Читать интересную книгу Время гарпий - Ирина Дедюхова

— Согласен! Мы действуем в логике развития наших образов, — кивнул в ответ Гермес. — Мы пытаемся остановить время. То, что должно смертельно ее ранить, она принимает, как отличительную особенность нашего образа… Хотя мне сложно представить, как глубоко личную трагедию, крах всех жизненных устремлений — можно рассматривать проявлением и развитием художественного образа…

— Именно, что развитием! — с ненавистью выкрикнула Келайно. — Это же паучиха! Ты разве не чувствуешь? Она будто опутывает нас паутиной!

— Не надо утрировать, — улыбнулся Гермес. — Мы же с тобой знаем, что настоящая и непревзойденная паучиха у нас ты! У этой мерзавки более сложный механизм воздействия! С ней сейчас старшие сестры, а она прорывается к младшим. Хотя она должна была понимать, что младшие сестры ей спасибо не скажут, воспринимая все, как должное. Да и личные проблемы ее должны были полностью поглотить… Но заметь, она вовсе не пытается с нами бороться так, как мы этого ожидаем! Она использует наши желания, дописывая для нас свой идиотский счастливый конец в духе типичных дебилов и ушлепков!

— Да откуда, скажи, она может знать наши желания? — возмутилась Келайно. — Мне кажется, кто-то нас предал… Кто-то ей точно все сообщает заранее!

— Она снимает образ! — перебил ее Гермес, начиная терять терпение. — Она пропускает через себя, что мы на нее направляем, прикидываясь идиоткой, цепляя кусочки образов, которые идут за всем этим. Далее она помещает образ в русло своей дурацкой логики, как бы вдобавок помогая… развитию образа! А они у нас статичные, у них развития не предусмотрено.

— Все равно не понимаю! — призналась Келайно.

— Вот мы приставили к Игнатенко своего адвоката от Аэлло. Фамилия ее Лисицына, — пояснил ей Гермес. — Как бы она идет защищать его на общественных началах, пытаясь реабилитироваться после защиты других инсценировок. А Каллиопа тут же заявляет, что все нападение на Мылина было инсценировкой, потому что немедленно всплывает адвокат, ранее проявившаяся на «масштабных провокациях против всего общества», как она любезно всем поясняет. Не стану касаться образов оппозиционеров, бывших подзащитными адвоката Игнатенко. Их образы начинают распадаться, как только Каллиопа интересуется, где они были раньше, и называет «народными трибунами». Там Клио восстанавливает исторические связи, а Урания немедленно определяет цену. И дальше Хронос выкашивает все подчистую! Но у нашей адвокатки были подзащитными девушки, исполнившие отвратительный «панкмолебен» в храме. А до этого они голыми в музее совокуплялись с мужчинами — как бы из прогрессивных протестных настроений. И подавалось это в качестве «авангардного искусства».

— Это не я! — встрепенулась Келайно. — Это Аэлло с Окипетой такое придумали! Они уверяли меня, что вся Россия последует этому примеру!

— Вполне оценил их задумку, — кивнул Гермес. — Удар по жилищу муз — мусейону, по самому искусству, которое идет с таким «вдохновением»… Но стоило Каллиопе немного развить образы этих девушек, как тут же выяснилось, что их поступки статичны, развития во времени не предполагают. Там невозможно представить, что у них может быть чистая светлая любовь, рождение ребенка, хотя бы эпизодическое участие таких мамаш в детских утренниках и на родительских собраниях. Можно просто сказать, что они «не думают о будущем», живут одним днем, как наркоманки, которым уже не принадлежит собственная воля. И тут она дает типичный «огуречный» вывод, что девушки выполняют чей-то сторонний заказ человека, который вовсе не собирается думать об их дальнейшей жизни, а их отношения ограничиваются заказанными «акциями», вполне соответствующие его дурному вкусу. Поскольку поступки девушек — конечны в логике развития их образов, дальше должно идти лишь самоубийство.

— Но его не происходит, поскольку до суда мы были вынуждены держать их в изоляторе, исключая любое общение! — взорвалась Келайно.

