Читать интересную книгу Творения и Гимны - Симеон Новый Богослов

Но моли, прошу тебя, отче, Бога о мне бедном, если не по чему другому, то ради любви к Тому, Кто сказал: возлюбиши Господа Бога твоего… и ближняго твоего яко сам себе. Помолись о мне грешном, ненавидимом за любовь ко Христу, гонимом за то, что хочу жить благочестно о Христе, осуждаемом всеми за то, что чту отца моего духовнаго и учителя, оглашаемом всюду, яко еретик, за то, что учу всех искать свыше благодати и заведомаго присутствия Духа Святаго; потому что без сего не бывает отпущения грехов, что без благодати Святаго Духа, невозможно ни освободиться от страстей и безсловесных похотей, ни соделаться сыном Божиим, ни освятиться, — и что те, которые сподобляются таких даров Духа, не только освобождаются от всех похотей, страстей и непотребных помыслов, но бывают и богами по благодати, пребывают близ Бога, и бывают вне плоти и мира; — и не только они сами святы бывают и какбы безтелесны в мире, но и всех других верных видят как святых; и не только как святых, но и как во Христа облеченных и соделавшихся христами; — и что кто не стяжал еще таких душевных очей, тот явно не достиг еще света Христова и не просветился от него: ибо свет Христов даруется, да видим бывает тем, кои сподобились покаянием внити в него.

Кто достигнет в меру сию, тот всех любит и почитает их, как Христа, не презирает никого из тех, кои кажутся нам низкими и ничтожными, но и другаго никого не ненавидит, не поносит, не осуждает и не терпит слышать, как другие осуждают кого. Такими да будем и мы с вами (говорю к этим осуждающим), братия. Ибо если не сделаемся такими, то невозможно нам будет внити в царство небесное.

Так вот, поелику я говорю все такое и проповедую, что отец мой духовный сделался таковым, то все осуждают меня за то, как гордаго и хульника, — и диавол поднял против меня служителей своих и ведет войну, чтоб заставить меня перестать проповедовать словом и исполнять делом евангельския заповеди и апостольския постановления, перестать стараться обновить евангельскую жизнь, которая некоторым образом одряхлела и забыта, — чтоб люди в самовольной дерзости не помышляли, что могут спастись, без получения благодати Святаго Духа и без безстрастия, — не прельщались тем и не погибали, сами того не понимая. За это вместо того, чтоб благодарить меня, что говорю им и побуждаю их стремиться к совершенной добродетели, они паче осуждают меня, и ненавидят, отвращаются от меня, и предали меня на алчбу, жажду и смерть, — за то, что я не обольщаю их и не говорю: дерзайте, все имеем спастися без трудов и болезнований, без покаяния и точнаго исполнения заповедей Божиих, — каковыми речами те, которые говорят их, извращают все учение Христа и Апостолов Его.

Нам же не буди мудрствовать и говорить так, но да глаголем всем с дерзновением, — что, поелику веруем во Христа, яко Бога истиннаго, и приемлем Апостолов, яко учеников Его; то долг имеем всячески соблюдать и заповеданное ими, каяться и плакать с болезнию сердца о всяком преслушании и преступлении заповедей Господних, если желаем получить блага, обетованныя нам от Бога, — каковыя когда бы сподобились получить и мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Коим Отцу и вместе Духу Святому подобает всякая слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

О том, что желающий пасти словесное стадо Христово прежде должен разсмотреть и с точностию изследовать себя самого и свое состояние, и тогда уже браться учить других.

