– Вы знакомы с понятием кастовой системы?
– Да, но какое…
– Самое прямое. Одна из особенностей кастового общества заключается в том, что общество очень жестко разделено. Перейти в другую касту практически невозможно. Вот примерно так же будет и в крупных городах. Будут сильные мира сего – бизнесмены, политики, звезды так называемой музыки, так называемого кино, и так далее – ничтожно малый процент населения, возглавляющий процесс потребления. Будут менеджеры всех мастей – управляющие компаниями на разных уровнях, такие же потребители, только вынужденные еще и производить продукт потребления. Будут рабочие – эти будут служить машинками для изготовления продукта. И будут изгои. Мне представляются трущобы за границей города, этакие гетто, возможно – даже специально обустроенные, куда будут сбрасываться бракованные винтики потребительской системы. Это будут очень разные люди. Наркоманы и алкоголики, мелкие преступники – от карманников до бандитов, просто неугодные тем, кто сидит наверху. Еще это будут люди, не желающие быть винтиками в системе, но не способные пробиться к управлению системой – неспособные потому, что либо будет у них недостаточно сил, чтобы пробиться, либо недостаточно подлости, чтобы пробиться. Будут там родившиеся ненужными дети и ставшие ненужными родители. Будут дураки – дураки никому особо не нужны. Будут гении – потому что гении зачастую неспособны развивать свой потенциал в рамках жесткой системы. Словом, все те, кто по той или иной причине оказался профессионально не пригоден на должность винтика. Кстати говоря, я сам скорее всего окажусь там же – если доживу.
– А я?
– Вы можете не переживать за себя, если не станете думать обо всей той ерунде, которую я сейчас наговорил, милейший. Вы прекрасно вписываетесь в общество, вы очень хорошо потребляете и, к вашей чести, не утруждаете свое серое вещество излишними размышлениями.
– Всеволод Владимирович, а вы никогда не думали, что если бы вы чуть меньше хамили собеседнику – быть может, вас лучше бы понимали?
Брови профессора взметнулись вверх.
– Хамить? Помилуйте! То, что я вам только что сказал, по нынешним временам считается комплиментом. Просто я сказал в прямой форме, а принято – в завуалированной. «Вы хорошо зарабатываете, имеете престижную работу в медиасфере, имеете возможность проводить свой досуг в модных клубах и не думать о дне завтрашнем». Разве нет? Но вернемся к кастовому обществу. Вы знаете, был такой анекдот в свое время: «Может ли сын полковника стать генералом? Конечно же, нет, ведь у генералов есть свои сыновья!» Вот и здесь так же: дети сильных мира сего станут новыми сильными мира сего. Дети управляющих – управляющими. Дети рабочих – рабочими. И да, под «рабочими» я подразумеваю отнюдь не только работников заводов. Дети изгоев…
– Станут изгоями? – с иронией перебил ведущий.
– Нет, что вы. Популяция изгоев и так будет пополняться. Человечество не безнадежно, и у него есть шанс побороть систему, так что профнепригодные винтики всегда будут оставаться и отваливаться. А дети изгоев… знаете, это я глупость сказал. У изгоев просто не будет детей.
– Как вы считаете, существует ли вероятность того, что изгои могут объединиться внутри системы, мимикрируя под добропорядочных членов общества?
– Для начала давайте определимся, о каких именно изгоях вы говорите? Со знаком «плюс» или со знаком «минус»? То есть о тех, кто является наркоманами, алкоголиками, преступниками, попросту дураками, или же о людях, чей дух восстанет против потребительской системы ценностей?
– И о тех, и о других.
– Те, что со знаком «минус» – безусловно, смогут мимикрировать. Больше того, многие из этих самых преступников и алкоголиков в итоге даже не станут изгоями. А вот другие… нет. Не смогут. Система провоцирует потенциальных революционеров, лишенных возможности развивать свои таланты, на бунт.
– То есть вы считаете… как вы сказали? Изгои со знаком «плюс»? Так вот, вы считаете, что революционеры – это, так сказать, положительные изгои?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Безусловно.
