Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветер стихает, и в наступившем безмолвии чутких слух первобытных людей улавливает очень далекие звуки. Внезапно предводитель подает негромкий сигнал - все замолкают, настораживаются и застывают в неподвижности. До них вновь доносится вой, но более громкий, чем раньше, - шакалы нашли первый лоскут кожи, и, судя по рычанию и визгу, между ними завязывается драка. Предводитель улыбается и делает знак остальным продолжать работу. Некоторое время спустя рычание и щелканье зубов раздаются еще ближе. И вновь люди внимательно прислушиваются. Внезапно мужчина, который первым хотел вернуться к оставленному мясу, оборачивается и напряженно вглядывается в лицо предводителя. Тот с удовлетворенной ухмылкой слушает рычание дерущихся шакалов. Теперь, наконец, второй мужчина понимает его намерение. Схватив пару почти дочиста обглоданных ребер, он с улыбкой подходит к вожаку, толкает его локтем, издает лающие звуки, подражая шакалам, а затем идет с костями в том направлении, откуда они только что пришли. В шагах тридцати от стоянки он нагибается, кладет кости на землю, потом выпрямляется и вопросительно смотрит на предводителя, который с интересом следит за его действиями. Они ухмыляются друг другу и неожиданно разражаются громким беззаботным хохотом, точно двое современных мальчишек после удачной шалости.
Уже наступила темнота, на стоянке пылает костер. Предводитель снова делает остальным знак замолчать. Из мрака доносится хруст разгрызаемых костей, и внезапно отблеск костра освещает шакала, упоенно пожирающего свою долю ужина. Шакал поднимает голову и опасливо поглядывает на них, но все сидят неподвижно, и он вновь принимается грызть, а они продолжают тихонько наблюдать за ним. Поистине эпохальное событие - впервые человек покормил полезное животное! И когда люди укладываются спать, их всех охватывает такое ощущение безопасности, какого они давно уже не испытывали.
Проходят века. Сменяется много поколений. Шакалы становятся все более ручными и смелыми. Они собираются вокруг стойбищ большими стаями. Люди тем временем научились охотиться на диких лошадей и оленей, а шакалы изменили некоторые свои привычки. Если прежде они днем прятались и только с темнотой рисковали выходить из густого кустарника, то теперь самые умные и смелые из них превращаются в дневных животных и следуют за людьми, когда те отправляются на охоту. И вполне возможно, что однажды, когда охотники гнались за жеребой кобылой, которую они ранили копьем, произошло что-нибудь вроде нижеследующего. Люди радостно возбуждены, так как уже довольно долго голодали, и шакалы, которым все это время от них ничего или почти ничего - не перепадало, сопровождают их с особым усердием. Ослабевшая от потери крови кобыла прибегает к обычной хитрости затравленной дичи и скрадывает след, то есть возвращается на какое-то расстояние назад, а затем скрывается в кустарнике, расположенном в стороне от ее прежнего следа. Этот прием часто спасал почти обреченную жертву, да и теперь охотники в недоумение останавливаются там, где следы внезапно обрываются.
Шакалы сопровождают людей на почтительном расстоянии, все еще опасаясь приблизиться к шумным охотникам. Идут они по следу людей, а не кобылы, поскольку им нет никакого смыслы гнаться за такой крупной дичью - ведь они сами справится с ней не могут. Однако у этих шакалов, нередко получавших от людей кусочки добычи, вырабатывалось к запаху мяса особое отношение, и в то же время такой вот кровавый след постепенно стал связываться в их мозгу с близкой кормежкой. Сегодня оголодавшие шакалы особенно возбуждены запахом крови, и вот происходит нечто, кладущее начало новым отношениям между человеком и его шакальей свитой: ведущая стаю старая самка с поседелой мордой замечает то, чего не заметили люди, - разветвление кровавого следа. Шакалы сворачивают и идут по следу самостоятельно; охотники сообразив наконец, что произошло, так же возвращаются назад. У того места, где след раздваивается, они слышат в стороне завывание шакалов, спешат на звук и видят кровавые пятна там, где шакалья стая утоптала траву. И тут впервые складывается будущей порядок преследования дичи - впереди собак, за ней человек. Шакалы быстрее людей настигают жертву и вынуждают ее остановится.
