Читать интересную книгу "Весь Герберт Уэллс в одном томе - Герберт Уэллс"

он и отвернулся от нее. — Что же мне было делать? Ведь у меня в жилах кровь, а не вода.

Он закрыл лицо руками.

На этот раз молчание было очень долгим. Потом она тихонько погладила его по плечу:

— Бедный, милый Бэлпи. Я мучаю вас. Но… разве это моя вина?

— Бедный, милый Бэлпи! — злобно повторил он и отдернул плечо от ее руки. — Вы не понимаете. Вы не понимаете, что такое страсть. Вы бесчувственная… непроснувшаяся ледышка. О Маргарет! — Он повернулся к ней.

Его охватило необычайно сильное волнение. Он чувствовал, что его лицо искажается. К глазам подступают настоящие слезы. Ее лицо отражало его страдание.

Ему было приятно, и он был потрясен тем, что может плакать от страсти. До сих пор он никогда не плакал от страсти. Устоит ли она перед этим? Он умолял ее исступленным голосом, переходившим почти в рычание:

— Отдайтесь мне, Маргарет. Будьте моей, сейчас. Отдайтесь, спасите меня от меня самого.

В течение бесконечно долгой минуты она не отвечала, отвернувшись от него. Она смотрела на море.

Уже без слез он жадно смотрел на нее, с надеждой, с сомнением и надеждой в глазах.

— Нет, — сказала она и повторила: — Нет.

— Еще не время, вы хотите сказать?

— Нет, — живо ответила она. — Нет.

— Почему?

— Не знаю почему, но — нет. Я не могу. Я не могла бы. Это невозможно. Теперь, когда вы просите меня, я вижу, как это невозможно.

Больше она ничего не сказала. Наступило долгое молчание.

Итак, все кончено. Он чувствовал, как в нем поднимается бессмысленная ненависть, но подавил ее.

— Как хотите, Маргарет, — сказал он.

— Как хотите, Маргарет, — повторила она, передразнивая его. — Но почему вдруг такой тон? С одним человеком я говорю или с двумя? Разве мы не друзья с вами? Разве мы не любим друг друга как-то по-другому? И очень сильно? Я люблю вас, я знаю, что очень люблю вас. И только потому, что я не падаю в ваши объятия, не отвечаю на ваше желание, не загораюсь, когда вам этого хочется, — вы вдруг начинаете меня ненавидеть.

Да, да, я знаю, — вы сразу меня возненавидели. Вы исчезли, на вашем месте появился кто-то другой. Где же вы, Бэлпи? Где вы? О чем вы думаете? Что вы думаете? И буду ли я второй по счету или, может быть, третьей?

— Дурак я был, что признался вам.

— Разве нужно быть дураком, чтобы говорить правду? Это тяжело иногда, но я так привыкла к этому. Да вы и не могли не сказать. Я угадала. Я как-то умею угадывать все, что вас касается. Иногда я думаю, говорите ли вы правду даже самому себе, Бэлпи?

— Бэлпи! — воскликнул он. — Ради бога, перестаньте называть меня Бэлпи.

Она подумала, что действительно это звучит несколько глупо в таком серьезном разговоре.

— Ну, хорошо — Теодор. Послушайте, Теодор. Я люблю вас. Правда, люблю. Люблю ваши милые волосы, ваши рассеянные жесты и ваш рассеянный ум. Вы милый, милый, Теодор. И все же теперь больше, чем когда-либо, сейчас, во всяком случае, я не хочу. И как я могу хотеть? Разве я создала такое положение? Почему вы не хотите смотреть фактам в лицо, Теодор?

На этом она оборвала разговор и замолчала. Она была совсем рядом с ним, казалось, только протяни руку, но вместе с тем так далеко от него, как если бы она находилась в каком-то другом измерении.

Он сел, стараясь придумать какой-нибудь подходящий ответ, но ответить было нечего. Что можно было на это ответить? Самый естественный для нас выход из всех наших затруднений — это злоба. Его охватила бешеная злоба на ее бесчувственность.

— Ах! — вырвалось у него с чувством безграничного отвращения. И он вдруг вскочил и, не сказав ни слова, пошел прочь.

— Вот оно как, — произнес он, обращаясь к миру.

Она изумленно смотрела на его удаляющуюся спину. Никогда еще с ней не случалось такой неожиданности.

Маргарет чувствовала, что, если она встанет и пойдет за ним, она пропала, но каким-то непостижимым образом сердце ее последовало за ним. Было что-то удивительно трогательное в его огорчении.

Но Теодор не находил ничего трогательного в поведении Маргарет.

«Смотреть в лицо фактам, скажите пожалуйста! — думал Теодор. — Самое время смотреть в лицо фактам… Мой идеализм… Из-за него-то я и остался в дураках».

5. Любовь небесная и земная

Теодор снова вернулся к Рэчел. Если бы даже ничто и не толкнуло его обратно, он все равно вернулся бы к ней, повинуясь самым примитивным инстинктам.

После того решительного разговора он всячески избегал Маргарет, а в Лондоне после каникул не видал ее по целым неделям. Он был в большой обиде на нее за то, что она отказалась играть предназначенную ей роль в его драме. Она боится, убеждал он себя, она сухарь, ледышка, она безжизненная. Редактор его подсознательного «я» выправил до неузнаваемости его разговор с нею; в конце концов от него не осталось ничего, кроме унизительного чувства от ее отказа. И глубоко в душе снова поднималась бередящая, мучительная боль. Но в повседневной жизни он изгонял ее из своего сознания встречами с Рэчел.

Вокруг Рэчел он сплел такую прочную и затейливую паутину вымысла, что в ней увязали даже все те откровенности, в которые охотно пускалась Рэчел. Он узнал, что она была на два года старше брата, а Мелхиор был старше Теодора года на три, но он старался игнорировать эту разницу в возрасте.