Читать интересную книгу "Реализм и номинализм в русской философии языка - Владимир Викторович Колесов"

значит воплотить» – «и только тогда мы имеем правду образа и мифа и символа»,

отражающих «высшую ценность, которая есть святость», идеальное бытие, ибо

«то, что воплощается, преображает действительность и становится реальностью, даже эмпирической» (там же: 59).

Таким образом,

«Логос принимает чувственный образ»

в слове, и

«никогда образ не есть только средство, а всегда вместе с тем и цель» (там же: 64).

В отличие от образа, символ по роли своей финален, поскольку символ пытается

«схватить цель, указать линию будущего развития» (там же: 65),

и

«новый осмысляющий символ рождается из трансцендентного» (там же: 231) (из концепта).

С сочувствием цитируя Иоанна Дамаскина:

«Всякий образ есть откровение и показание скрытого»,

Вышеславцев утверждает, что

«поток образов, приводимых в движение любовью, может истекать только от реального существа – от космоса, от Бога, от человека» (там же: 71).

Идею образа он рассматривает в связи с исихазмом, образ неизобразимого представляя как Абсолют.

«Важно только понять, что воображение обгоняет мысль и познание в изображении неизобразимого. Еще возможен образ, символ, миф, – там, где понятие отказывает» (там же: 74).

«Сфера творческого гения есть сфера открытия и откровения» (там же: 84),

т.е. обнажения концепта в образе, поскольку

«образ как средство выражения желанного и искомого»

предваряет всякое оформление идеи в понятие (там же: 107).

Именно таким путем и можно постичь Абсолютное, поскольку

«предположение Абсолютного неустранимо. Оно очевидно, хотя непознаваемо и недоказуемо <…> Только в Абсолютном идея и реальность, essentia и existentia совпадают» (там же: 134, 137).

Гегельянство Вышеславцева проявляется и в особом внимании к диалектике движения, и в понимании формы «по Аристотелю». По Аристотелю,

«низшая категория бытия служит материей для высшей, которая является ее формой» (там же: 111).

Материя сохраняется всегда, но – «в новой форме»;

«материя противится форме, идее, искажает и омрачает ее» (там же: 104).

«Антитезис содержит в себе тезис, как форма содержит материю» (там же: 103).

Эти и другие высказывания на ту же тему характерны для понимания московскими гегельянцами категории «форма». Идея есть форма вещи.

4. Александр Александрович Мейер

(1874 – 1939)

А.А. Мейер также сторонник русского реализма, но в отличие от двух предшествующих не эмигрировал и потому попал на Соловки (в 1929 г.).

Известные московские философы осторожны в своих высказываниях и тем затрудняют историка, когда он пытается определить основную линию московского философствования. К тому же в большинстве своем такие философы – люди русские или близки по воззрениям к славянофилам, что также затушевывает их взгляды на теорию познания: их гносеология онтологична. Иное дело малоизвестные мыслители, современники их, особенно не русской, так сказать, ориентации. Действуя в атмосфере питерских философских кружков, они довольно четко излагают их усредненные представления. Таков в ряду других и Мейер.

Слово для Мейера – основной символ со многими функциями.

«Слово не произносится: произносится звук. Слово же рождается. И рождается оно в одно и то же время как звук и как мысль <…> Дело не в связи между какими-то двумя явлениями – словом и мышлением – а в их полном единстве» (Мейер 1992: VI, 213).

Полное единство понятия (мысли) и слова утверждает номиналист, и тяготение к номинализму заметно у Мейера:

«Слово рождается как звучащая мысль или как мыслимый звук – что одно и то же <…> Форма слова – не звучание (звук относится к содержанию слова, как и мысль)» (там же).

Например,

«форма Аристотеля гораздо больше прав имеет на то, чтобы быть признанной „содержанием“ какой-либо вещи, чем его материя. А еще правильнее было бы сказать, если употреблять аристотелевские понятия, что слово уже по самому существу своему есть та форма, без которой материя оставалась бы чистой возможностью, небытием. Нет никакой материи у самого слова, потому что именно словом объемлется и формуется всякая материя» (там же: 214).

Хотя под материей Мейер явно понимает «вещь», с точки зрения которой и рассматривает соотношение мысль – слово (номинализм), он утверждает в конце концов, что вещь невозможна без воплощенной в слове идеи, а это уже – реализм.

Но слово – акт, смысл говорения связан со смыслом действия, действия полезного (целесообразность изменения окружающих условий) или бескорыстного (бесцельного); именно действия второго типа «всего правильнее, мне кажется, обозначить именем символических» (там же: 215). Таким образом, слово есть «отклик реальности», оно «дано только для беседы»,

«слово всегда по самому существу своему имеет только переносное значение. Так называемое „собственное“ значение слова появляется у него уже только при техническом его использовании. Язык человеческий по самой природе своей и по своему естественному назначению метафоричен» (там же: 219).

Здесь сразу несколько утверждений. Позиция «от вещи» предполагает именно познавательный акт, данный в действии, т.е., в узком смысле, – в коммуникативном акте («в сотрудничестве с другими людьми»). О когнитивной функции языка речи нет, поскольку соединение мысли со словом происходит («рождается») в речи. Номинативное значение слова есть «техническое» его значение, которое как терминологическое отражает понятие о вещи. Более того, понятийное значение как содержательную форму слова Мейер называет «техническим использованием слов», «технической полезностью слов», лишь в той мере, в какой они выражают «логическое понятие, обобщающее частности» (там же: 219). «Огненное сияние мысли-слова» состоит не в понятийном, а в символическом «использовании» того, что дано от природы (φυσει). Образцом использования таких слов являются слова индусские или еврейские:

«в еврейском сознании слова текут, как влага, подвижные, быстрые» (там же: 225).

Слова уже готовы как символы явленных идей, потому что в основе всякого слова символ, необходимый для общения (там же: 222).

Отклоняя идентифицирующее (понятийное) значение как несущественное, Мейер останавливается на символе и образе. Для него это не содержательные формы слова, а иерархически соотнесенные уровни слова. Собственное значение (предметное, по существу: денотат) у понятия соотносится с метафорическим значением образа (собственно значение: десигнат) и только совместно создает основной для автора тип значения – символ как соединение денотата и десигната (экстенсионала и интенсионала): образное понятие – символ – и есть осуществленность концепта в понимании Мейера.

«Символ есть прямой непосредственный отклик жизни, не менее реальный и не менее (а