Читать интересную книгу Американская трагедия - Теодор Драйзер

— Заявляю протест! — крикнул Мейсон. — Ничем не доказано, что он мог вернуться в Канзас-Сити и что родители могли взять его на поруки.

— Протест принят! — прогремел судья со своего возвышения. — Попрошу защиту при допросе свидетеля держаться ближе к делу.

— Снимаю вопрос, — отозвался со своего места Белнеп.

— Нет, сэр, я этого не знал, — все-таки ответил Клайд.

— Во всяком случае именно по этой причине, уехав из Канзас-Сити, вы стали называть себя Тенет, как вы мне говорили? — продолжал Джефсон.

— Да, сэр.

— Кстати, Клайд, откуда вы взяли фамилию Тенет?

— Так звали мальчика, с которым я играл в Куинси.

— И это был хороший мальчик?

— Заявляю протест! — крикнул с места Мейсон. — Неправильно, несущественно, не относится к делу.

— Однако он мог дружить с хорошим мальчиком, наперекор всему, в чем вы хотели бы уверить присяжных, и в этом смысле мой вопрос очень даже относится к делу, — ехидно заметил Джефсон.

— Протест принят! — загремел судья Оберуолцер.

— А вам тогда не приходило в голову, что настоящему Тенету это может не понравиться и что вы можете доставить ему неприятности, раз его именем пользуется человек, вынужденный скрываться?

— Нет, сэр… я думал, что Тенетов ужасно много…

Тут слушателям полагалось бы снисходительно улыбнуться, но публика была так враждебно настроена, с таким ожесточением относилась к Клайду, что не могло быть и речи о подобном легкомыслии в зале суда.

— Послушайте, Клайд, — продолжал Джефсон, поняв, что ему не удалось смягчить настроение толпы, — вы ведь любили свою мать, не так ли?

Протест, перепалка, и в конце концов вопрос признан допустимым и законным.

— Да, сэр, конечно, я любил ее, — ответил Клайд, но после легкого колебания, которое не прошло незамеченным: что-то стиснуло ему горло, и грудь его поднялась и опустилась в тяжелом вздохе.

— Очень?

— Да, сэр… очень.

Теперь он не смел поднять глаз.

— Она всегда делала для вас все, что могла и что считала правильным, так?

— Да, сэр.

— Но в таком случае, хоть вас и постигло страшное несчастье, как же вы все-таки могли убежать и столько времени жить вдали от матери? Почему вы ни слова не сказали ей о том, что вы вовсе не так виноваты, как кажется, и что ей не нужно тревожиться, так как вы снова работаете и стараетесь вести себя как порядочный юноша?

— Так ведь я писал ей, только не подписывался настоящим именем.

— Понимаю. А еще как-нибудь давали о себе знать?

— Да, сэр. Я однажды послал ей немножко денег. Десять долларов.

— И вы совсем не думали о возвращении домой?

— Нет, сэр. Я боялся, что меня арестуют, если я вернусь.

— Иными словами, — с особенной выразительностью отчеканил Джефсон, — вы были умственным и нравственным трусом, как сказал мой коллега мистер Белнеп.

— Я протестую против попыток растолковывать присяжным показания обвиняемого! — прервал Мейсон.

— Показания обвиняемого, право же, не нуждаются в каком-либо истолковании. Они очень просты и правдивы, это понятно каждому, — быстро вставил Джефсон.

— Протест принят! — объявил судья. — Продолжайте, продолжайте.

— Значит, Клайд, как я понимаю, так вышло потому, что вы были в нравственном и умственном отношении трусом. Но я вовсе не осуждаю вас за то, в чем вы неповинны (в конце концов вы не сами себя сделали, верно?).

Но это было уже слишком, и судья предостерег Джефсона, чтобы он впредь осторожнее выбирал выражения.

— Стало быть, вы переезжали с места на место — в Олтон, Пеорию, Блюмингтон, Милуоки, Чикаго, забирались в какие-то каморки на окраинах, мыли посуду, продавали содовую воду, работали возчиком, скрывались под именем Тенета, в то время как могли бы, в сущности, вернуться в Канзас-Сити, на свою прежнюю службу? — продолжал Джефсон.

— Протестую! Протестую! — завопил Мейсон. — Нет никаких доказательств, что он мог вернуться и поступить на прежнее место.

— Протест принят, — решил Оберуолцер, хотя в эту минуту в кармане у Джефсона лежало письмо Френсиса Скуайрса, работавшего начальником над рассыльными в отеле "Грин-Дэвидсон" в то время, когда там служил Клайд: Скуайрс писал, что, помимо происшествия, связанного с катанием на чужом автомобиле, он не замечал за Клайдом ничего плохого: юноша всегда был исполнителен, честен, послушен, проворен и вежлив. Когда случилось то несчастное происшествие, мистер Скуайрс был убежден, что Клайд мог быть лишь одним из самых пассивных его участников и что, если бы он вернулся и толком рассказал о случившемся, его бы оставили в отеле. И все это сочли не относящимся к делу!

