Соответственно Советский Союз предлагал, чтобы на МБР был установлен подуровень в 3000— 3300 боеголовок, на БРПЛ — 1800— 2000 и на тяжёлые бомбардировщики — 800— 900 боезарядов. А американцы предлагали подуровень для МБР в 3300 и общий подуровень на МБР и БРПЛ в 4800, что оставляло им значительную свободу рук в выборе стратегических средств нападения. Правда, Шульц в октябре сделал уступку: дал понять, что США могут снять предложение об установлении отдельного подуровня на МБР, если стороны договорятся об общем подуровне для МБР и БРПЛ, и предложил всё те же 4800 боеголовок.
Однако советские военные стояли насмерть –принятие этого американского предложения будет означать слом традиционной структуры стратегических сил СССР. Поэтому Шеварднадзе отклонил тогда компромисс, предложенный Шульцем.
Теперь, после жёстких споров на Пятёрках, удалось немного подправить советскую позицию. В директивах к переговорам Горбачёва в Вашингтоне было записано, что подуровни на МБР и БРПЛ могут составлять по 2000— 3300 боезарядов. При этом «необязательно, чтобы потолки по МБР и БРПЛ у сторон совпадали. США могли бы иметь больший процент боезарядов на БРПЛ, мы –на МБР. Остальные боеголовки –на тяжёлых бомбардировщиках». В общем, «стороны по своему усмотрению будут определять соотношение зарядов на МБР и БРПЛ». Но «в сумме каждая сторона могла бы иметь на них не более 5000— 5200 боезарядов». Причём, можно согласиться на установлении только одного этого общего подуровня.
Это был серьёзный шаг вперёд. Но упрямый Карпов ещё спорил:
— Американцы предлагают суммарный подуровень на МБР и БРПЛ в 4800 боезарядов. Мы можем пойти на 5000. Разница –всего 200 боезарядов. Неужели споры об этих 200, когда мы будем иметь их многие тысячи, могут стать камнем преткновения к соглашению? Почему не согласиться на 4900 или на худой конец –на 4800?
Однако военные, которых представлял Ахромеев, твёрдо стояли на своём:
— При оценке эффективности ответного ядерного удара наличие 200 или даже 100 ядерных боезарядов может сыграть решающую роль. Кроме того, 5000 –это для нас порог, ниже которого придётся либо ломать нашу структуру СНВ, либо идти на фактический отказ от паритета с США. И то, и другое –неприемлемо.
Но особенно острыми на Пятёрках были схватки по ПРО. Позиция МИД заключалась в том, что перспективы создания СОИ на деле весьма зыбкие. Но договориться с американцами о конкретных правилах соблюдения Договора по ПРО всё равно не удастся. Особенно при Рейгане. Поэтому нужно добиваться компромисса, затягивающего и ограничивающего работы в США над программой СОИ. Суть этого компромисса: каждая из сторон останется при своём толковании Договора по ПРО, а развёртывание СОИ будет отложено. Это позволит нам сохранить свободу рук в случае необходимости для любых ответных действий и, в тоже время, расчистит путь к сокращению стратегических ядерных вооружений. Всё это, доказывали мидовцы, и возможно, и результативно. Об этом свидетельствует следующее.
К декабрю 1987 года кардинальным образом поменялась команда в администрации президента. Министра обороны Уайнбергера –одного из наиболее непримиримых ястребов и ярых сторонников СОИ –сменил прагматик Франк Карлуччи. Его место советника по вопросам национальной безопасности занял Колин Пауэлл, близкий по своим взглядам к Шульцу. Шатается кресло под другим ястребом — директором Агентства по контролю за вооружениями и разоружением Кеннетом Аделманом. А в министерстве обороны началась своего рода чистка — оттуда вынуждены были уйти такие одиозные фигуры как Ричард Пёрл, Фрэнк Гафней и другие. Их места заняли политики с умеренными взглядами.
Впервые за последние годы в администрацию президента пришла команда, которая имеет близкие цели и подходы к решению острых международных проблем. Имеется информация, что ведущая тройка в этой команде –Шульц, Карлуччи и Пауэлл ввели в обиход практику ежедневных встреч в 7 часов утра, где «за чашкой кофе» обсуждают и вырабатывают общую позицию по насущным вопросам, которые предстоит решать, в том числе по вопросам предстоящей встречи в верхах. Все эти лица не испытывают энтузиазма в отношении СОИ, но с президентом спорить не будут. И всё же с ними можно будет поискать компромиссное решение, с тем чтобы отложить решение вопросов, касающихся ПРО и приступить к радикальному сокращению СНВ.
На это можно рассчитывать ещё и потому, что 1988 год –это последний год пребывания Рейгана у власти. В США предстоят выборы нового президента. Среди кандидатов от Демократической партии нет сторонников СОИ, скорее наоборот. А наиболее вероятный кандидат от республиканцев –нынешний вице президент Джордж Буш относится к ней весьма сдержанно. Так что при любом исходе выборов следующий президент не будет столь рьяным сторонником СОИ. Конечно, не следует ожидать, что он просто перечеркнёт эту программу и публично от неё откажется. Но с новой администрацией будет легче договориться или достичь взаимопонимания о том, что Договор по ПРО будет соблюдаться в его нынешнем виде, а реализация СОИ будет заморожена по крайней мере на следующее десятилетие. Об этом свидетельствует и обстановка в Конгрессе США. 4 декабря Рейган, скрепя сердце, подписал принятый там закон, который сокращает на одну треть расходы на создание СОИ и предписывает администрации строго придерживаться традиционного толкования Договора по ПРО.
Такой, или примерно такой, была позиция, разработанная в МИДе Виктором Карповым и Александром Бессмертных, которые курировали разоружение и отношения с США. Их активно поддерживал Шеварднадзе. Но на Пятёрках министр, в отличие от них, выступал расплывчато и обтекаемо:
— Советскому Союзу, — говорил он, — больше не следует обсуждать СОИ с американцами. Ему нужно найти с ними взаимоприемлемый язык относительно Договора по ПРО, который обеспечил бы стратегическую стабильность, так чтобы мы продвигались вперёд с сокращениями стратегических вооружений.
Но военные были категорически против. Ахромеев с пеной у рта доказывал, что на существенное сокращение СНВ можно идти только при ясном и недвусмысленном отказе США от создания СОИ. В противном случае будет нарушена стратегическая стабильность и нанесён непоправимый ущерб безопасности Советского Союза. Эту линию маршал жёстко проводил на всех заседаниях Пятёрки. Министр обороны Язов его поддерживал, но как— то вяло и больше помалкивал. Чувствовалось, что в тонкостях этих проблем он не разбирается. Зато позицию Ахромеева практически полностью разделял Международный отдел ЦК –Добрынин и Корниенко. А КГБ, который представлял Крючков, занимал уклончивую, невнятную позицию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});