Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

   - Так что? Отказываться от позиции?

  - Могу только повторить. На основе НАШЕЙ модели надо сделать на продажу совсем новые, целое семейство, с привлечением ИХ специалистов. Только они могут сказать, какой именно вариант будут брать с удовольствием, и сколько лет. А вот проектировать БЫСТРО мы их научим. Но сколько-то, поначалу, мы можем передать в исходном варианте. Людям непритязательным. Сельским хозяевам, владельцам магазинов в глуши, и тому подобным деятелям. Они дадут рекламу среди своих, так что продать можно много. Но много - нельзя.

  - ... И что, подобные разработки придется вести по каждой ерунде?

   - И посложнее будет. Если мы действительно хотим победить. Для этого нужно учиться куда больше, чем учить. Гораздо больше. А Большой План должен предусмотреть, что понадобится сейчас, а что - потом. И в какой очередности.

   - Точно предвидеть такие вещи невозможно.

   - Насколько возможно.

   - Чудная мысль: может, - предложить Америке вооружение и боевую технику? У них-то - конца войне пока не видно...

   - Лучше не надо. Они бы-ыстро сообразят, что попросить. А эти вещи вызовут слишком много вопросов. Комплектующие, детали, материалы - это пожалуйста.

   - Товарищ Сталин. Как все-таки будем решать вопрос с репарациями? Мы поднимали вопрос...

   - Хороше. Ряд товарищей из промышленных наркоматов ставили вопрос о вывозе промышленного оборудования из Германии, Венгрии и Финляндии на производства, расположенные на юге и западе СССР. Ми с товарищами посовещались и пришли к выводу, что данная акция в прэдложенном виде является нэцелесообразной...

  Аудитория отреагировала на данное заявление сдержанным гулом. Вывоз оборудования считался делом давным-давно решенным. Само собой разумеющимся. Сталин сделал трубкой жест, призывая к тишине.

   - Ви послушайте. Думаю, ваше мнение несколько изменится. Товарищ Берович, доложите...

   - Вывозить и устанавливать у себя станки произведенные, по большей части, в тридцатые годы, - значит, обрекать себя на застой или даже отсталость. Правильно будет оставит оборудование на месте, даже, при необходимости, доукомплектовать, дать сырье, и нужную нам оснастку нового поколения просто-напросто заказать. И разработку, - с нашим, понятно, участием, - и производство. Определенный, солидный процент пойдет в счет репарации. А за остальное придется заплатить. Часть наших людей с разрушенных заводов временно послать к буржуям, пусть участвуют. Послать по оргнабору и прямо мобилизовать. У себя освоить производство комплектующих, и для этого, наоборот, привлечь свободный персонал из Германии, Чехословакии, Франции, Бельгии. Номенклатуру комплектующих постоянно и настойчиво расширять. Сделать так, - значит не сожрать за раз, не разорить, а сосать соки долгие годы: десять лет, пятнадцать, сколько надо. Дополнительная выгода здесь та, что в сорок третьем мы получим самое современное на данный момент, а в пятьдесят третьем - то, что будет самым модерновым тогда. А их, - я имею ввиду немцев, - будем держать не то, что в черном теле, а, так сказать, в сером. Позволим им модернизировать производство по последнему слову, в том числе за счет наших новинок, - но за это они будут платить из своего кармана. Сами понимаете, отдавать часть продукции даром, - значит, по сути, продавать всю продукцию дешево. При этом мы постараемся сформировать их, - пусть даже высокоразвитое! - производство по возможности односторонним, с избыточной, что ли, мерой специализации. Чтобы сохранить зависимость от нас и потом, когда наступит пора отказываться от... явно оккупационных форм эксплуатации. Так что основным их наказанием будет продажа хорошей продукции по низкой цене на протяжении долгого времени. Хотят иметь больше, пусть больше производят. Это и называется "прямая зависимость уровня жизни от производительности труда". Что потопаешь, то и полопаешь.

   - А не боишься, что тебя потихоньку переиграют? Что окажутся лучше?

   - Не исключено. Но оно, может, и к лучшему. Расслабляться не будем. Вообще немцев надо держать в виноватых долго, так, чтобы успеть содрать с них не одну, не семь, а все десять шкур. Но! Не только не морить голодом, не только не держать в нищете, но и обеспечить ясную перспективу. Стране, нации, и каждому немцу отдельно. Чтоб могли жить, в общем, как люди, с одной только разницей: за каждое благо им придется платить куда большую цену, чем остальным. Смогут процветать при таком условии - честь и хвала. И мы заранее назовем им условия, выполнение которых будет обозначать, что срок они отмотали. Осталось отбыть сколько-то на вольном поселении - и все.

   - Это с немцами сойдет. А как ты собираешься строить отношения с остальными?

