мои фильмы. И даже
были весьма тронуты моей несчастной любовью к Инночке Казеиновой… А дочка просто
гордилась своим безутешным страдальцем-папочкой! Приличным людям и в голову не
могло прийти, что это всего лишь художественный вымысел.
Раечка устроила для меня классную программу и все эти дни не работала, а только
находилась со мной. Мы разъезжали по всему северу страны, я снимал очередной фильм
из славного цикла: «Где я только ни бывал, чего только ни видал!». С Сережей, ее мужем, мы общались, в основном, вечерами. Хороший, достойный парень. Я очень бы хотел, чтобы их брак был долговечен. К сожалению, у них до сих пор нет детей, но я тебе уже
говорил, что жизнь делает с нами все, что хочет, и надо учиться принимать это без
лишних переживаний и волнений.
В последний день моего пребывания там Сережа позвонил из части и что-то сказал
Рае. Она ответила:
— Ты что, сошел с ума? Нет — нет, я не против, но ты потом не будешь жалеть?
А после разговора достала из кожаной шкатулки массивную, полированного золота
цепь с крупной звездой Давида и сказала, что это мне подарок от Сережи. И сколько я ни
говорил ей, что такие вещи не в моем стиле, что я и без того тронут их приемом, заставила
меня забрать это украшение с собой. В общем, я уезжал из Израиля с ощущением, что
меня там любят.
Приехал домой, а здесь во всю идет подготовка к празднику — 222-летию Херсона.
На работе у меня все нормально — гаколь бэсэдер, занимаюсь получением лицензии на
380
следующие десять лет. Пишу книгу, которая, по моим планам, должна «изменить мир».
На меньшее, как человек скромный, я решительно не согласен. На этом письмо завершаю.
Шалом, увраха! Древние говорили:
— В здоровом теле — здоровый дух!
Твой друг, Бронштейн из Херсона, утверждает:
— В здоровом теле нет ничего, кроме здорового тела. Зато здоровый дух может
вселить подлинное здоровье в любую оболочку!
Олечка, у тебя всегда был здоровый дух — дай Бог здоровья твоему телу! Если
можешь, звони в любое время домой или на работу.
В октябре я был в Москве, в начале декабря снова туда еду на неделю (с 8 по 13).
Пиши, жду, Виталий.
================
ИЗ ПИСЬМА ПОДРУГЕ ЮНОСТИ ДАЛЕКОЙ…
… Окончился день моего рождения. Поздно вечером, когда разошлись гости, а
Алла устроила зачем-то генеральную приборку, я сделал для себя «голубую минутку».
Такой, знаешь, элемент «остановиться — оглянуться», подумать над тем, где я нахожусь и
чего стою.
Моя первая жена Люся, поздравляя меня с днем рождения, сказала, что таким
людям, как именинник, нельзя желать спокойной жизни, это не их стихия, и пожелала мне
всяческих беспокойств, которые, по ее мнению, помогут скрасить мою и так далеко не
бесцветную жизнь. Но дальше она заговорила про то, что ценность любого человека
зависит от совершенных им добрых дел и предложила каждому мысленно подсчитать
свои подлинные заслуги. К чему она заговорила на моем празднике о ценности личности –
непонятно. Учитывая мою периферийную невостребованную сущность, это все равно, что
говорить о веревке в доме висельника. Честно говоря, она и раньше не отличалась
большим тактом, но озадачить людей подобной лабудой в час застолья?!
Тем не менее, эта глупая мысль засела занозой, и во время «голубой минутки» я
подумал и пришел к не очень приятным выводам.
Количество моих добрых дел оказалось катастрофически малым. Неоспоримы, вообще, только два, и это — за всю жизнь, представляешь?! Вспомнилось, как я добирался
вечером в Антоновку, где мы студентами собирали виноград, и пожалел подростка-цыганенка, дрожавшего на троллейбусной остановке от холода и прижимавшегося к своей
несчастной немолодой матери. Я снял с себя черную, из кожзаменителя, курточку и отдал
пацану. Его мать заплакала, а я так возгордился своим благодетельством, что даже сейчас
вспоминать неловко. А утром следующего дня, вспомнив, что во внутреннем кармане
куртки остались мои последние 15 рублей, очень расстроился. Такие, вот, перепады
чувств…
Припомнилось еще, как я, уже работая в Белозерском районе, зашел в аптеку за
лекарствами маме и увидел аккуратно одетую сухонькую интеллигентную старушку, которая назвала продавцу лекарство и, услышав непомерно высокую для нее цену, что-то
около трех рублей с лишним (по тем временам — полтора кг вареной колбасы), стыдливо
отказалась от покупки. Я вышел из очереди, догнал ее у входа, извинился и сунул в руку
бумажные деньги. Она растерялась, стала несмело отказываться, но я уже вернулся к
прилавку, довольный. Вот и все, Оля. Больше никаких добрых дел в моем активе не
оказалось. Даже ни одного слепого старика не перевел через дорогу, все как-то не
складывалось. Так что, милая Люсьена меня все-таки достала…
381
О своем грустном открытии я сообщил, последовательно: Алле — тем же вечером, и
своим учителям — на следующий день в учительской, когда я угощал их сладостями: кошерным тортом и некошерными конфетами и пирожными. Интересное дело: все
почему-то были ужасно возмущены, и эти, по сути, посторонние люди, стали уверять меня
в обратном. Причем, с таким пылом, что я устыдился: не выглядит ли это кокетничаньем с
моей стороны, вот, мол, глядите, какой я скромный и хороший.
Так что, по мнению коллег, мои главные добрые дела заключаются не в том, что за
мной много хорошего, а что я не делаю плохого: избегаю подлостей и пакостей, держу
слово и вообще — порядочный человек. Не маловато ли? (Меня, кстати, это несколько
уязвило: где же конкретика?).
Алла, правда, тут же вспомнила, сколько лет я помогал ее детям, да и сейчас, вроде, не избегаю это делать.
Жена раввина сказала, что община может гордиться, что есть у нас люди, которые
не боятся выступать против негодяев и во всеуслышание называть мерзавцев –
мерзавцами (имея в виду одного профашистского депутата).
В общем, тему эту я раз и навсегда решил закрыть, так как подсчетом добрых дел
должен заниматься не их «делатель», а люди, которые его знают. Что скажешь по этому
поводу? Много ли сделала добрых дел?
Ты, наверное, удивляешься, что я пишу тебе такие длинные письма. Напрасно. Я их
пишу на работе. Они наполняют мой долгий рабочий день высоким смыслом и
креативным содержанием. Так что — спасибо тебе!
Поделюсь сокровенным. Если б ты знала, какой это адский труд — быть директором
учебного заведения. Конечно, каждый понимает, как это непросто, но чтобы до такой
степени…
Я директорствую уже больше 30