Читать интересную книгу Крутой маршрут - Евгения Гинзбург

Василий Аксенов рассказывал: «Мама сначала обрадовалась, что можно заказывать завтрак в номер. „Давай попроси завтрак в камеру!“ Но потом решительно отказалась: „Нет, нет, я видела, как они подносы ставят на пол“.

У всех, у всех побывала (чуть понижая голос) – виделась и с Некрасовым, и с Синявским, и с Максимовым, и с Эткиндом. И все были к ней так приветливы.

Гриша Свирский звонил по телефону, приехать не мог – дорого.

– Обратный билет у нас был на поезд Париж – Москва. Но Вася сказал: «Поедем машиной до Кёльна. Повидаем Бёлля».

Они познакомились еще весной 70 года, когда Бёлль с женой были в Москве. Он обращался сперва к ней «фрау Гинзбург», потом «фрау Евгения», наконец просто «Эугения» или даже «Шенья». Она уверяла, что забыла немецкий, но достаточно свободно рассказывала о лагере, о немецких книгах, которые любила в детстве.

Тогда в 1970 г. Евтушенко пригласил на ужин с Бёллем Аксенова, Ахмадулину, Вознесенского, Таню Слуцкую, Окуджаву, а также Евгению Семеновну и нас.

Потом на улице, пока Вася искал такси, Бёлль сказал:

– Это была встреча с молодыми… А ведь молодыми по-настоящему, wirglich jung я могу назвать только вас. И всех моложе вы, Женя.

– Вот уж не ожидала, что Генрих Бёлль говорит комплименты старым женщинам.

– Я совершенно не умею говорить комплименты. Это правда. Я слушал, смотрел и думал: если бы я никого не знал из этих людей за столом и мне сказали бы, что двое из них долго пробыли в тюрьме, в лагере, угадай – кто? – ни на миг не подумал бы, что это вы, Женя, или этот бородатый пьянчуга…

Каждый раз, когда он бывал в Москве, они встречались уже как старые друзья. И в письмах к нам он неизменно передавал ей самые нежные приветы.

– … Я сначала испугалась: как это так, билет на поезд от Парижа, а мы будем садиться в Кёльне. Но там быстро привыкаешь, распускаешься. И страхи быстро проходят. Я согласилась. Только очень тревожилась, как мы успеем: поезд в Кёльне всего шесть минут, а у нас столько чемоданов… Генрих успокаивал: «Шенья, все будет ин орднунг…»

В Лефортове в 1937 году она считала себя смертницей, ждала расстрела: «Тогда мне представлялась вся остальная земля. Я ее никогда не видела и не увижу».

Увидела. Так они встретились – Париж и колымчанка. И это один из нежданно счастливых поворотов, присущих ее жизни и ее прозе.

Что в ней изменилось? Ощутила реальность славы.

В 67 году слава была заочной. И та ей несколько вскружила голову. А эта, воспринятая непосредственно, все, что она увидела, услышала, осязала, – подействовала совсем иначе.

Она стала мягче. Щедрее. Подобрела к людям.

Как это возникло? На пути из Парижа? Или в предчувствии иного, неотвратимого пути?

Л. После возвращения из Франции она почти до середины зимы была бодрой, реже жаловалась на усталость, на боли в сердце. Хотелось верить в чудо, так же как весной 65 года мы верили в то, что чудом излечится Фрида Вигдорова.

В феврале начались боли в ногах. Такое уже бывало и в 75 году. И тогда врачи говорили, что это метастазы в костях, в суставах. А потом наступило облегчение.

Она продолжала жить в Переделкине. И дважды в день выходила на крылечко.

Одевалась медленно, постанывала. С трудом натягивала валенки. Но помощи не принимала.

– Не надо, не надо! Мне легче, когда я сама. Я чувствую, когда больнее. Ох, совсем обезножела! Господи, что это за проклятая болезнь…

Ох, где мои резвые ноженьки?! Вы слышали сегодня «Голос»? Картер опять что-то говорил о правах человека. По-моему, это одна только болтовня. Они говорят свое, а здесь делают свое. Сажают, сажают… А про Орлова, про Алика уже ничего не говорили. Нет, нет никто не помогает. Вот так же и мне никакие врачи не помогут. И пожалуйста, не спорьте. Все это ваш неисправимый оптимизм…

Но ей нужно было, чтобы с ней спорили. Она отмахивалась, когда я повторял, что она опять поедет в Париж, и на этот раз полечиться, и что Картер всерьез решил сочетать нравственность с политикой.

С начала апреля она едва могла двигаться. Однако в часы, установленные для прогулок, одевалась и сидела на крыльце, закутанная шубами, пледами. Сара каждый день приходила к ней, готовила, убирала, выводила на «сидячую» прогулку.