   - Это гораздо, гораздо сложнее. Тут нужны люди не мне чета, а гораздо более умные и опытные. Я вообще не общался с иностранцами за исключением, понятно, пленных немцев, знаю только немецкий и очень, на самом деле, опасаюсь, что специалистов такого уровня у нас, в Советском Союзе, попросту нет. Мой доклад, как вы заметили, не более, чем мнение производственника по довольно узкому вопросу. По вопросу о глубоко ошибочном, на мой взгляд, плане репараций. Может быть, основная схема будет такой: Австрии нужен, к примеру, бензин. Правительство или частник, который подрядился организовать поставки, заказанное получает, но при этом находит и посылает людей, которые организовывают промысел нефти, или расширение и модернизацию переработки, и сами этим людям платят, сколько положено. Получив и выполнив уговоренный объем работы, получают постоянную долю продукта сколько-то лет. Ну, а мы оставляем за собой право быстро выгнать явного некудышника восвояси. И неустойку содрать. У нас ведь просто. Они работали в Татарии или в Баку, а продукт пойдет, к примеру, из Плоешти. Вообще откуда удобнее. Но все должны получить то, что хотят. Наша с вами задача, наш крест организаторов, чтобы получили, в конечном итоге, больше, чем может дать кто угодно еще. Лучше. Дешевле. Быстрее. Удобнее. А мы получили бы не меньше их. По возможности, - больше.

  Мордобой I

   - ... А и сволочь ты, Саня!

   - Знаю. Но все-таки, в данном случае, - почему? Что случилось?

   - А то! Гляжу на тебя, и удивляюсь: такой молодой, а такая сволочь! Прям ненавижу тебя. "Победители, победители...", - передразнил он гнусным голосом, - всем, значит, по справедливости, кто сколько заработает, в том числе и фрицы... А нашим что?!! В деревнях? Тем самым, что и правда победили? Опять даром работать, сколько скажут? Опять вся жизнь мимо? Опять кому угодно, только не им? Только с них? Сволочь! Вот хочешь, - так донеси. Сам все время хочу бросить все, да уйти. Сил больше нет на вас, кровососов, глядеть. Вот только все трушу чего-то, и уж сам не знаю, чего.

   - Сволочь. - Согласно кивнул Саня, потому что собеседник, хоть и тянуло от него умеренным выхлопом свежака, выходил в немалой степени прав, и от этого было особенно горько. - А ты дурак. Кто делает - не говорит, кто говорит - не делает. Ну нельзя об этом говорить! Заикаться нельзя после того, что военные вытворили! У них...

   - У вас.

   - У нас, - согласно кивнул Берович, - сейчас один главный страх. Что мужики винтовки не сложат, услыхав, что никто колхозы отменять не собирается. Пока суд да дело, а НКВД в ауте. Вот кто их сейчас может напугать? Чтоб профессионально? Вся страна кверху жопой полетит, гражданская и фрицы цветочками покажутся. Ты думал, - мы о чем-то там другом, а мы ведь, на самом деле, именно об этом сейчас говорили. Ни о чем другом не говорим. Только мнения разные. Одни говорят "зажать", а вот я говорю "занять". Только ты не слышишь.

   - Умный, да? Занять, - это как?! Чтоб еще больше работали и уж вовсе света божьего не видели бы?

  Такое он видел уже не первый раз. Нормальный вроде бы, свой, неглупый, в меру циничный мужик вдруг закусывал удила и лез, как смертник на амбразуру, как медведь на рогатину, как взбесившаяся псина - на двустволку с картечью. И не убедишь, и не сыщешь слов, и не остановишь. В этот момент особенно отчетливо понимаешь, что вот этот - по-настоящему из деревни, не сам, так папаня его землю пахал. Наступает момент, совершенно непредсказуемо, по ничтожному вроде бы поводу, когда все, что после этого, слетает, как шелуха, и наружу лезет корявое крестьянское нутро. Совершенно неистребимая тяга к некой справедливости и равенству, которого никогда не было, нет, и не будет. Как там, биш, умное слово? А: "эгалитаризм"... Гос-споди... Да что произошло-то? И тут до него дошло. В Саниной речи он услыхал, что с людьми собираются обходиться так, как он сам, в глубине души, считал справедливым: сделал - получи, сколько договаривались, подвел - не обессудь. Вот только с иностранцами. Весь ужас состоял в том, что ОНИ, среди которых нечаянно затесался Саня, оказывается, знают, как по справедливости, но только к своим, которые из колхоза, это не относится. Но, среди куда более виноватых начальников именно Саня назвал вещи своими именами и вслух, вот на нем и сконцентрировалась ненависть собеседника. Иррационально, но от этого не легче.