— Справится.
— Тогда вопросов нет. Через месяц я приеду к вам на конференцию, пусть подготовят развернутый план, мы поговорим и будем решать. Кстати, а что ты думаешь?
— У меня уже все на выходе.
— Так выдавай побыстрее. А то талантливая молодежь, — Карпухин потряс планом, — тебя обойдет.
— Пусть обходит, я только порадуюсь.
Распрощавшись с Карпухиным, Элефантов выскочил на улицу. Три дня он работал на пределе. Бесконечные министерские коридоры, двери, похожие одна на другую, встречи на разных уровнях, беседы, от которых многое зависело, споры с теми, с кем удобнее соглашаться, обидное чувство неравенства, когда невольно ждешь, что собеседник противопоставит твоей аргументации административный окрик, сразу дающий понять, кто есть кто.
Все на нервах, с постоянным напряжением.
Болела голова, хотелось есть, но усталости он не чувствовал, наоборот, ощущал эмоциональный подъем. Даже не от того, что командировка прошла в общем-то успешно; хотя значимость этого была чрезвычайно высока, она отходила на второй план по сравнению с тем, что являлось для него СЕЙЧАС более важным. Мария! Они договорились: если он окончит дела раньше срока, то прилетит к ней и ночь они проведут вместе. Шансов справиться с делами до окончания командировки было совсем немного. Но он приложил все силы, и ему это удалось. Уже опаздывая в аэропорт, Элефантов забежал в несколько магазинов. Французских духов, которые он мечтал подарить Марии, в продаже не оказалось, но зато ухитрился без очереди купить шикарный бельевой гарнитур в яркой, красочной коробочке.
Таксист гнал вовсю, но, когда они приехали, уже началась посадка в самолет, и билет ему продали на следующий рейс, вылетающий через два часа. Отсрочка огорчила Элефантова, он подошел к секции и, когда поток пассажиров иссяк, спросил у красивой, сильно накрашенной дежурной, не сможет ли она отправить его немедленно. Дежурная окинула внимательным взглядом, и, видимо, он ей понравился, потому что спросила она любезным тоном:
— А зачем вам спешить? Через два часа спокойно вылетите без лишних хлопот!
— Дело в том, что меня ждет любимая женщина. И хочется увидеть ее как можно скорей.
Элефантов сам удивлялся, что спокойно говорит такие слова постороннему человеку и не испытывает при этом ни малейшего смущения.
Дежурная посмотрела на него с новым выражением, сделала исправление в билете и пропустила к автобусу. Когда садились в самолет, она прошептала что-то на ухо стюардессе, та удивленно воскликнула: «Разве в наше время такое бывает?!» — и во время полета смотрела на Элефантова с нескрываемым интересом. От этих взглядов он чувствовал себя неловко и отворачивался к иллюминатору, хотя там ничего, кроме угольной черноты, видно не было.
На стоянке такси толпилась очередь, но расторопный дядя с лицом пройдохи, заломив невероятную цену, посадил его в оранжевую «Ладу» и, чтобы сделать поездку приятней, включил магнитофон. Стереоколонки создавали в замкнутом пространстве исключительный эффект, музыка обволакивала сознание, Элефантов расслабился и закрыл глаза.
Мария! Она была его путеводной звездой, маяком, к которому он стремился через время и расстояния, преодолевая все препятствия, встающие на пути. Сейчас они увидятся. Скучала ли она по нему? Ждет ли его с таким же нетерпением?
В окнах Нежинской света не было. Может, устала и рано легла спать?
Ведь уже почти одиннадцать! Поднимаясь пешком по лестнице, он ощутил сильное волнение, когда звонил в дверь, волнение усилилось. Никакого ответа. Нет дома? Но они же договорились! Или наоборот — дома, но не одна?
Его бросило в жар.
К будке телефона-автомата он подошел с ужасным настроением. Сейчас все выяснится. Если ее нет у матери… Уже заранее он чувствовал себя обманутым и обокраденным.
— Алло, — родной голос Марии мгновенно стер мрачные мысли, Элефантов ощутил острую радость, прилив сил и угрызения совести за то, что мог думать о всяких глупостях.
— Здравствуй, Машенька!