Врачи предписали снова облучение, обещали, что это снимет боль. Она согласилась, но лишь с тем, чтобы оставаться в Переделкине, чтобы сын каждый день возил ее на сеанс и привозил обратно.

– Без воздуха я пропаду. Воздух – мое главное лекарство.

После первых сеансов ей стало легче. Мы в апреле уехали на юг. Когда вернулись через месяц, она уже не выходила из московской квартиры.

Пришли к ней. Показалось, что не виделись годы. И в сумраке зашторенной комнаты было заметно, как она похудела. Нос и подбородок заострились, резче проступали скулы.

– Видите, что со мной сделали? Наверное, узнать нельзя. Я уже и в зеркало боюсь смотреть. Залечили эти негодяи врачи. Они меня отравили рентгеном. Облучали, будто у меня рак. И теперь уже ясно – вызвали лучевую болезнь. Я едва могу встать. Не выхожу из дому. Ничего не ем… Расскажите, как ездили, что в мире делается.

Наши рассказы она едва слушала. Снова и снова говорила о болях.

Потом за три дня она изменилась еще резче, чем за месяц. Узнавались только глаза и голос. Поцеловал ей руку: сухая, тоненькая кожа на тонких косточках. И Рая тоже поцеловала ей руку. Впервые.

Почти каждый вечер приходила кроткая, маленькая седая женщина, ее приятельница, юристка. Она стала неутомимой сиделкой. Евгения Семеновна была к ней очень привязана. Но иногда раздражалась, когда та сменяла Васю. Она не хотела расставаться с сыном. Ни на час. И никому не позволяла оставаться на ночь.

– Я не могу спать, если еще кто-то есть в квартире.

Лишь после того, как утром, пытаясь дойти до уборной, она упала в коридоре, потеряв сознание, она уже не сопротивлялась круглосуточным дежурствам.

– Я умираю, Боже, почему так мучительно? Неужели я мало настрадалась? Вот считалось, что у меня сердце плохое. Но почему же это сердце еще выносит такие муки?… У Антона всегда был при себе яд. Какая я дура, что забыла об этом. Если вы настоящие друзья, достаньте мне яду.

Узнав, что накануне она говорила о священнике, и слушая эти жалобы, я сказал:

– Женечка, а может быть, вам помогла бы молитва? Хотите, я приглашу священника?

– Священника?… Но ведь я католичка. А попа-иностранца не хочу. Хочу по-русски молиться, а русских католиков нет.

– Что вы, друг мой? И у католиков, и у православных один Бог, один Христос. Что могут значить церковные различия для настоящего христианина? Православный священник охотно помолится с вами.

Она отвернулась к стене. Долго молчала. И внезапно своим прежним голосом, только чуть глуховато-напряженным:

– А может быть, еще подождем?

– Женечка, вы меня неправильно поняли. Я говорю о молитве за здравие. Вы ведь знаете нашего друга Игоря. Этой зимой он очень тяжело болел. Некоторые врачи уже объявили положение безнадежным. Его навещал священник. Они молились вместе. И вот как раз Игорь вчера был у нас, и он хочет привести к вам священника.

– Хорошо, хорошо. Только не сейчас. Потом, когда чуть легче станет. Сейчас в меня злой дух вселился. Я всех ненавижу.

– Вот молитва и поможет вам изгнать злого духа и выздороветь.

– Какое выздоровление? Вы что, не видите – я умираю.

Священник Глеб Якунин пришел через два дня. Она стала спокойнее. То ли от молитвы, то ли от того, что начали впрыскивать пантапон. Мне больше не пришлось говорить с ней. Когда мы заходили, она была в забытьи.

Вечером 24 мая, казалось, наступило облегчение. Она сказала:

– Вася, ты не забудь, нужно заплатить за дачу. Может быть, хоть в августе я перееду. Майя, почему вы не ужинаете? Возьмите в холодильнике икру. Не начинайте новую банку, там есть открытая.

25 мая она умерла.

