Присев на корточки, я коснулся мягкой серой чешуи. Протягивать руку было нельзя — это слишком походило бы на «дай лапку, песик!».
— Я очень тебе рад, счетчик, — сказал я. — И не обижайся на «счетчика». Это комплимент. Ты ухитрился сосчитать самую важную для меня задачу — и сохранить результат. Помнишь, ты спрашивал, как люди примут вашу расу? Я не знаю, как люди… я — твой должник. Или друг. Как тебе больше нравится.
Привстав на задних лапах, счетчик вытянулся к моему уху. Шепот был едва уловим.
— Звезда, которую вы называете Спика. Газовый гигант — он один в системе. Газовый гигант, опоясанный кольцом.
Меня обдало жаром. Это был не просто жест отдельного рептилоида по отношению к отдельному человеку.
— Спасибо. Ты тоже знаешь, где мой дом.
— Решил открыться и Петру, Карел? — спросил дед. — Давай. Не бойся. Он умеет хранить тайны.
Пасть рептилоида щелкнула. Он колебался так ярко и зримо, что у меня не осталось сомнений — это не игра в человеческие эмоции, это бушующая в нем борьба. Битва, длящаяся веками по его внутреннему времени…
— Мы не живые, Петр.
Дед кивнул, глядя на мое обалдевшее лицо.
— Газовые гиганты не рождают жизнь. Мы потомки того, что было машиной. Машиной из Тени.
Живые компьютеры космоса! Ага!
Счетчики!
Поразительное умение общаться с машинами, явное отсутствие потребности в дыхании и пище! Невозможность симбиоза с Куалькуа!
Как я не понял этого раньше?
Счетчик ждал, вглядываясь в мое лицо.
— Это ничего не меняет, Карел, — сказал я. — Совсем-совсем ничего.
Все в домике было новеньким и носило столь яркий отпечаток дедовских привычек, что я не удержался от вопросительного взгляда.
— Под меня сделали, — развалившись в кожаном кресле, сообщил дед. — Без вопросов. Удобно, знаешь, нет возни с идиотами сантехниками, блуждания по магазинам с балбесами-продавцами…
Я кивнул. Отношение деда к работникам «сферы обслуживания» было мне хорошо известно.
— Похоже, ты решил надолго обосноваться…
Дед протестующе поднял руку:
— Петя, я решил дожидаться тебя. Я надеялся, что рано или поздно…
— Мне достаточно было двух дней, — сказал я.
Маша и Кэлос остались в саду. Им хватило деликатности дать нам время, что неудивительно для Кэлоса, но по-прежнему странно в Маше.
Сквозь полуоткрытую дверь я видел спальню. Блин. Ну надо же. Зеркальный потолок, огромная кровать — раньше дед насмешливо называл такие «Ленин с нами», какие-то хрустальные финтифлюшки на стенах, картины, цветы…
— Неужели полностью удовлетворили твои вкусы? — спросил я.
Дед проследил мой взгляд и смутился.
— Пит… черт возьми, да ты же не ребенок… можешь понять, что такое — обрести молодость?
— Чисто умозрительно. Дед, ладно. Оставим это. Расскажи лучше, как все произошло? Где вы были с Машей? Как ты ухитрился за пару дней добраться до руководства Торговой Лиги?
— Стоп! — дед притормозил меня. — По порядку, ладно?
Трудно было называть его дедом. Хотелось — как тогда, на крейсере Алари, закрыть глаза и вспомнить прежнего Андрея Хрумова. Но я не поддался искушению. Это — навсегда. Дед теперь будет таким.
— Вначале мы попали в очень своеобразный мир… Маша рассказала?
— Ты знаешь, нет. Я лишь понял, что ей там сильно не понравилось.