— Здравствуй.
Печаль в ее голосе вновь заронила в душу тревогу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Как дела, родная?
— Не очень хорошо. Неприятности…
— Что случилось?
— Потом расскажу.
— Так ты будешь ночевать у мамы?
— Наверное…
В голосе он уловил неуверенность.
— Или все-таки подъедешь?
— Ну хорошо… — произнесла она после чуть заметной паузы.
— Жду тебя, дорогая, целую!
Обуреваемый сложными чувствами, Элефантов сел на скамейку чуть в стороне от дома. Раз Мария ради него идет через ночной город, значит, она любит! Между ними уже существует незримая связь, и ее сдержанность и немногословие он напрасно принимает за холодность. От этих мыслей стало хорошо и спокойно. Но что за неприятности? Ведь ему почти ничего не известно о ее жизни. Как она проводит время без него, чем интересуется, что ее радует и печалит… Он не решался расспрашивать, боясь спугнуть преждевременным любопытством то тонкое, едва ощутимое, что их объединяло. Но, с другой стороны, она-то должна испытывать потребность поделиться с ним своими заботами? А если нет, значит, она ему не доверяет…
Но почему?
Как бывало почти всегда, размышления о взаимоотношениях с Марией вызывали у него горький осадок своей шаткостью и неопределенностью. Ночной ветерок продувал насквозь, и Элефантов поежился.
Вдали показалась пара, Элефантов не обратил на нее внимания, но, когда они подошли ближе, в девушке он узнал Марию.
Вот тебе на! С кем это она? С Эдиком? Или с кемлибо еще, неизвестным ему, Элефантову, но имеющим на нее достаточные права? Откуда он взялся?
Находился в гостях у Варвары Петровны и пошел ее проводить? А у Марии не было повода отказать?
У него опять стало муторно на душе. Ситуация складывалась совершенно нелепая. Если сейчас они как ни в чем не бывало поднимутся к Нежинской… Да нет, она этого не допустит, она же знает, что он здесь и ждет… Но она тоже может быть связана обстоятельствами, возможно, потому у нее и был такой грустный голос. Элефантов сжал зубы. Еще никогда неопределенность его положения по отношению к Марии не проявляла себя так наглядно.
Пара подошла поближе, и Мария протянула парню руку, но тот покачал головой и пошел с ней дальше. Свет фонаря высветил его лицо — Элефантову оно было незнакомо. Кто же это?
Они подошли к дому, Мария снова попыталась распрощаться, и вновь ее спутник не захотел этого сделать, а указал на дверь подъезда. Мария возражала и осматривалась по сторонам, и вдруг Элефантов понял, что это совершенно посторонний человек, который скорее всего увязался за ней в поисках легкого приключения. У него будто гора с плеч свалилась. Ситуация упростилась до предела. Он устал, перенервничал, замерз, ему совершенно не хотелось драться, да и настроение было совсем не боевое, но этот расклад был стократ лучше любого другого…
— Мария!
Он вышел из тени и направился к ней. Мария пошла навстречу.
— Это что — уличные приставания?
Он крепко взял Марию за руку, высоко, ощутив тепло ее подмышки.
— Да, — она засмеялась. — А я ищу тебя, ищу.
Они подошли к подъезду. Парень стоял на месте. Года двадцать два, довольно нахальное лицо, кажется, нетрезв. Надо было отдать Марии портфель, но теперь этот жест мог излишне обострить обстановку.
— Он тебе ничего не сделал?
— Нет, что ты, — она весело улыбалась.
Элефантов предпочел бы обойтись без драки, но был готов в любую минуту бросить портфель и выполнить отработанную серию: раз, два, три!
— Ну, вот вы меня и проводили, — весело обратилась Мария к парню. — Как и договаривались. До свидания.
Она протянула руку, тот попрощался и молча ушел. Элефантов расслабился. Ему не понравилось, что Мария слишком приветлива с каким-то пьяным уличным приставалой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Почему ты его сразу не отшила?
— Ну а как? Он привязался в трамвае — провожу и провожу…
— Существует много способов отбить охоту к подобным провожаниям!
— Ну я же не грубиянка… Я не могу рычать на человека…