Дальше Клайд рассказал о том, как, сбежав от неприятностей, грозивших ему в Канзас-Сити, и проведя два года в скитаниях с места на место, он наконец нашел работу в Чикаго — сначала возчиком, а потом рассыльным в "Юнион-клубе"; о том, что с первого же места, где он получил работу, он написал матери, а потом, по ее настояниям, собирался написать дяде, — и тут как раз встретил его в клубе, и дядя предложил ему приехать в Ликург. Далее по порядку изложены были все подробности того, как он начал работать, как получил повышение и двоюродный брат и начальник цеха сообщили ему существующие на фабрике правила и, наконец, как он познакомился с Робертой, а потом и с мисс X. Клайд подробно рассказал, как он ухаживал за Робертой Олден и как, добившись ее любви, чувствовал и считал себя счастливым, но появление мисс Х и ее неотразимое очарование вызвали резкую перемену в его отношении к Роберте: она все еще очень нравилась ему, но он уже не мог, как прежде, желать брака с нею.

Тут поспешно вмешался Джефсон: обнаруженное Клайдом непостоянство было слишком неприятным свойством, чтобы можно было так быстро заговорить о нем в показаниях, и Джефсон захотел отвлечь внимание присяжных.

— Клайд, — прервал он, — вы сначала в самом деле любили Роберту Олден?

— Да, сэр.

— Тогда вы должны были знать или хотя бы сразу понять по ее поступкам, что она глубоко порядочная, чистая и набожная девушка, так?

— Да, сэр, я именно так о ней и думал, — повторил Клайд заученный ответ.

— Тогда не можете ли вы в самых общих чертах, не вдаваясь в подробности, объяснить самому себе и присяжным, как, почему, где и когда возникла перемена в ваших чувствах, приведшая к отношениям, которые все мы (тут Джефсон обвел публику, а затем и присяжных дерзким, проницательным и холодным взглядом) сурово осуждаем. Если вы вначале были столь высокого мнения о ней, как же случилось, что вы так быстро дошли до столь недозволенных отношений? Разве вы не знали, что, с точки зрения всех мужчин, а также и всех женщин, отношения эти греховны и вне брака непростительны, что это преступление?

Смелость и едкая ирония Джефсона вызвали в растерянно притихшей публике беспокойное движение, — заметив это, и Мейсон и судья Оберуолцер опасливо нахмурились. Что за наглый, циничный мальчишка! Как он смеет коварными намеками под видом серьезного допроса внушать подобную мысль, в которой скрыто посягательство на самые основы общества, на религиозные и моральные устои! Вот он стоит, дерзкий, бесстрастный и надменный, и слушает ответ Клайда:

— Да, сэр, мне кажется, я это знал… конечно… но, право же, я никогда не старался ее соблазнить ни сначала, ни потом. Просто я был в нее влюблен.

— Вы были влюблены в нее?

— Да, сэр.

— Очень?

— Очень.

— И она тоже была сильно влюблена в вас?

— Да, сэр.

— С самого начала?

— С самого начала.

— Она говорила вам это?

— Да, сэр.

— А в то время, когда она переезжала от Ньютонов, — вы ведь слышали все, что говорили об этом свидетели, — вы не уговаривали ее, не старались любым способом, обманом или какими-нибудь доводами убедить ее переехать от них?

— Нет, сэр. Она сама захотела переехать. Она только просила, чтобы я помог ей найти комнату.

— Попросила, чтобы вы помогли найти комнату?

— Да, сэр.

— А почему, собственно?

— Потому, что она не очень хорошо знала город и думала, что я, может быть, посоветую ей, где найти хорошую, не слишком дорогую для нее комнату.

— И вы указали ей комнату, которую она сняла у Гилпинов?

— Нет, сэр. Я ей никаких комнат не указывал. Она нашла ее сама. (Это был в точности заученный им ответ.)

— А почему же вы ей не помогли?

— Потому что я был занят по целым дням и почти все вечера. И потом я думал, что ей самой лучше знать, чего она хочет, — у каких людей поселиться и все такое.

— А вы сами когда-нибудь бывали в доме Гилпинов до того, как она туда переехала?

— Нет, сэр.

— Были у вас с нею до ее переезда какие-нибудь разговоры о том, какую именно комнату ей следует снять — с каким входом и выходом, насколько уединенную и прочее?