— Как сейчас вынуждены держать Игнатенко, чтобы он не рассказал про те методы воздействия и фальсификации телефонных разговоров, которые ему представило ведомство Антона Борисовича и его младшего зятя, — спокойно закончил ее мысль Гермес. — Кто тянул за язык Аэлло, когда она в Интернете поясняла под чужим ником Каллиопе, почему делом о нападении на Мылина занимается полиция, а не Следственный Комитет, как в ее случае? Там же она указала статьи Уголовного Кодекса, доходчиво объяснила, что тяжкие телесные повреждения находятся в ведении полиции. Она соображает, с кем говорит? Она говорит со своим Автором! В русле уже написанного за нее диалога. И Каллиопа тут же язвит, что «дебил и ушлепок» Загоруйко, весь такой непосредственный и импульсивный, долго и тщательно соображал, как же ему остаться в юрисдикции любимого ведомства Антона Борисовича, чтобы и нанести «тяжкие телесные повреждения» Мылину — и оставить его совершенно невредимым. А потом спросила, почему при обыске у него не обнаружили забытую фляжку с разбавленным до безопасной концентрации электролитом.

— Он же из-за этой твари фляжку забыл! — догадалась Келайно.

— Конечно! — подтвердил ее догадку Гермес. — Но только потому, что она помогла исполнению его желания, открыв проход во времени. Но это был единственный проход! Он отмел необходимость участия в судьбе Игнатенко «мальчиков» Аэлло, о чем ее просила Окипета.

— Да она и меня просила! — откликнулась Келайно.

— Вот видишь! — ударил Гермес по столу необыкновенно прекрасным перламутровым ногтем указательного пальца правой руки. — Когда проход открыт только для тебя, это рождает некое чувство… предопределенности. Событие уже имеет вероятность единицу, так какой смысл перепроверять, а взял ли ты фляжку с электролитом….

— Или могла ли тебя раньше видеть подэкспертная психиатрической экспертизы — в качестве работницы прокуратуры, пристававшей в непотребном виде к молоденьким следователям, да? — мстительно поинтересовалась Келайно.

— Абсолютно точно! — кивнул Гермес. — Когда смертные понимают, что кто-то находится в их полной власти, они начинают равнять себя с богами, которым не нужно думать о «технической деталировке в литературе». Помнишь, была такая статейка у нашей Каллиопы? Когда она говорила, что ложь всегда проявляется нестыковкой самых незначительных деталей. Тебе или мне — не надо думать о фляжке с электролитом, нам даже не надо электролит в фляжку ее сливать из аккумулятора. Мы протянули руку — и вот она!

Гермес сделал красивый жест левой рукой в сторону, и в его руке появилась старая фляжка из белой изношенной пластмассы. С брезгливым выражением он поднес ее к лицу и тут же резко отдернул, выбросив гулко булькнувшую фляжку под стол. Он взял салфетку и тщательно вытер пальцы. Вокруг их столика явственно запахло мочой, с соседних столиков на них стали оглядываться посетители, морщась от резкого запаха.

— Уверена, что это она вдохновила Загоруйков фляжку нассать! — прошептала Гермесу Келайно.

— А может и не она! — возразил он. — Этот шут гороховый Загоруйко, понимая, что ему грозит одиннадцать лет тюрьмы вполне серьезно, и шуточки с ним закончились, сам заявил, что плескал мочой с электролитом. А мерзкая мамаша балерины Владимирской заявила, что моча — и есть электролит! Там уже весь круг муз собрался! От них можно было ожидать чего-то и почище! Я бы не удивился, если бы Загоруйко решил не плескать в Мылина, а… чем-нибудьего обмазать, к примеру.

— Эта Терпсихора как прилипла к Мельпомене! — возмутилась Келайно. — Она же должна была ненавидеть его, за то, что ее выгнали из театра, а его оставили! И кампании по поводу ее аморальности, эротических фотосессий и крайней умственной глупости — не дали никаких результатов! Тут же выходила Каллиопа с сестрами и доказывала, что такой немыслимой красавице вовсе необязательно быть Цицероном и Аристотелем в одном флаконе. И вот она умная, а вынесла типа столько «горя от ума»! А тот, кто в силу своей недоразвитости не понимает божественной красоты прекрасного женского тела, может заткнуться и удовлетворять свою низменную похоть на порносайтах, а не касаться грязными домыслами непостижимой и абсолютно естественной красоты госпожи Владимирской, отражающей ее духовную красоту. На полном серьезе!

— А ты хотела, чтобы она заклеймила ее позором? — расхохотался Гермес. — Это же изворотливая тварь!

— Вообще-то очень на это рассчитывала, — недовольно заметила Келайно. — Мы даже организовали протест родителей Урала, чтоб Каллиопе было удобнее выступить в «общей струе». Она же часто орет «как мать двух дочерей». Вот бы и проявила свою хваленую нравственность. Так Урания, в ответ на замечание, что Владимирская растолстела, постарела и потеряла форму, написала, что, мол, «всем бы так потолстеть, постареть и потерять форму». И что она нисколько бы не возражала, чтобы после такого преображения и о ней написали какой-нибудь протест.