Читать интересную книгу Двуликий Берия - Борис Соколов

Бедный Анастас Иванович вконец запутался! Образ мифологического злодея, каким рисовали на пленуме Берию, требовал, чтобы он коварно втерся в доверие к доброму гению — Сталину. Однако одновременно требовалось, чтобы прозорливый Иосиф Виссарионович догадывался о гнусной сущности Лаврентия Павловича. Вот и получилось, что Сталин Берии одновременно и доверял, и не доверял, что, вообще-то говоря, нонсенс. Скорее можно предположить, что Иосиф Виссарионович не слишком хотел видеть «лубянского маршала» своим преемником и, возможно, собирался расстрелять его после того, как будет создана водородная бомба. Но с тем же успехом можно предположить, что Сталин думал сохранить Берию и до самой своей смерти использовать его технократический талант. Ничего невероятного нет и в том, что, разочаровавшись во всех возможных преемниках, включая собственного сына, Иосиф Виссарионович хотел, чтобы после его смерти наследники выяснили между собой отношения, наподобие пауков в банке. И пусть победит сильнейший!

Микоян продолжал: «Информации Берия обычно носили интриганский характер и служили специальным целям. Ему удавалось очень много трудных решений проводить, причем было известно, что если Берия против того или иного решения, оно будет провалено. Этим он создал себе авторитет. Он прикидывался дружком то одного, то другого работника. Это мы все видели, но не придавали такого значения, какое он приобрел после того, как не стало товарища Сталина».

Здесь бросается в глаза явная демонизация «лубянского маршала». Конечно, Сталин и другие члены Совета Министров беспрекословно утверждали предложения Берии по атомному проекту, который имел абсолютный приоритет. Однако, как мы убедились, предложенную Берией на пост главы МГБ кандидатуру В.С. Рясного Сталин отверг. Наверняка и в других сферах предложения Лаврентия Павловича далеко не всегда одобрялись его коллегами и Сталиным.

Микоян, характеризуя Берию как матерого интригана, беспроигрышно сослался на Серго Орджоникидзе, благо умерший член Политбюро ничего возразить или подтвердить не мог: «О его интригах я впервые узнал от Серго. Он очень взволнованный ходил. Он меня спрашивал: «Не понимаю, почему товарищ Сталин мне не доверяет. Я абсолютно верен товарищу Сталину и не хочу с ним драться, хочу поддержать его, а он мне не доверяет. Здесь большую роль играют интриги Берия. Берия из Тбилиси дает товарищу Сталину неправильную информацию, а Сталин ему верит».

Совершенно непонятно, какой компромат на Серго Орджоникидзе мог найти Лаврентий Павлович. Скорее всего, имелся в виду произведенный в Грузии арест старшего брата Серго Папулия. Но замахнуться на столь близкого родственника члена Политбюро местный партсекретарь и НКВД никак не могли без письменного, а вероятнее всего, устного распоряжения Сталина. И уж точно, конфликт не с Берия, а со Сталиным довел Серго Орджоникидзе до самоубийства. Однако в июле 1953 года Иосиф Виссарионович для участников пленума все еще оставался священной коровой, не подлежащей критике, поэтому и смерть Серго выгоднее было списать на происки Лаврентия Павловича. И это при том, что о самоубийстве Орджоникидзе ни Микоян, ни другие ораторы так и не рискнули сообщить присутствующим.

Анастас Иванович также обвинил поверженного товарища в двурушничестве. Навешивая на Берию этот ярлык, Микоян пытался оправдаться за свое чересчур мягкое отношение к Берии на заседании 26 июня: «Кроме интриганства и вероломного натравливания одних на других, главным оружием Берия было двурушничество. Некоторые могут сказать нам: почему вы не обнаружили вовремя этого мерзавца? Я объясняю для себя это дело так: доверие, которым он пользовался у товарища Сталина, его высокое положение у руководства вызывали большие затруднения, чтобы в короткий срок без Сталина все распознать, имея в виду разобщенность между членами Президиума, которая разоблачала возможность обмена мнениями, как это принято среди большевиков, чтобы дать полную оценку тому или иному факту».