Иллюстрации

Евгения Семеновна Гинзбург с детьми – Василием и Антониной, Магадан, 1954 г.Евгения Гинзбург и Паулина Мясникова в Марчекане, 1952 г.Паулина Мясникова (3-я слева) с одноклассницами, Баку, 1926 г.Юля Карепова – подруга Евгении Гинзбург (1904–1994)Моложе своих студентов Евгения Гинзбург – преподаватель рабфакаУлица старой КазаниСлушатели и преподаватели рабфака в Казани, Евгения Гинзбург – 2-я во втором рядуАлеша с отцом (врач Федоров – 3-й слева во втором ряду среди коллег), 1930 г.Беличье. Заключенные врачи и медработники лагерного медпункта (Евгения Гинзбург – первая слева во втором ряду), 1944 г.Евгения Гинзбург с Павлом Аксеновым, 1934 г.Наталия Гинзбург (сестра Евгении)Наташа Гинзбург Казань, 1909 г.Евгения Гинзбург со старшим сыном Алешей, Казань, 1921 г.Документы УГБ НКВД ТАССР по аресту Евгении Гинзбург. Казань, 1937 г.Постановление от 21 октября 1949 г. об аресте и взятии под стражу Евгении ГинзбургМузыкальный работник в детском интернате, Магадан, 1949 г.Евгения Гинзбург, Магадан, 1950 г.Ее муж, доктор Антон Вальтер, расконвоированный з/к, Магадан, 1949 г.Антон и Евгения. Первое яблоко в Магадане, 1950 г.Мать и сын. (Евгения Гинзбург и Василий Аксенов), 1948 г.Василий Аксенов с Евгенией Гинзбург и Антоном Вальтером, Магадан, 1950 г.В гостях у ссыльного немца Фридриха. Третий приезд Василия Аксенова, Бухта Талая, 1954 г.Второй арест привел к наказанию вечной ссылкой (по первому делу 1937 г.)Средняя школа № 1 г. Магадана, в которой преподавала Евгения Гинзбург и которую закончил Василий АксеновИван (брат П. Мясниковой), 19 лет, Баку.В 1941 г. в Магадане расстрелян. Посмертно реабилитированМагадан, парк культуры, 101 километр, 1951 г.Антон Вальтер после отбытия срока, Евгения Гинзбург, ТоняЕлка в детдоме, 1950 г. (Евгения Гинзбург с Тоней)Постановление Магаданского областного суда от 7 сентября 1956 г. о реабилитации А. Я. ВальтераЕвгения Гинзбург во Львове, 1960 г.Справка Военного трибунала Одесского военного округа от 6 июня 1956 г. о прекращении дела А. Я. ВальтераУ могилы А. Вальтера (Кузьминское кладбище в Москве), I960 г.Тоня, Евгения Гинзбург, Василий, Виктор (родственник А. Вальтера, ныне живет в Людвигсбурге), Подмосковье. 1960-е годыЕвгения Гинзбург и Василий Аксенов, Подмосковье, 1961 г.Евгения Гинзбург с внуком Алешей, Подмосковье, 1961 г.Евгения Гинзбург. Москва, 1976 г.Справка Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР от 4 июля 1955 г. о прекращении дела Е. С. ГинзбургПаулина Мясникова на могиле Евгении Гинзбург (Кузьминское кладбище в Москве), 1998 г.Александр СолженицынПисьмо А. Солженицына в редакцию «Литературной газеты»Лев Копелев и Раиса Орлова, 1961 г.Антонина Аксенова в Форуме им. Льва Копелева, Кельн, 2000 г.Василий Аксенов, Паулина Мясникова, Антонина Аксенова (1970-е годы)Перед отъездом Василия Аксенова из России, Переделкино, 1980 г.Сцены из спектакля «Крутой маршрут» и гастрольная афиша театра «Современник»Фото из архива театра «Современник»Фото из архива театра «Современник»Фото из архива театра «Современник»Галина Волчек и Василий Аксенов после спектакля «Крутой маршрут» в театре «Современник» Фото из архива театра «Современник»Статья в газете о гастрольном спектакле «Крутой маршрут» в ГерманииФинал спектакля «Крутой маршрут» в театре «Современник» Фото из архива театра «Современник»Первый приезд Василия Аксенова в Россию.Театр «Современник», капустник после спектакля «Крутой маршрут».В театре «Современник». Посол США в России Джек Мэтлок, Паулина Мясникова, Василий Аксенов, 1989 г.Павел Васильевич Аксенов с Евгением Евтушенко (крайний слева), Казань, 1992 г.Василий. Конец 1970-х, Переделкино.Антонина Аксенова у портрета Василия работы Бориса БиргераАнтонина Аксенова, 2002 г.Антонина на репетиции с режиссером Камой Гинкасом. Театр Комедии, Ленинград, 1975 г.Антонина Аксенова в спектакле «Монолог о браке» Э. Радзинского. Театр Комедии, Ленинград, 1975 г.Одна из дочерей Антона Вальтера – Людмила. Ныне живет в Дюссельдорфе, Германия, 2001 г.Племянники Антона Вальтера – Герхард Вальтер (справа) и Виктор Бестфатер, Германия, Людвигсбург, 1999 г.Интервью Паулины Мясниковой, («Цайтунг», 1993 г.)Паулина с Ингой Вальтер (по мужу) под Калугой, 1996 г.Инга Вальтер – немка, защитила диплом по книге Евгении Гинзбург, переводила стихи Евгении Гинзбург, проводит мероприятия по теме «ГУЛАГ»Заявление А. Я. Вальтера военному прокурору Дальневосточного военного округа(также см. следующие две страницы)Лев Копелев. Москва, 1960 годыАфиша к проекту «ГУЛАГ», организованному в Германии И. Вальтер, 1996 г.

Примечания