Читать интересную книгу "Весь Герберт Уэллс в одном томе - Герберт Уэллс"

которой его надо во что бы то ни стало вытащить. Она с безусловным одобрением говорила о Стокгольмской конференции и о том, что долг чести обязывает англичан и французов объявить «Цели войны» и прекратить войну. А они продолжают вести себя загадочно, преступно и темно. Они не захотели даже принять или дополнить Четырнадцать пунктов президента Вильсона.

— Я ничего в этом не понимаю, — сказал Теодор. — На фронте, — прибавил он, очевидно, разумея не фронт, а Парвилль, — мы смотрим на это гораздо проще.

— Но, дорогой мой, как бы то ни было, война должна кончиться. Она истощила весь мир.

— Война должна окончиться поражением Германии.

— Но в чем, собственно, будет выражаться это поражение?

— Мы должны войти в Берлин. Такова наша цель. Этого требует справедливость, и в этом случае мы ничем поступиться не можем.

— А потом? — воскликнула Клоринда. — Потом что?

— Мы об этом не думаем, — ответил молодой воин. — Мы делаем то, что велит нам долг, и глядим на восток.

Он стоял, как истинный воин, невозмутимый, решительный, спокойно глядя на восток (поскольку он мог смотреть в этом направлении) через плечо своей матери.

— Ты так относишься к этому, дорогой мой? — сказала Клоринда.

Он старался относиться именно так. Но впоследствии ее слова опять пришли ему на память. Подозревала ли она в нем скрытую неуверенность? Ее слова перекликались с критическими выпадами Маргарет. Они перекликались со спорами и рассуждениями у Мелхиора и у тети Люцинды. Тетя Люцинда стояла за войну, но, по ее мнению, войну надо было вести другими методами и в другом духе. Тетя Аманда вся ушла в работу по изготовлению перевязочных материалов в Таун-Холле. Она говорила, что если бы даже война не дала других результатов, — она дала пожилым вдовам дело, которое стоило делать. Она очень обрадовалась приезду Теодора и тотчас же принялась готовить для него огромный запас носков, перчаток, фуфаек, обмоток и т. п. Теодор увидел, что она по-прежнему легко понимала его. Он много рассказывал ей о товарищеских отношениях в окопах, о том, как ему жаль было расставаться с его первым взводом. Тетя Аманда помогла ему вернуть утерянное самоуважение. Она была простодушна. Он хотел бы обладать ее простодушием, быть простым, искренним и честным воином — джентльменом, не испытывающим мук неуверенности. Он чувствовал, что его собственная изощренная простота ненадежна.

Он сдал экзамены, и его возвращение во Францию стало неизбежным.

Он объявил об этом Маргарет, когда они сидели в ресторане Isola Bella и ели жареное мясо, истратив на него продовольственные карточки за три дня.

— Еще три дня, — сказал он.

Маргарет кивнула головой. Задумалась.

— Ты поедешь во Францию, а я останусь в Англии, и мы будем все меняться и меняться.

— Со мной перемена может произойти очень быстро, — сказал он многозначительно.

— Но ведь ты же не едешь сразу на позиции, — возразила она.

Откуда она это узнала? Разве он что-нибудь говорил ей? (Какая досада, что ни тетя Миранда, ни его мать не умели держать язык за зубами. Они все болтали о нем, не задумываясь, с кем придется.)

— Да, я получил отсрочку, — сказал он, вспыхнув. — Но меня в любую минуту могут послать туда.

— Это скверно, — промолвила она.

— Да, неважно… Ты будешь занята своими экзаменами, — сказал Теодор.

— Мне надо много пройти, я буду очень занята. Но все равно у меня будет болеть сердце.

— Почему бы нам не пожениться перед моим отъездом?

Она покачала головой. Они и раньше спорили об этом.

— А если я вернусь, мы поженимся?

— Не знаю. Зачем говорить об этом?

— У нас было много хороших минут.

— Да, у нас много было хороших минут.

— Ты любишь меня?

— Да.

— Мы были с тобой Адам и Ева. Как это было чудесно! И все-таки ты не уверена, что когда я вернусь…

— Я уже буду доктором тогда. Буду работать. Я буду казаться тебе еще больше педантом, чем раньше.

— Но разве нас не будет все так же тянуть друг к другу, когда я вернусь?

— Каким ты вернешься? Другим. Мы оба станем другими. Давно ли мы были девочка и мальчик, а теперь, подумай, как много нам пришлось пережить.

— Ты не изменишь мне?

— Я не могу себе представить, что могу изменить тебе, милый.

— Но в таком случае?..

— Дорогой мой, я устала сегодня. Мне не хочется думать обо всем, что может случиться со мною и с тобой в будущем. Я любила тебя, Теодор, милый. И я люблю тебя. Но…

— Но что же?

— Что-то вклинилось между нами… чужое, точно какая-то маска.

Теодор задумался. Он подлил красного кьянти в ее стакан.

— Мы оба устали, — сказал он.

— Если б мы могли так же легко обнажить душу, как обнажаем тело, — сказала она. — Слишком много любви. Какая-то отчаянная попытка растворить в себе другого человека, слиться с ним ближе и теснее. А все равно нельзя подойти ближе. Я устала. Ты утомил меня. Не обращай на меня внимания… Давай лучше посмотрим, сколько еще свободного времени у нас остается до твоего отъезда.

Они в каком-то замешательстве расстались на вокзале Виктория. На платформе им, казалось, уже не о чем было говорить.

Когда поезд тронулся, она отступила назад, пристально глядя на Теодора. Казалось, будто она решает сложную задачу. Потом вдруг лицо ее смягчилось, она протянула к нему руки и сразу опустила их. Он помахал ей рукой,