Господь наш Иисус Христос ублажает не того, кто учит только добрым делам, но того, кто прежде творит их, и потом научает им и других. Ибо говорит в св. Евангелии: иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем (Мф. 5:19). Почему и божественные отцы Церкви нашей ни словом, ни писанием не учили никакому добру, котораго не делали бы сами прежде, чем учить о нем. И те, которые слушают таких учителей, бывают более готовы на то, чтоб подражать им в добром: потому что не столько пользуют их слова, сколько пользуют дела, которыя побуждают их делать и себе подобное же. Но горе нам, братия мои, что до такой великой дошли дерзости мы, монахи, что беремся пасти словесных овец Христовых, не имея благодати Христовой, и всячески домогаемся получить степень апостольскую (увы мне, треокаянному!), для довольства и упокоения тела, для выгод и чести человеческой, и даже за деньги покупаем сие достоинство апостольское, ни Бога не боясь, ни человеков не срамляясь. Хотя ни один человек не дерзнет приблизиться к царскому престолу без воли царя, хотя никто из неученых не посмеет взять на себя чин грамматика, или ритора, хотя никто из неграмотных не согласится быть чтецом; но мы не таковы, и не смотря на такие примеры, ищем и берем на себя достоинство Апостольское, не имея благодати Апостолов и не видя в себе плодов благодати Святаго Духа. И как допускаем мы себя даже подумать только о такой великой дерзости? Скажите мне, возлюбленные, — если бы этот великий и многолюдный город, Константинополь разумею, встретив какого–либо человека странняго, который никогда не входил в царския палаты и котораго не знает ни царь, ни царские люди, стал просить его, говоря: мы делаем тебя меченосцем царевым, входи ты один в царския палаты и говори царю о нашем благе и проси его сделать для нас то и то; то странний тот человек захотел ли бы принять предлагаемое ему достоинство, и пришло ли бы ему даже на ум, что он сможет делать такия дела? Все мы наверно в один голос скажем, что он никогда не поступил бы так, даже тех, которые предложили б ему это, осудил бы, обозвав их безсмысленными и сумасшедшими, и никак не согласился бы принять сказанное достоинство, видя, что оно доставило бы ему не честь, а скорее безчестие и царское наказание. Итак, если в человеческих делах не можем мы поступать так; то какже не страшимся мы и не трепещем брать на себя Апостольское достоинство с такою дерзостию, приближаться к неприступному свету Царя царствующих, Бога, и становиться посредниками между Богом и человеками? Или считаем такое покушение малым и ни во что ставим как ничтожное? Увы мне, братия мои! Страшно подумать, до какого крайняго дошли мы ослепления и нечувствия, что даже не знаем, сколь великия и страшныя дела соглашаемся брать на себя. Ибо если бы знали, то никогда не могли бы дойти до такой дерзости, чтоб шутить божественным и являть больший страх и большую честь земному, чем небесному Царю Христу.

Будем же непрестанно себя самих разсуждать и постараемся, сколько можем, и других отклонять от покушения — искать и брать недостойно такую власть, чтоб и их избавить от осуждения и самим пожить прочее безопасно. Кто впрочем, изследуя себя с точностию, находит, что он свободен от всякаго славолюбия и даже следа не имеет сластолюбия и плотской похотливости, чист также совершенно от сребролюбия и злопамятства, имеет безгневие и совершенную кротость, стяжал такую любовь к Богу, что лишь только услышит одно имя Христа, тотчас начинает гореть пламенем к Нему и проливать слезы, плакать при этом и о братиях своих, почитая грехи других собственными своими и от всей души имея себя самого грешнейшим паче всех, — и наконец видит в себе благодать Святаго Духа, просвещающую его богатно и делающую сердце его солнцем, — видит, что в нем явно совершается чудо купины, так что он говорит, поелику душа его соединена с неприступным огнем Божества, и не сгарает, поелику она свободна от всякой страсти, — еще смиряется так, что почитает себя недостойным и недовольным для такой степени, зная немощь человеческаго естества, но питает дерзновенное упование на божественную благодать и силу, ею подаемую, и если с готовностию решается на такой шаг, то делает это, понуждаемый теплым веянием и мановением благодати, и с отвержением при сем всякаго человеческаго помысла и с желанием живот свой положить за братий, во исполнение заповеди Божией о любви к ближнему, — при всем же сказанном имеет еще ум обнаженным от всякаго мерзкаго воспоминания, и одеян в светлую одежду смирения, так что ни к тем, которые содействуют ему по такому предмету, не имеет особеннаго расположения и любви, ни на тех, которые противятся тому, не держит ни малаго зла в сердце и не ненавидит их, но равно относится ко всем с благорасположением, простотою и незлобием сердца, — кто все такое имеет, тот пусть решается принять предлагаемое ему достоинство. Однакож и при этом всем, да не дерзает он приступить к сему без воли и разрешения отца своего духовнаго. Пусть смирится пред ним и решается на такое дело, как бы по приказанию его и с молитвою его, приемля такой сан единственно для спасения братий. Впрочем так следует поступать ему, если знает, что духовный отец его имеет явно благодать Святаго Духа и сподобился приять свыше ведение и премудрость, чтоб не сказал ему при сем того, что противно воле Божией, но по сущему в нем дару, сказал то, что Богу угодно и для души его полезно, — дабы не оказалось, что он слушается человека, а не Бога. Если найдет он добраго содейственника и советника в духовном муже, то принятие им сана будет более безопасно и мудрование более смиренно.