***
Вулкан кипел и дымился, извергал пламя и швырял в черное небо ослепительные огненные шары, сыпал миллионы раскаленных обломков. Сверкающие глыбы обрушились в океан, который специально возник, чтобы поглотить их. Поднявшийся ветер собрал воды в гигантский смерч. Толстоствольный, черный, с серебристыми отблесками смерч направился к Кармоди под аккомпанемент ритмичных ударов грома.
— Хватит! — завопил Кармоди.
Подойдя вплотную, смерч рассыпался, ветер и дождь умчались, гром затих, превратившись в томительный гул. В гуле можно было различить звуки фанфар и пение псалмов, причитание шотландской волынки и нежный стон арф. Инструменты звенели все тоньше и тоньше, мелодия напоминала аккомпанемент к титрам исторической киноэпопеи производства Метро–Голдвин–Майер, только еще шикарней. Наконец был дан последний взрыв звука, света, цвета, движения и всякого прочего. И воцарилось молчание.
Кармоди под финальные аккорды закрыл глаза и открыл их как раз вовремя. Звук, цвет, свет, движение и всякое прочее превратились в человека, нагого, как античная статуя.
— Привет, — сказал человек. — Я Мелихрон. Как вам нравится мой выход?
— Я сражен, — сказал Кармоди совершенно чистосердечно.
— В самом деле? — переспросил Мелихрон. — Я спрашиваю: вы на самом деле сражены? Не просто потрясены, да? Говорите правду, не щадите моего самолюбия.
— Честное слово! — подтвердил Кармоди. — Я ошеломлен!
— Это очень мило, — сказал Мелихрон. — Вы видели небольшое предисловие ко Мне. Я разработал его совсем недавно. Я полагаю, — и Я действительно полагаю, — что оно кое–что говорит обо Мне, не правда ли?
— Бесспорно, — сказал Кармоди. Он силился понять, кого напоминает ему Мелихрон, но черная, как агат, идеально пропорциональная фигура стоявшего перед ним героя была совершенно лишена индивидуальных черт. Особенным был только голос: чистый, озабоченный и слегка плаксивый.
— Ведь это моя планета, — сказал Мелихрон. — И если не пускать пыль в глаза на собственной планете, то где же еще ее пускать? А?
— Возражений быть не может, — сказал Кармоди.
— Вы и в самом деле так считаете? — осведомился Мелихрон, задумался на минуту и затем сказал отрывисто:
— Благодарю вас, вы Мне нравитесь. Вы умный, понимающий человек и не боитесь говорить вслух все, что думаете. Рад, что вы прибыли. Знаете, Моя интуиция — а Я к ней склонен и горжусь этим — подсказывает, что вы можете Мне помочь.
У Кармоди чуть не сорвалось с языка, что он сам не прочь просить о помощи и совсем не расположен помогать кому бы то ни было, ибо сам не в состоянии помочь себе в самом главном — найти дорогу домой. Но он решил промолчать, боясь обидеть Мелихрона.
— Моя проблема — порождение Моего положения, — заявил Мелихрон. — А положение у Меня удивительное, единственное в своем роде, странное и многозначительное. Вы слыхали, должно быть, что вся эта планета целиком Моя. Более того, Я — единственное существо, способное здесь жить.
— Поразительно, — сказал Кармоди.
— Именно поразительно. Меня чуть удар не хватил, когда я это понял, — подтвердил Мелихрон. — Я здесь с незапамятных времен. Веками Я жил, не мудрствуя лукаво, в образе амеб, лишайников, папоротников. Все было хорошо и ясно в ту пору. Я жил, как в райском саду.
— Это, наверное, было чудесно, — заметил Кармоди.
— Мне лично нравилось, — неторопливо продолжал Мелихрон. — Но, сами понимаете, это не могло продолжаться бесконечно. Я открыл эволюцию и Сам стал эволюционировать. Я познал внешний мир, прожил много жизней. Осознал свою исключительность, и это стало причиной Моего одиночества, с которым Я не мог смириться. И Я восстал!.. Я вступил в человеческую фазу развития. Воплотил Себя в целые народы и позволил им, мужайтесь, позволил моим народам воевать друг с другом. Почти тогда же Я постиг секс и искусство. Привил то и другое моим народам, и начались веселые времена! Я разделился на мужчин и женщин, причем каждое естество было сразу и самостоятельной единицей, и в то же время частицею Меня. Я плодился и размножался, женился на Себе, разводился с Собой, проходил через бесчисленные миниатюрные автосмерти и саморождения. Частицы Меня подвизались в искусстве. И в религии. Они молились — Мне, разумеется. И это было справедливо, поскольку Я был причиной всех вещей. Я даже позволил им признавать и прославлять верховное существо, которое было не Я. Потому что в те дни Я был чрезвычайно либерален.
— Это было очень разумно, — сказал Кармоди.
— Да, я стараюсь быть разумным, — сказал Мелихрон. — Я мог позволить себе быть разумным. Для этой планеты — нечего вилять — Я был богом. Бессмертным, всемогущим и всеведущим. Все исходило из Меня, даже все ереси насчет Моей персоны. Я был жизнью в семени и смертью в чумной бацилле. Ни один волос не мог упасть без моего ведома. Я был Ведущим Колесом Большого Небесного Велосипеда, как выразился один из Моих поэтов. Это было прекрасно. Мои подданные писали картины — а это Я устраивал закаты. Мой народ пел о любви — а это Я изобрел любовь. Чудесные дни — где вы!
— А почему бы вам их не вернуть? — спросил Кармоди.
— Потому, что я вырос, — сказал Мелихрон с горечью и грустью. — Вот Мои священники вечно препирались меж собой, дискутируя о Моей природе и Моих совершенствах. Я как дурак их слушал. Приятно послушать, как какой–нибудь поп о Тебе разглагольствует, однако это оказалось и опасно. Я Сам начал дивиться Своей природе и Своим совершенствам. И чем больше ломал голову, тем непостижимей Мне все это казалось.
— А зачем вам это самокопание? — спросил Кармоди. — Ведь вы же были богом!..
— Вот в том–то и загвоздка, — вздохнул Мелихрон. — Я был бог. Мои пути были неисповедимы. Все, что Я делал, было выше всякой критики, ибо это делал Я. Ведь все Мои действия, даже простейшие, были в конечном счете неисповедимы, поскольку Я неисповедим… Вот так примерно преподносили это Мои выдающиеся мыслители.
— Полагаю, вам это доставляло удовольствие, — заметил Кармоди.
— Какое–то время да, — сказал Мелихрон. — Но потом надоело — невыносимо… Знаете, Я хоть и тщеславен, как и всякий бог, но эти бесконечные молебны выведут из себя кого угодно. Скажите, бога ради, зачем молить бога, чтобы он выполнял свои божеские обязанности? С таким же успехом можно молить муравья, чтоб он делал свои муравьиные дела!..
— И что же вы придумали?
— Да все упразднил!.. Стер жизнь с лица моей планеты. Мне нужно было подумать на покое. Впрочем, ведь Я ничего не уничтожал, Я просто воссоединил в себе частицы себя самого. У меня было множество разных типов с безумными глазами, которые все болтали насчет слияния со мной. Ну вот они и слились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});