Когда собаки загоняют крупную дичь, в дело вступает особый психологический механизм: затравленный олень, медведь или кабан, бегущий от человека, но готовый драться с собаками, приходит в ярость из-за назойливости этих более слабых преследователей и забывает про главного врага. Усталая кобыла, которая видит в шакалах только стаю тявкающих трусов, принимает оборонительную позу и яростно бьет передним копытом того из них, кто рискнул подойти слишком близко. Тяжело дыша, кобыла описывает круг, вместо того чтобы бежать дальше. Тем временем охотники, которые слышат, что шакалы теперь сосредоточились в одном месте, вскоре добираются туда и бесшумно окружают добычу. Шакалы быстро отбегают, но так как им никто не угрожает, они остаются. Их предводительница, уже ничего не боясь, кидается на кобылу с яростным лаем, а когда та падает пораженная копьем, свирепо вцепляется ей в горло и отбегает, только когда к туше подходит вождь охотников. Этот человек - возможно, праправнук того, кто первым бросил шакалам кусок мяса, - распарывает брюхо кобылы и вырывает кишки. Не глядя на шакалов (это подсказывает ему интуитивный такт), он бросает кишки не прямо им, а чуть в сторону. Седая самка испуганна пятится, но, заметив, что человек не делает никаких угрожающих жестов, а только издает дружелюбные звуки, вроде тех, которые часто доносились до их ушей от костра, вцепляется в теплые внутренности. Зажав их в зубах и торопливо проглатывая кусочки, она настороженно оглядывается на человека, а ее хвост вдруг начинает двигаться из стороны в сторону. Впервые шакал завилял хвостом при виде человека, еще на один шаг приблизив заключение вечной дружбы между людьми и собаками. Даже такие умные животные, как хищники семейства собачьих, не сразу обретают абсолютно новый тип поведения, каким бы благотворным ни был первый опыт. Для этого требуется, чтобы в психике животного образовались определенные связи в результате многократного повторения одной и той же ситуации. Возможно, прошло несколько месяцев, прежде чем эта старая самка снова побежала впереди охотника за животным, проложившим ложный след. И пожалуй, только ее отдаленный потомок научился постоянно и целеустремленно вести за собой охотников к затравленной добыче.
В раннем неолите человек, по-видимому, переходит к оседлому образу жизни. Первые известные нам жилища воздвигались на сваях - они принадлежали людям, которые ради безопасности строили их на отмелях озер, рек и даже Балтийского моря. Мы знаем, что к этому времени собака уже превратилась в домашнее животное. Черепа небольшой, похожей на шпица торфяной собаки, впервые обнаруженные при раскопках свайных поселений у балтийского побережья, хотя и неопровержимо свидетельствуют о ее происхождении от шакала, тем не менее показывают признаки одомашнивания.
Однако важно вот что: хотя в ту эпоху шакалы были распространены гораздо более широко, чем в наши дни, по берегам Балтийского моря они тогда не водились. Следовательно, можно предположить, что человек, продвигаясь на север и запад, привел с собой и собак, или полуприрученных шакалов, которые следовали за ним в его странствиях. Когда же он начал строить жилища на сваях над водой и изобрел пирогу (два нововведения, несомненно знаменовавшие значительный культурный прогресс), его взаимоотношения с четвероногими спутниками неминуемо должны были претерпеть кардинальные изменения. Вода уже не позволяла шакалам жить вокруг его стойбища, как прежде. Не могли они и охранять жилища своих хозяев от других людей, нападавших с воды. Представляется логичным, что человек, когда он впервые сменил прежнее стойбище на свайный поселок, захватил с собой и несколько наиболее ручных шакалов - тех, например, которые особенно отличались на охоте и были покладистее большинства своих полудиких собратьев, - и таким образом создал из них домашних собак в буквальном смысле слова.
Даже в наши дни разные народы содержат собак по-разному - вплоть до самого примитивного способа, когда собаки живут стаями вокруг селения и их связь с людьми носит весьма непрочный характер. Другой тип содержания собак мы находим в любой европейской деревне, где несколько собак связаны с одним домой и принадлежат одному конкретному хозяину. Вполне вероятно, что такой тип взаимоотношений выработался в процессе развития свайных поселений. Много собак там держать было нельзя, и это, естественно, должно было привести к инбридингу (скрещивание между собой двух близкородственных организмов. Постоянно применяется селекционерами-практиками для улучшения линий сельскохозяйственных животных и растений), что, в свою очередь, способствовало передаче по наследству черт подлинного одомашнивания. Два факта свидетельствуют в пользу этого предположения: во-первых, торфяная собака, обладавшая более короткой мордой и более выпуклым черепом, несомненно, представляет собой одомашненную разновидность шакала, а во-вторых, кости этих животных удавалось отыскать почти исключительно среди остатков свайных поселений.
- Содержание и дрессировка служебных собак - Ф. Лужков - Домашние животные
- Курс теории дрессировки собак. Военная собака - Всеволод Языков - Домашние животные
- Такса - Виктор Барановский - Домашние животные
- Трудные собаки - Барбара Вудхауз - Домашние животные
- Бультерьер - Дитер Флейг - Домашние животные