– Слово «революция» у девяноста процентов населения ассоциируется с кровавой бойней.
– Это оттого, что девяносто процентов населения не имеет не то что образования, но, как мне иногда кажется, и мозгов, – издевательски усмехнулся Всеволод Владимирович. – Революция в изначальном понимании этого термина – качественное изменение, скачок в развитии. К примеру, гелиоцентрическая теория Коперника – это революция. Я понятно объясняю?
– Вполне, профессор. Но что-то мне подсказывает, что те революционеры, о которых говорите вы, – они будут устраивать революции вовсе не в науке.
– Разумеется. К науке их не подпустят толстозадые чиновники, самозваные правители мира, которым развитие науки и как следствие развитие человека – невыгодно. Многие из моих – позвольте называть их так – революционеров могли бы кардинально изменить сам взгляд на понятие «человек», но система не даст им такой возможности. Осознав непроходимость болота тупости и косности системы, они будут бунтовать, будут отвергнуты обществом и окажутся на задворках жизни – в тех самых трущобах или гетто, о которых я говорил.
– Таким образом, общество будет защищено от них?
– До какого-то момента – безусловно.
– Какого, например?
– Новый апокалипсис, – улыбнулся профессор. – И вы не представляете, как мне жаль, что я до этого момента не доживу.
– Вам всего сорок пять лет…
– Увы, на ближайшие полстолетия концов света не запланировано. Вернемся к теме беседы?
– Да, конечно. Мы остановились…
– Мы остановились на том, о чем мне больше нечего сказать.
– Тогда вернемся к вопросам производства. Ваша позиция относительно производства одежды, жилья, продуктов и тому подобных предметов ясна…
– Не надо передергивать.
– Что же, по-вашему, должно производить общество на самом деле?
– Нынешнее? Аннигиляционную бомбу, чтобы взорвать себя. А если серьезно… Вы никогда не задумывались о том, сколько средств тратится на разработку, допустим, новых автомобилей, отличающихся только внешним видом, на создание новых виртуальных игр с эффектом присутствия, на изобретение новой косметики, которая не размажется даже при ядерном взрыве? Задумайтесь и поинтересуйтесь. Еще можете сравнить, к примеру, суммы, затраченные на постройку элитного жилья, и суммы, затраченные на восстановление жилых районов Екатеринбурга, где до сих пор не решена проблема перенаселения коммунальных квартир.
– Вы не ответили на вопрос.
Всеволод Владимирович опять вздохнул. Посмотрел на интервьюера, вздохнул еще раз. Взял со столика стакан, наполнил водой, покрутил в пальцах, поставил на место.
– Не то, что направлено на усугубление потребления. Не то, что служит для удовольствия. Вместо новых виртуальных игр и новой техники для них – роботы для выполнения простой работы на заводах, к примеру.
– И тысячи людей тут же останутся без работы.
– Да, тысячи людей смогут получить образование. На сэкономленные государством при замене работников машинами деньги.
– Допустим. А где будут работать эти получившие образование люди? Кому нужно такое количество…
– Кого? – перебил Меркурьев. – Инженеров? Ученых? Врачей? Моя бы воля, я бы ввел обязательное тестирование подростков среднего школьного возраста на определение предрасположенности к тому или иному виду деятельности. Какое количество проблем сразу решилось бы, сколько прекрасных специалистов получила бы страна через десять лет, сколько судеб не было бы сломано! Но это все мечты, к сожалению. Обществу потребителей, где новый вид туши для ресниц куда важнее, чем освоение космоса, специалисты не нужны.
Он тяжело поднялся.
– Но мы еще не закончили… – робко заметил ведущий.
– Какая мне разница, закончили вы или нет? – безразлично сказал профессор. – Я сказал все, что хотел. А у вас в программе стоит интервью со мной. И черта с два вы нарежете даже половину времени из того, что я наговорил «нейтрального». Придется либо заменять программу – а на вашем канале это не приветствуется, либо…