не отвечает». Гуров был упорен и повторил звонок еще раз, потом еще, и только с третьего раза ему ответили.
– Ну, и что вам нужно? – услышал он раздраженный, даже злой голос.
Сыщик представился и сообщил о желании встретиться. Он думал, что собеседник, узнав, с кем имеет дело, извинится за резкость и скажет, что готов к общению. Но ничего подобного не произошло. Вячеслав Могильный и не думал менять гнев на милость. Он, правда, говорил теперь не с такой злостью, но голос все равно оставался раздраженным.
– Не понимаю, зачем нам встречаться. У меня с полицией никаких дел нет.
– Я расследую гибель вашего друга Игната Бушуева, – объяснил Гуров. – Изучаю обстоятельства его смерти. Поэтому хотелось бы встретиться и с вами.
– Все равно не вижу смысла встречаться, – не уступал Могильный. – Во-первых, Игнат погиб в результате несчастного случая, это всем известно. А во-вторых, не такой уж он был мне друг… И в-третьих, я занят, работаю!
Тут терпение Гурова лопнуло.
– Послушайте, Могильный. Встретиться со мной вы должны не потому, что мне так хочется, а потому, что вас обязывает закон. И раз вы так себя ведете, я отменяю нашу встречу у вас в мастерской. Извольте в течение получаса явиться в управление. У дежурного спросите, где найти полковника Гурова. Если не явитесь, я пришлю за вами наряд, и вас доставят под конвоем. Вы меня поняли? Встречаемся в управлении.
– Постойте-постойте! – послышался голос художника. – Что же вы так сразу? Я готов встретиться! Если хотите, приеду в это ваше управление. Но, может быть, все-таки лучше у меня? Не хочется тратить время на дорогу. У меня как раз работа кипит. А такое не всегда бывает.
– Вот так бы с самого начала! – наставительно заметил Гуров. – Я ценю чужое время, тем более время творческих людей. Хорошо, я приеду в вашу мастерскую.
Дорога до мастерской оказалась неблизкой, и в какой-то момент Гуров успел пожалеть, что так легко пошел на попятную и не заставил Вячеслава Могильного ехать в управление. Но он действительно уважал творческих людей и старался их без причины не отвлекать от работы.
Наконец навигатор сообщил ему, что он находится у цели. Машина остановилась у старого здания в три этажа, которое давно не ремонтировали. Никакого кодового замка на двери не было – заходи кто хочешь.
Гуров прошел по коридору и увидел открытую дверь. Он сразу понял, что приехал по нужному адресу. В помещении остро пахло краской, а когда сыщик сделал еще несколько шагов вперед, он увидел картины.
Одного взгляда было достаточно, чтобы определить разницу между творениями Игната Бушуева и тем, что писал Вячеслав Могильный. В мастерской, в которую попал Гуров, царили яркие краски и свежие сочетания цветов. «Удивительно, что такой желчный раздражительный человек, как Могильный, пишет такие жизнерадостные картины, – подумал Гуров. – К тому же у него и фамилия не располагает к радости. Бывает же такое!»
Тут сыщик увидел и самого создателя этих красочных полотен. Вячеслав Могильный оказался высоким худым человеком лет тридцати пяти, с черными волосами до плеч и острым взглядом голубых глаз. Он неподвижно стоял посреди своей мастерской, не двинулся навстречу гостю, не сделал ни одного шага. Гуров подошел к художнику и представился. Могильный не стал протягивать гостю руку, только коротко кивнул и показал на два стула, стоящие по разные стороны от старого, заляпанного краской стола. С момента появления гостя он не произнес еще ни одного слова, он явно ждал, что скажет сыщик.
– Прежде всего я хочу рассеять одно заблуждение, которое вы высказали по телефону, – начал Гуров. – Это заблуждение касается причины гибели Игната Бушуева. Следствие установило, что он не выпал из окна самостоятельно, а ему кто-то «помог». Стало быть, произошло убийство. И я это убийство расследую.
Уверенное выражение на лице Славы Могильного враз исчезло. Теперь оно выражало растерянность.
– Игнат был… убит?.. Это… это невероятно! Но… кто?..
– Вот это я и хочу выяснить. И в связи с этим у меня к вам обычный вопрос: где вы были и что делали в тот день, когда погиб Бушуев?
Художник растерялся еще сильнее.
– Я не помню! – воскликнул он. – А когда это случилось?
– Четырнадцатого марта этого года, – сообщил ему Гуров. – Не так уж много времени прошло. Постарайтесь вспомнить, где вы были в тот день.
Вячеслав Могильный надолго задумался. Потом медленно покачал головой.
– Нет, не могу вспомнить, – признался он. – Скорее всего, я был здесь и работал, как сейчас. Но я не могу утверждать это с полной уверенностью.
– Допустим. Вы с Бушуевым часто встречались?
– Ну, не каждый день, но достаточно часто. Каждую неделю точно.
– У него или у вас?
– Чаще у него или у Закатовского. Сюда он не приходил, кажется, ни разу. Или, может, один раз.
– Где именно у него – дома или в мастерской?
– И там бывало, и там. Но чаще я заходил к нему в мастерскую.
– Когда вы к нему заходили, вы встречали кого-нибудь?
– Встречал, разумеется.
– Кого именно?
– Чаще всего Лешу Прянчикова, Володю Соломина. Еще девушек – Катю, Люду.
– А других людей видели?
– Да, конечно, приходили всякие поклонники. Кто-то хотел купить у него картину, кто-то хотел завести знакомство.
– Вот эти люди меня интересуют прежде всего. Постарайтесь их вспомнить.
– Это как раз самое сложное. Я почти никого из них не знаю. У нас не было принято, чтобы Игнат представлял своих гостей… Хотя постойте, я кое-что вспомнил! Помню одного мужчину, пожилого такого. Кажется, он какой-то ученый, где-то преподает…
– Вы об этом человеке говорите? – Гуров показал художнику фотографию востоковеда Федора Овчинникова.
Могильный мельком взглянул на фото и сразу кивнул:
– Да, он! Но я не знаю, как его зовут.
– Этого человека звали Федор Терентьевич Овчинников. Он тоже был убит.
– Убит? – изумился художник. – Так у нас не только Игната убили?
– Нет, не только, – подтвердил Гуров. – Поэтому мне хотелось бы, чтобы вы напрягли свою память и вспомнили, кого еще вы видели в мастерской или дома у Бушуева, допустим, в январе – феврале этого года. Сколько таких людей вы можете насчитать?
И снова Вячеслав Могильный задумался. В конце концов последовал ответ:
– Пожалуй, я могу насчитать четверых. Но назвать не смогу – не знаю их имен.
– Имен вы не знаете, – задумчиво согласился Гуров, – но ведь вы художник. У вас профессиональная память на лица. Вы сможете нарисовать портреты этих людей?
– Отличная мысль! – воскликнул Могильный. – Надо же, полицейским тоже приходят в голову удачные мысли! Сейчас, сейчас…
Он порылся в столе, в