители отца Моники сделали все возможное, чтобы скрыть свое имя. В свидетельстве о рождении, выданном в больнице в Ирландии, значилась фамилия усыновителей – Фаррел. «Что подразумевала Оливия Морроу, говоря, что, пока не поздно, хочет рассказать мне о них? – удивлялась Моника. – Поздно для чего? Может быть, она серьезно больна и скоро умрет? Я никогда бы не встретилась с ней, если бы не те случайные слова, обращенные к Тони Гарсия, когда он ее вез. Захотела бы она сама увидеться со мной?»

Было без двадцати пять, когда Моника, поставив машину на ближайшей парковке, вошла в вестибюль дома Шваба. У стойки консьержа она назвала свое имя.

– У меня назначена встреча с Оливией Морроу на пять часов, – объяснила она. – Я пришла немного раньше, поэтому лучше подожду.

– Конечно, мэм.

Монике показалось, что прошло не двадцать минут, а несколько часов, прежде чем она вернулась к стойке.

– Позвоните ей, пожалуйста. Скажите, что пришла доктор Фаррел.

Едва сдерживая нетерпение, Моника смотрела, как консьерж набирает номер. На его лице читалось озадаченное выражение. Он положил трубку, потом вновь набрал номер и ждал несколько долгих минут.

– Она не отвечает, – без выражения произнес он. – Могут возникнуть осложнения. Я точно знаю, что сегодня миз Морроу не выходила. Она плохо себя чувствует, а вчера, вернувшись из поездки, выглядела такой усталой, что едва дошла до лифта. У меня есть телефон ее врача. Хочу ему позвонить. Ночной консьерж сказал мне, что тот был здесь вчера вечером и заходил к ней.

– Я сама врач, – быстро проговорила Моника. – Если вы считаете, что речь идет о здоровье, то медлить нельзя.

– Я позвоню доктору Хэдли и, если он даст добро, поднимусь вместе с вами.

Сгорая от нетерпения, Моника ждала, пока консьерж звонил Хэдли. В офисе врача не было, он ответил по сотовому. По репликам консьержа она догадалась, что Хэдли был встревожен. Наконец разговор закончился.