— Еще бы. Понимаешь, в чем проблема… я не люблю чужих как класс. Как общественные структуры, построенные на совершенно иных моральных принципах. К отдельным представителям чужих я готов относиться более чем положительно. А Маша не приемлет чужих как личности, какая-то идиосинкразия к нечеловеческому облику… Ладно, это лирика, к тому же тебе известная. Так вот, Пит, я понял, что такое Тень, еще на той бродячей планете. Как транспортная сеть Врата годятся не больше, чем микроскоп для заколачивания гвоздей. Их слишком много в каждом мире — и в тоже время слишком мало для настоящего удобства перемещений. Расстояние в полсотни километров — уже перебор для транспортной сети в человеческом понимании. Да и напугать твоих приятелей-Геометров могло лишь одно — миры, в которых их героические регрессоры будут пачками дезертировать. Не гибнуть в борьбе, не теряться среди миллионов миров — а именно дезертировать, презрев все, вколоченное воспитанием. Давай подумаем, что может вынудить к массовой… хм, скажем — эмиграции, тысячи людей? Людей, как бы там ни было, непохожих друг на друга! Вся унификация Геометров остается на поверхности, а в глубине-то — старая история. Один втайне пишет стихи и читает их компьютеру, другой стыдливо мечтает о славе и почестях, о мягкой кушетке в зале Мирового Совета, третьему хочется — ай как хочется — чтобы любимый Наставник отстегал его розгой по мозолистым регрессорским ягодицам…
Дед хихикнул, довольный завернутой фразой.
— Ну невозможно унифицировать человека! Ни в сторону дьявола, ни в сторону ангела! Все они остаются разными. Значит, и ловушки для них должны быть непохожими, да к тому же и срабатывающими быстро и неотвратимо. Каждому — простор для самовыражения. Кто-то из пропавших Геометров до сих пор регрессорством занимается… бедняги, нашелся и для них мир, уставший от технического развития, желающий керосиновых ламп, рыцарских турниров и вольной охоты за мохнатым мамонтом. Все это элементарно просчитывается, Пит. Так что фокус с Вратами меня не удивил. Я больше от того смутился, что Маша осталось со мной. Да еще от того, что по-прежнему был в теле счетчика.
— Так ты надеялся вернуть себе прежний облик?
— Конечно. Иначе я бы во Врата не полез. А мирок, куда мы попали, и впрямь оказался любопытный…
Дед пожевал губами. Стариковская гримаса на лице крепкого мужика выглядела карикатурой.
— Это был мир метаморфов, мой мальчик. Планета, чьи жители играли со своим обликом, как дорвавшаяся до денег красотка с платьями и косметикой. Зрелище любопытное… Машу оно привело в ужас. Ты понимаешь, ей все-таки надо было убедиться, саму себя успокоить — кто же я на самом деле? Муляж Хрумова в теле рептилоида, или настоящий «Андрей Валентинович»… Она и пришла в мир, где могла сделать выводы. А мне этот мир нужен был, чтобы снова обрести человеческий облик.
— Может быть, не только поэтому вы оказались вместе?
Дед отвел глаза.
— Возможно. Я чувствовал, что она в панике. И я ожидал чего-то подобного… В общем — мы были вместе. Насмотрелись всякого. От простых оборотней — люди-тигры, люди-птицы, ихтиандры всякие… и до экзотики. Идет существо, Петя. Вроде бы человек. Вот только две головы… влюбленные это, понимаешь? Вместе навсегда, до первой ссоры. Этакий милый гермафродит, воркующий сам с собой. Захотели — и слились. Теперь ходят в непрерывном оргазме. А есть и следующий этап. Ползет по равнине холм. Гора бурой плоти, вся в морщинах, трещинах, слизь какая-то сочится — не бесцельно, а для снижения трения. Туша тонн в пятьдесят. Это — семья. Мама, папа, детки, старички-родители, кузены и кузины, внучатые племянники… Что там внутри делается — не знаю. Может быть, и ничего. Абсолютно самодостаточное существо, очень, кстати, дружелюбное и любопытное. Ты понимаешь, Петя, никто на нас не нападал. Не пытались съесть или ассимилировать. Общались, помогали. Когда выяснилось, что в теле рептилоида есть еще один разум… Мне сделали тело. И Карел, спасибо ему, вогнал туда мое сознание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});