Получается в высшей степени забавная картина. С одной стороны, Сталин Берии доверяет, что делает того неуязвимым, но, с другой стороны, только Иосиф Виссарионович способен быстро разоблачить двурушника. И никто из членов ЦК, разумеется, не рискнул обратить внимание взволнованного Анастаса Ивановича на то, что он несет ахинею. А волноваться Микояну было от чего. Он, похоже, всерьез опасался, что за мягкотелость и давние связи с Берией по Закавказью его могут сделать соучастником Лаврентия Павловича по несуществующему заговору.

Анастас Иванович продолжал оправдываться: «Иногда анализируешь некоторые факты и думаешь: а может быть, я ошибаюсь, поскольку неизвестно мнение других товарищей (раньше «кремлевскому лису» Микояну было проще: надо было угадывать только мнение товарища Сталина; теперь же, во времена коллективного руководства, требовалось понять, что же именно думают о Берии другие члены Президиума ЦК. — Б. С.). Главным тормозом являлось то, что хотелось сохранить единство коллектива. Трудно было распознать так быстро и в один присест принять такое решение, беспрецедентное решение в истории нашей партии (и опять лукавит Анастас Иванович: «врагов народа» Косиора, Эйхе, Чубаря, Ежова и Постышева арестовывали или в бытность их членами или кандидатами в члены Политбюро, или вскоре после того, как их оттуда изгнали. — Б. С.). Зная отрицательные стороны Берия и осуждая его, мне все же было трудно согласиться на арест члена Президиума ЦК. Однако в ходе обсуждения выяснился полный авантюристический облик Берия и стала явной опасность заговорщической угрозы. Это привело к полной изоляции Берии и принятию единодушного решения об его аресте».

Таким образом Микоян хотел создать у участников пленума впечатление, что только в ходе заседания Президиума 26 июня созрело решение об аресте Берии, что отсутствовал предварительный сговор между членами Президиума. Правда, как мы убедились, Хрущев и Маленков ввели Анастаса Ивановича в курс дела лишь на последней стадии, и он остался в неведении, что акция против Берии готовилась давно и всерьез.

Микоян повторил и хрущевско-маленковскую версию о том, что Берия собирался использовать МВД в неблаговидных целях борьбы против коллективного руководства и создания культа собственной личности: «В чем выражалось двурушничество Берия? Я вначале ему говорил: зачем тебе НКВД? (Анастасу Ивановичу по старой памяти о работе с Ежовым было милее старое название органов — НКВД. Но, что еще важнее, похоже, Микоян действительно предупреждал Берию, что тому не стоит идти в новое объединенное МВД, а лучше сосредоточиться на хозяйственных делах. Здесь можно усмотреть косвенное признание того, что у него с Берией были достаточно близкие отношения. Вероятно, многоопытный Микоян верхним чутьем почувствовал в предложении «дорогих товарищей» Маленкова и Хрущева Берии принять этот пост какой-то подвох и пытался отсоветовать Лаврентию Павловичу возвращаться в МВД. — Б. С.) А он отвечал: надо восстановить законность, нельзя терпеть такое положение в стране. У нас много арестованных, их надо освободить. НКВД надо сократить, охранников послать в Колыму и оставить по одному-два человека для охраны. Вот такие утверждения он делал. А потом, когда дело дошло до работы, он стал поступать наоборот, еще больше закрутил. Когда он выступил на Красной площади над гробом товарища Сталина, то после его речи я сказал: в твоей речи есть место, чтобы гарантировать каждому гражданину права и свободы, предусмотренные Конституцией. Это в речи простого оратора не пустая фраза, а в речи министра внутренних дел — это программа действий, ты должен ее выполнять. Он мне ответил: я и выполню ее. А потом внес предложение без суда и следствия арестовывать людей на десять лет (на самом деле Берия вообще собирался упразднить Особое совещание, но Микояну надо было хоть чем-то уравновесить в глазах участников пленума либеральные акции Берии, вроде амнистии и реабилитации кремлевских врачей. — Б. С.)…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});