После этого он еще много чего сказал. Он сказал: «Я прошу одного — чтобы этой британской семье позволили жить своей жизнью и растить своего ребенка». И он заявил: «Вы не можете требовать от людей, чтобы они перестали быть теми, кто они есть, и делать ту работу, какую делают. Вы не можете рассчитывать на то, что Элизабет уберет свое имя со своей работы, и вы должны примириться с тем, что наш ребенок родится на свет, будет расти, заводить друзей, учиться в школе; он имеет право на сносную жизнь».
«Все это, — сказала Хелен, — обсуждается в министерстве внутренних дел на очень высоких уровнях».
24 мая 1997 года Али Акбар Натек-Нури, «официальный кандидат» на президентских выборах в Иране, потерпел тяжелое поражение от «умеренного», «реформистского» кандидата Мохаммада Хатами. По Си-эн-эн показывали молодых иранских женщин, требующих права на свободную мысль и лучшего будущего для своих детей. Получат ли они это? А он? Решат ли наконец между собой проблему новые лидеры в Иране и Англии? Похоже было на то, что Хатами позиционирует себя как руководителя, подобного Горбачеву, берущегося за реформирование системы изнутри. Это вполне могло свестись к чему-то недостаточному, вроде «гласности» и «перестройки». Ему трудно было возлагать большие надежды на Хатами. Слишком много уже было ложных рассветов.
Во вторник 27 мая в четыре часа дня Элизабет отправилась к своему гинекологу мистеру Смиту. И как только она вернулась домой — примерно в четверть седьмого вечера, — начались очень частые схватки. Он тут же дал знать охранникам, схватил сумку, уже неделю с лишним как собранную и стоявшую наготове у них в спальне, и их отвезли в родильное отделение в крыле Линдо больницы Сент-Мэри в Паддингтоне, где поместили в пустую угловую палату 407, в которой, как им сказали, родила обоих детей принцесса Диана. События развивались быстро. Элизабет хотела обойтись без медикаментов, и, проявляя обычную свою силу воли, обошлась без них — правда, из-за болей временами капризничала, что было на нее не похоже. В затишьях между схватками приказывала ему массировать ей спину, но, едва они начинались, не позволяла до себя дотрагиваться и требовала, чтобы он ушел с глаз долой. В какой-то момент комически воскликнула, обращаясь к акушерке Эйлин: «Меня тошнит от ваших духов, как я их ненавижу!» Милая безропотная Эйлин пошла мыться и переодеваться.
Он посмотрел на часы и вдруг подумал: Он родится в полночь. Но мальчик появился на свет на восемь минут раньше. Милан Лука Уэст Рушди родился за восемь минут до полуночи, вес — семь фунтов девять унций[223], с огромными ступнями и ладонями и с полноценной шевелюрой. Роды от начала до конца продлились всего пять с половиной часов. Этот мальчик хотел наружу, и вот он лежал снаружи, скользкий, на материнском животе, длинная сероватая пуповина свободно обвивалась вокруг его шеи и плеч. Его отец снял рубашку и прижал его к груди.
Добро пожаловать, Милан, сказал он сыну. Вот он перед тобой, мир, со всеми его радостями и ужасами, он ждет тебя. Будь в нем. Удачи тебе. Ты — наша новая любовь.
Элизабет позвонила Кэрол, он позвонил Зафару. На следующий день, в первый день жизни Милана, у младенца побывал брат и побывали «названые дядюшки»: Алан Йентоб (изменивший, чтобы приехать в больницу, свой рабочий график на Би-би-си) и Мартин Эмис, который пришел с Исабель, их дочерью Фернандой и своим сыном Джейкобом. День был солнечный.
Сотрудники Особого отдела тоже были взволнованны. «Это наш первый младенец», — сказали они. Никто из тех, кого они охраняли, не становился в это время родителем. Это было первое, в чем Милан оказался первым: он стал Ребенком подразделения «А».
Он помогал Биллу Бьюфорду работать над особым «индийским номером» журнала «Нью-Йоркер», и было решено сделать специальную групповую фотографию индийских писателей. И вот он оказался в студии в Излингтоне в обществе Викрама Сета, Викрама Чандры, Аниты Десаи, Киран Десаи, Арундати Рой, Ардашира Вакиля, Рохинтона Мистри, Амита Чаудхури, Амитава Гоша и Ромеша Гунесекеры. (Никто не мог толком объяснить, почему включили автора со Шри-Ланки — но что в этом было плохого? Ромеш — милый человек и хороший писатель.) Фотографировал Макс Вадукул, и делать это ему было нелегко. Как писал потом Билл, Вадукул «отчаянно пытался затолкать нестройную, непослушную в свою рамку. Результат очень показателен. В стопке фотоснимков мы видим вариации на тему пригашенной паники. В ком-то чувствуется смущение, в ком-то — любопытство, в ком-то — дурашливость». Ему же компания запомнилась как довольно добродушное в целом сборище, хотя Рохинтон Мистри (мягко) и Арду Вакиль (пожестче) критиковали Амита Чаудхури за стереотипный взгляд на парсское сообщество, который Амит выразил в рецензии на одну из книг Рохинтона. Амит один из одиннадцати писателей не пошел потом на обед в ресторан «Гранита» на Аппер-стрит — в тот самый, где Блэр и Браун заключили свой легендарный пакт о лидерстве в Лейбористской партии. Амит сказал потом Биллу: «Я понял, что не вписываюсь в эту группу. Не моя компания». Годы спустя Арундати Рой в интервью Амитаве Кумару призналась, что это была и не ее компания. Вспоминая о том дне, сказала она Кумару, она «посмеивается»: «По-моему, все со всеми были чуточку на ножах. Тут приглушенный спор, там кто-то дуется или бормочет сквозь зубы. Вежливость — прохладная, напускная. Все были немножко не в своей тарелке… Так или иначе, я не думаю, что хоть кто-нибудь на этой фотографии искренне считал себя принадлежащим к одной „группе“ с остальными». Ему, однако, помнилось, что Арундати была настроена весьма дружелюбно и радовалась обществу, в котором оказалась. Может быть, он чего-то не увидел.
Через несколько дней после фотосессии он поехал на презентацию ее романа «Бог Мелочей», потому что получил удовольствие от встречи с автором и хотел помочь ей отпраздновать большой момент в ее жизни. На сей раз мисс Рой была в более колючем настроении. Тем утром в «Нью-Йоркере» появилась рецензия на ее роман, написанная Джоном Апдайком, — рецензия в целом положительная, ну, не десять из десяти, но, наверно, восемь с половиной. Так или иначе, отличная рецензия для первого романа, которую напечатал престижный журнал, а написал гигант американской литературы. «Вы ее видели? — спросил он ее. — Вам, думаю, очень приятно». Мисс Рой изящно пожала плечами. «Да, видела, — подтвердила она. — И что такого?» Это было неожиданно и по-своему впечатляюще. «Ну что вы, Арундати, вы слишком невозмутимы, — сказал он ей. — С вами настоящее чудо происходит. Ваш первый роман имеет грандиозный успех. Первый успех — ни с чем не сравнимая вещь. Насладитесь им как следует. Не будьте такой невозмутимой». Она посмотрела на него в упор. «А я вообще довольно невозмутимая», — сказала она и отвернулась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});