солдаты. Во всем виноват этот проныра-приор. Вот уж не думал, что он способен на такое. Лихо он нас провел.
— Это точно, — проскрипел епископ. — Несмотря на внешность святоши, он хитер, как крыса.
Уильям отметил про себя, что Уолеран тоже хитер, как крыса, — черная крыса с остренькой мордочкой и лоснящейся шерстью, сидящая в углу с коркой в лапках и беспокойно стреляющая по сторонам своими маленькими глазками. Ему-то какое дело до того, кому принадлежит каменоломня? Уж в нем-то коварства не меньше, чем в приоре Филипе: тоже что-то задумал.
— Ну это ему даром не пройдет! — кипятилась мать. — Никто не должен видеть поражения Хамлеев. Этого приора надо растоптать!
Однако отец не был настроен столь же решительно.
— Это только каменоломня, — сказал он. — И к тому же король…
— Нет, это не только каменоломня, — перебила его мать, — это честь семьи! Не имеет значения, что сказал король.
Уильям был полностью согласен с матерью. Приор Кингсбриджа бросил Хамлеям вызов и должен поплатиться за это. У человека, которого не боятся другие, никогда не будет ни власти, ни богатства.
— А почему бы не отправиться туда с небольшим отрядом наших людей и не вышвырнуть вон монастырских каменотесов? — предложил Уильям.
Отец покачал головой:
— Одно дело препятствовать исполнению воли короля, просто добывая для себя камень, и совсем другое — послать вооруженных людей, чтобы они выгнали каменотесов, которые работают там с разрешения монарха. Да за это можно графства лишиться.
Уильям вынужден был признать, что отец прав. Лорд Перси всегда был очень осторожен, но обычно на то имелись основания.
— У меня есть предложение, — снова заговорил епископ Уолеран. То, что он явился сюда не с пустыми руками, Уильям понял сразу. — Думаю, что сей собор ни к чему строить в Кингсбридже.
Последняя фраза озадачила молодого Хамлея. Она показалась ему несколько неуместной. Отец тоже не мог уяснить ее смысл. А вот глаза матери расширились, она на какое-то мгновение перестала почесывать свою отвратительную физиономию и задумчиво произнесла:
— Интересная мысль…
— В старые времена большинство соборов располагались в таких деревнях, как Кингсбридж, — продолжал Уолеран. — Однако лет шестьдесят-семьдесят назад — тогда правил наш первый король Уильям — многие из них переместились в города. Кингсбридж же — это маленькая деревушка, стоящая в чистом поле. Там ничего нет, кроме хиреющего монастыря, который слишком беден, чтобы содержать собор, не говоря уже о его постройке.
— А где бы ты хотел построить его? — спросила мать.
— В Ширинге, — ответил Уолеран. — Это большой город — в нем, должно быть, тысяча жителей, а то и больше, со своим рынком. Там проводится ежегодная овчинная ярмарка. Он стоит на большой дороге. Так что Ширинг — хорошее место. И если мы — епископ и граф — объединимся, мы протолкнем это дело.
— Но если собор будет в Ширинге, — сказал отец, — кингсбриджские монахи не смогут служить в нем.
— В том-то и дело, — засуетилась мать. — Без собора Кингсбридж — пустое место, монастырь опять придет в упадок, а приор Филип снова превратится в ничтожество, чего он и заслуживает.
— В таком случае кто же будет содержать собор? — не унимался отец.
— Я назначу новый капитул каноников, — заявил Уолеран.
Уильям был озадачен не меньше отца, но сейчас он начинал понимать ход мыслей епископа: построив в Ширинге собор, Уолеран намеревался лично управлять им.
— А деньги? — продолжал задавать вопросы отец. — Если не Кингсбриджский монастырь, то кто станет платить за новый собор?
— Как я понимаю, большая часть монастырской собственности как раз и была дана Кингсбриджу на постройку собора. Если собор перейдет в другое место, за ним последует и собственность. Например, когда король Стефан разделил графство Ширинг, как нам прекрасно известно, горные пастбища он отдал монастырю для того, чтобы оказать финансовую поддержку при строительстве нового собора. Если бы сказали ему, что новый собор будет строить кто-то другой, он, естественно, отписал бы эти земли в пользу нового строителя. Конечно, монахи стали бы возмущаться, но тщательная проверка грамот живо уладила бы это дело.
Картина окончательно прояснилась. Уолеран намеревался не только взять в свои руки контроль над собором, но и оттяпать львиную долю монастырского богатства.
— Для тебя это очень выгодная затея, епископ, — задумчиво проговорил отец, — а я-то что буду иметь?
Вместо Уолерана на этот вопрос ответила мать.
— Разве не понимаешь? — вспылила она. — Ты владеешь Ширингом. Подумай только, какое богатство потечет в город вместе с собором. Сотни ремесленников и работников будут многие годы строить эту церковь. Всем им надо где-то жить, а значит, платить тебе налоги и покупать еду и одежду на твоем рынке. А потом понаедут священники, чтобы служить службы в соборе, да богомольны, которые на Пасху и на Троицу будут собираться теперь не в Кингсбридже, а в Ширинге, да еще паломники к святым мощам… И всем им придется тратить денежки. — Ее глаза жадно заблестели. Давно уже не видел Уильям свою мать в таком возбуждении. — Если мы все сделаем как надо, мы превратим Ширинг в один из самых влиятельных городов королевства!
«И все это будет мое! — подумал Уильям. — Ведь когда отец умрет, я стану графом».
— Ну хорошо, — сказал отец. — Это уничтожит Филипа и даст тебе власть, а мне богатство. Но как все это осуществить?
— Теоретически решение о перенесении места кафедрального собора принимается архиепископом